В четвертом поколении - Айзек Азимов

Айзек Азимов

В Четвертом поколении

Вскоре после выхода "Современного волшебника" Роберт П. Милл сменил мистера Бушера на посту редактора журнала "Фэнтези и научной фантастики" ("F&SF").

Мистер Милл оказал мне величайшую в моей писательской карьере честь, предложив вести в "F&SF" ежемесячную колонку. Подобное случалось лишь однажды, когда мистер Кэмпбелл развернул дискуссию, приведшую к появлению «Сумерек». Начиная с ноябрьского номера за 1958 год, в котором вышла моя первая статья, я трудился не покладая рук месяц за месяцем, и сейчас, когда я пишу эти строки, близится десятая годовщина моей деятельности в качестве ведущего ежемесячной колонки.

Из всего, что мне приходится писать, беллетристики и не беллетристики, взрослой и юношеской прозы, статьи для "F&SF" доставляют мне наибольшее удовольствие. Я никогда не обращался в них к мистеру Миллу иначе как "Добрый редактор".

Как бы то ни было, однажды после обеда мистер Милл сказал, что несколько раз в течение дня видел по самым разным, не имеющим друг к другу отношения поводам, имя Лефковиц. Сие показалось ему забавным совпадением, и он поинтересовался, могу ли я сделать из этого рассказ. Я, как всегда в своей легкой манере, бросил "Конечно!" и немного поразмышлял на предложенную тему.

В результате появился рассказ, который я рассматриваю как благодарность мистеру Бушеру. Видите ли, Бушер был истовым католиком. (Я вынужден писать «был», ибо в апреле 1968 года, к великому прискорбию всех, кто его знал, Бушер скончался. Он был настолько добрым человеком, что его любили даже отвергаемые им авторы, причем в тот самый момент, когда он их отвергал. На свете не существует более жесткого теста на истинную любовь.) А поскольку мистер Бушер был искренним католиком, над "F&SF" во времена его руководства витал дух католицизма — всегда, впрочем, приятный и либеральный.

Поэтому я решил отдать дань редакторской деятельности мистера Бушера и попытался воспроизвести этот чудесный аромат на страницах моего рассказа. Я не смог придать ему католического привкуса, поскольку сам не являюсь католиком. Но я сделал это единственным доступным мне способом. Я написал еврейский рассказ. Полагаю, это единственный еврейский рассказ, который я когда-либо хотел написать.

Вот так упоминание мистером Миллом имени Лефковица привело к созданию "В четвертом поколении".

В десять часов утра Сэм Мартен выбрался из такси, как всегда пытаясь одной рукой открыть дверь, второй придержать портфель, а третьей вытащить бумажник. Поскольку у него было всего две руки, задача была трудновыполнимой. Он уперся в дверь коленом и беспомощно захлопал себя по карманам, пытаясь найти бумажник.

По Мэдисон-авеню непрерывным потоком неслись автомобили. Красный грузовик неохотно притормозил на перекрестке и, как только сигнал светофора сменился, рывком дернулся вперед. Надпись на его боку извещала безразличный мир:

"Ф. ЛЕФКОВИЦ И СЫНОВЬЯ.

ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ ОДЕЖДОЙ".

"Левкович", — рассеянно подумал Мартен и вытащил наконец бумажник. Запихивая портфель под мышку, он бросил взгляд на счетчик. Доллар шестьдесят пять; у него три по одному, две единички отдаст, останется одна… нет, так не пойдет. Бог с ним, лучше разбить пятерку и дать двадцать центов на чай.

— Ладно, дружище, — сказал он. — Бери доллар восемьдесят.

— Спасибо, — бросил водитель с профессиональным равнодушием и дал сдачу.

Мартен запихал три доллара в бумажник, положил его в карман, подхватил портфель и влился в людской поток, понесший его к стеклянным дверям.

"Левкович?" — подумал он неожиданно и остановился. Прохожий едва увернулся от его локтя.

— Простите, — пробормотал Мартен и снова двинулся к дверям.

Левкович? На грузовике было написано по-другому. Там было Лефковиц. Почему он подумал «Левкович»? Ну, допустим, менять «Ф» на «В» он приучился на уроках немецкого в колледже, но откуда взялось окончание "ич"?

Левкович? Он постарался отделаться от глупых мыслей. Стоит расслабиться, и эта фамилия привяжется к тебе, как назойливая мелодия.

Думай о делах! Он пришел сюда переговорить за утренней чашкой кофе с этим типом, Нэйлором. Он пришел, чтобы добиться перечисления денег по договору и начать плавный финансовый подъем, который позволит ему через два года жениться на Элизабет, а через десять лет перебраться в пригород и стать состоятельным отцом семейства. Сейчас ему двадцать три. Будущее рисовалось Мартену в радужном свете.

С выражением суровой уверенности на лице он вошел в холл и направился к кабинкам лифта, краем глаза следя за белыми буковками указателей.

У него была странная привычка разглядывать надписи и номера кабинетов на ходу. Он всеми силами старался не замедлять движения и уж не дай Бог совсем остановиться. Читая на ходу, уверял себя Мартен, он поддерживает впечатление человека знающего и уверенного в себе, а это чрезвычайно важно для того, кто работает с людьми.

Ему была нужна компания «Кулинэттс» — удивительное, странное слово. Фирма специализировалась на мелких кухонных принадлежностях, и им очень хотелось, чтобы название было значительным, женственным и игривым одновременно.

Глаза его пробежали по всем «М» и пошли дальше: Мандел, Ласк, "Липперт Паблишинг" (целых два этажа), Лафковиц, Кулинэттс. Вот они — 1204. Десятый этаж. Отлично.

Затем он все-таки остановился, потоптался на месте и вернулся к указателю, словно последний приезжий.

Лафковиц?

Странное написание.

Он не ошибся. Лафковиц, Генри Дж., комната 701. Через «А». Нет, так не пойдет. Бесполезно.

Бесполезно? Что бесполезно? Мартен решительно потряс головой, словно желая ее прочистить. Черт, да какое ему дело, как они пишутся!.. Он нахмурился, развернулся и торопливо зашагал к лифту, который захлопнулся перед самым его носом.

Открылась соседняя дверь, и Мартен быстро заскочил в кабину. Сунув портфель под мышку, постарался придать себе живой и энергичный вид. Вот он — молодой, способный, исполнительный. Надо произвести впечатление на этого Алекса Нэйлора, с которым он общался только по телефону. Если убиваться по поводу всяких там Левковицев и Лафковицев…

Лифт бесшумно остановился на седьмом этаже. Молодой человек в рубашке с коротким рукавом вышел из кабинки, удерживая в руках поднос с тремя чашками кофе и тремя сандвичами.

Когда двери начали закрываться, в глаза Мартену бросилась надпись на рифленом стекле кабинета:

"701 — ГЕНРИ ДЖ. ЛЕФКОВИЧ. ИМПОРТЕР".

В следующую секунду дверцы лифта отсекли его от седьмого этажа.