Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон - Роберт Лейси

Роберт Лейси

КНЯГИНЯ ГРЁЗ

История голливудской актрисы, взошедшей на трон

Дорога из Ля-Тюрби

Было около десяти утра, понедельник, 13 сентября 1982 года. Жандарм Фредерик Муньяма в это время выходил из булочной французской горной деревушки Ля-Тюрби. Молодой полицейский обожал кофе с горячими булочками. Сейчас он с рогаликом в руке торопился назад в полицейский участок. Через деревню со стороны Рок-Ажель катил коричневый «ровер». Рок-Ажель — загородная резиденция князя Ренье и княгини Грейс. Машина остановилась, попуская перед собой молодого полицейского, и Фредерик Муньяма разглядел, что за рулем не кто иной, как сама Ее Высочество княгиня Грейс.

Она улыбнулась жандарму. Ее семнадцатилетняя дочь, принцесса Стефания, сидела рядом с матерью на пассажирском сиденье. Княгиня Грейс внешне уже мало походила на прежнюю кинозвезду — тоненькую проказницу Грейс Келли, прибывшую в Монако почти тридцать лет назад. Кинозвезда Грейс с тех пор заметно располнела. Но все равно в ней оставалось былое очарование, тот знаменитый, свойственный ей элегантный лоск, и Муньяма, переходивший деревенскую улицу перед живой легендой, не удержался и машинально коснулся пальцами козырька форменного кепи, кивком отдавая ей честь.

Вернувшись к себе в участок, Муньяма едва успел положить рогалик на свой рабочий стол, когда в его кабинете раздался телефонный звонок. На крутом повороте горной дороги CD-37, ведущей от Ля-Тюрби к Монако и берегу моря, сорвалась вниз какая-то машина. Муньяме надлежало немедленно прибыть на место происшествия.

С тех пор, как он вышел из булочной, не прошло еще и десяти минут. И вот теперь молодой полицейский вместе с напарником на всей скорости мчался вниз по горному серпантину, включив на полную мощь сирену и голубую мигалку. Чтобы добраться до рокового поворота, полицейской машине потребовалось около пяти минут. Когда Муньяма склонился над отвесным краем дороги, он сумел разглядеть лишь серое пыльное брюхо автомобиля, валявшегося вверх колесами возле какого-то домика посреди сада с цветочными клумбами. Возле машины уже собралось несколько людей (четверо или пятеро, выбежавших, должно быть, из домика), и когда полицейский наконец-то добрался до места аварии, он застал их все там же — они пытались унять рыдания, сотрясавшие плечи несчастной девушки.

— Sauvez Maman! — причитала она. — Sauvez Maman![1]

Пристально взглянув на исковерканные останки машины, Муньяма понял, что перед ним тот же коричневый «ровер» княгини Грейс, который он видел не более пятнадцати минут назад. Заглянув внутрь через одну из уцелевших дверей, жандарм рассмотрел и саму княгиню. Она лежала на спине, и крыша перевернутой машины словно служила ей ложем. Одна нога неестественно вывернута, глаза закрыты, сама княгиня — без сознания. Никаких следов крови. Еще не мертва, но с другой стороны — уже без каких-либо признаков жизни.

Последующие двадцать девять часов для Фредерика Муньямы и его сослуживцев — судебных экспертов и следователей жандармерии — превратились в нескончаемое бдение без сна и отдыха (замеры дороги, опрос свидетелей, расчет возможного движения автомобиля) и все с единственной целью — разгадать непостижимую уму загадку как все произошло, кто из женщин сидел за рулем и не обошлось ли здесь без диверсии? На протяжении всего этого времени из головы Фредерика не выходила княгиня Грейс. Вот она, улыбаясь, тормозит, чтобы пропустить перед собой его — молодого жандарма, направляющегося к себе в участок с рогаликом в руке.

Впервые она вела машину по этим холмам, когда ей было двадцать четыре. Тогда Грейс приехала сюда на съемки фильма Альфреда Хичкока «Поймать вора». Спустя год она вернулась в Монако для участия в кинофестивале, а еще через год — чтобы выйти замуж за князя. Было это в апреле 1956-го, и Грейс Келли, кинозвезда, находилась в зените своей славы. У нее была пружинящая походка и редкое умение располагать к себе окружающих. Блондинка с изящно очерченным овалом лица, Грейс, можно сказать, обладала почти что идеальным набором нордических черт в сочетании с тем, что обычно принято называть американским эталоном красоты. В начале нынешнего века благородные европейские семейства имели обыкновение, расталкивая друг друга локтями, ловить в свои сети богатых красавиц — «долларовых принцесс». Если верить справочнику «Титулованные американцы», к 1915 году таковых насчитывалось уже несколько сотен: сорок две княгини, шестьдесят четыре баронессы, сто двадцать шесть графинь. В 1956 году Грейс Келли прибыла в Монако как голливудская версия давней традиции.

Главное, что отличало Грейс, — это отсутствие какой-либо вульгарности и в ее внешности, и в манере говорить. Она выработала свой собственный (изысканный, хотя и несколько искусственный, театральный) акцент, и, насколько было известно окружающим, ее поведение в целом тоже отличала благопристойность. Грейс, можно сказать, воплотила в себе самый заветный американский образ эпохи пятидесятых — времени правления президента Эйзенхауэра. В некотором роде она стала явлением того же порядка, что и загородные клубы, солодовое молоко и журнал «Ридерз Дайджест» (хотя, как и у последнего, одним из его компонентов был здоровый, но не чрезмерный секс — пристойный секс, секс с хихиканьем на заднем сиденье машины, однако такой, который, с точки зрения пятидесятых, представлялся довольно откровенным). В своих знаменитых ролях Грейс воплотила на экране образ авантюристки — одинокой женщины, отличавшейся, однако, определенным жизненным опытом, в сумочке которой всегда находилась ночная рубашка. Грейс была из тех молодых особ, что испытывали особое удовольствие от подобной пикантной двусмысленности. Она первой, и притом весьма страстно, целовала Кэри Гранта вместо того, чтобы терпеливо дожидаться его поцелуя.

Грейс умела делать это с улыбкой и определенной ловкостью, что придавало сцене известную благопристойность. Она умудрялась позволять себе небольшие шалости, оставаясь при этом невинным ангелочком. Альфред Хичкок, который сумел добиться от нее самой тонкой и самой прочувствованной игры, любил сравнивать Грейс Келли с покрытым снегом вулканом. Работая с ней бок о бок на съемках трех фильмов, он не раз становился свидетелем взрыва ее чувственности, которую Грейс обычно скрывала за холодным, едва ли не девственным обликом. Это противоречие прошло через всю ее жизнь. Публике обычно позволялось лицезреть лишь снег на вершине вулкана — вполне возможно, это было именно то, чего публика жаждала увидеть. Но правда Грейс Келли заключается в том, что внутренне она была полной противоположностью своему внешнему облику.