Свиданья на краю эпохи (Книга стихов) - Виктор Крамаренко

Крамаренко Виктор

Свиданья на краю эпохи (Книга стихов)

Крамаренко Виктор

Свиданья на краю эпохи

Книга стихов

БЕЛАЯ РУСЬ

Михаилу Казакову

Русь бела - и косы белые. А туманы - рушники. Зори, словно вишни спелые, Синеглазы родники.

Зеркала - озера чистые, Рощи, хлебные поля, Травы сладостно-душистые Это Родина моя.

Я взращен твоими весями, Добротой души твоей. Я живу твоими песнями, Широтой твоих полей.

По-над братскими могилами Занимается заря. Ты живи, земля родимая, Белоруссия моя.

БЕСКОЗЫРКИ

Бескозырки, как льдинки, плывут И не тают на солнце. Бескозырки не ищут приют, Они ждут своих хлопцев. Из глубоких проклятых пучин, Из просоленной лавы, Будто жены и дети мужчин На краю Балаклавы. И качаются души ребят, И кончаются силы... Бескозырки, как свечи, горят У бессмертной могилы.

ДВЕ СМЕРТИ

Прокофьева не стало... Он умер в тот же день, Когда не стало Сталина Учителя людей. А людям не сказали. И скорбному дождю Всецело завещали Пролиться лишь вождю. Две силы магнетизма Иссякли - в путь иной Ушли из ленинизма И обрели покой. Сергей Прокофьев умер, Но музыка жива. У сталинских безумий Седая голова. Развеян дым по ветру И запах табака... Ромео и Джульетта Остались на века.

* * *

Добрые лешие в нашем лесу. Я им поесть и попить принесу. Пень у костра застелю полотном, Пусть для друзей моих станет столом.

В грустной низине стелется дым. Осенью поздней холодно им. Скоро студеною станет пора, Пусть их согреет дыханье костра.

ДОМ

Нет солнца в октябре. Так пусто во дворе, Разъехались все в теплые края. Как будто под паром, Текут ручьи и дом Уносится в далекие края.

Невесел клен большой, Повинной головой Склонился над водою он бурлящею. Листву его несет Прощальный перелет К воде, куда-то к морю уходящему.

А мы стоим с тобой, Глядим на этот рой, Летящий и купающийся в бездне. Как грустно за окном Разрушен чей-то дом, Конец пришел шуршащих листьев песне.

Вот так когда-нибудь И нас с тобой сорвут Ветра, дожди и шумные потоки. Каким же будет дом, Когда с тобой уйдем? Не позабудет ли свои истоки?

* * *

Древнейшая профессия Народом не любима. Всегда шальная бестия Позорна и гонима.

Древнейшая профессия Глупа и бестолкова, Не держит равновесия: Поманят - и готова.

Безмерная, продажная, Бесчувственная страсть, Бездарная и страшная Все это - наша власть.

ЕДУ К ПУШКИНУ

В который раз к Поэту еду Просить совет, ответ держать. В который раз я на беседу Лечу, чтоб правду рассказать.

С минуты первого свиданья, С той первой книжечки святой Он покорил мое сознанье Понятной речью и простой.

Певучим слогом, дивной сказкой Проник он в душу мне тогда И вместе с материнской лаской Остался в сердце навсегда.

Он говорил мне сквозь столетье: - Ты верь, и сбудутся мечты, Пройдут печали, лихолетье, Наступит Эра Доброты.

Стоит - поэзии основа Поэта вечный пьедестал, Перехожу Тверской - и словно Я чище и сильнее стал.

Волнуюсь, будто не крещенный, Стыжусь, что не отвел беду, И сердце бьется учащенно Я в гости к Пушкину иду.

ЗВОНАРЬ

Так громко бьют колокола, Так чутко эхо отдается, Что, кажется, земля мала, И к небу перезвон несется.

Дыхание старинных стен Венчает звуки благодатью, Пресладкий, прежеланный плен Ласкает и берет в объятья.

Все громче бьют колокола, Звонарь-кудесник все пророчит. Мелодия нас увлекла, Проходят дни, мелькают ночи.

Мы оказались средь людей, В толпе, глазевшей, как мужчины У огнедышащих печей Калили колокол былинный.

Летели искры от ветрил, И храм огнями отражался, Блистал и словно говорил: - Спасибо, я его дождался!

Литейщик - парень молодой Поднялся к храму, поклонился, Рубаху скинул и водой Студеной ключевой облился.

И жадно воду стал он пить, И все чему-то улыбался. Я шагу не успел ступить, Как звон запел и разрыдался.

Он был, что вешняя вода, Но чище, ласковей, добрее. Пылал, как жаркая звезда, Дышал прохладою апреля.

Он улетал под облака, Пел соловьиною свирелью, Он был, как буйная река, И плакал раннею капелью.

И ты, любимая, дрожа, Ладони смежив, прошептала: - Ты знаешь, чья это душа Нам так возвышенно играла?

Мне кажется, что ты и я, Проникли в тайну исчислений И, по законам бытия, Должны исчезнуть во Вселенной.

Но что-то не сложилось там, Мы снова в нашем измереньи. И то же место, тот же храм, И тех же звонов песнопенье...

Но в мире горестей не счесть. У древних стен народ скопился, И поплыла худая весть: - Упал звонарь! Звонарь разбился!..

Мы шли, не чувствуя земли, Толпа нас тесно обнимала. А впереди его несли, Рука безжизненно свисала.

Крик женщин, плач, протяжный стон Соединились в скорбном вече. Но возродился прежний звон, И сами возгорелись свечи.

Остановился Крестный Ход. Все взоры к небу устремились. В оцепенении народ Смотрел, как колоколы бились.

А мы на звонаря глядим, Никак не можем оторваться. Тем звонарем литейщик был, Который должен там остаться.

Так вот кто нами управлял! Так вот в ком сила притяженья! ...Мир и беспомощен, и мал Перед игрой воображенья.

А звон гудит - дин-дон, дин-дон! Кричит, как алчущий в пустыне. Литейщик небу шлет поклон Перед рождением святыни.

ЗЕМНАЯ СПИРАЛЬ

Что ветер мне пророчит и прибой В конце эпохи - на краю земли? Дорогу, что осталась за спиной, Столетия обратно увели.

Какие силы выберут меня, Ведя отсчет от первого мгновенья? От бездны или доброго огня Они направят времени теченье?

Каким он будет, бешеный поток Летящим или бьющимся в печали? Конец - рубеж, начало и виток Все повторяющей земной спирали.

В душе моей смятенье, как когда-то, Во времена и Бога, и Пилата.

И ОТРАДА, И ГОРЕ

Мои стихи - и отрада, и горе. И кони, бегущие в дикой степи. И звезды, летящие в синее море, Натянутый нерв корабельной цепи.

Они и бегут, и летят, и звенят, И рвутся во мне, непокой оставляя. В такие минуты я буду распят, Свои неудачи в ночи проклиная.

Но утром, проснувшись от судных речей, На суд, на чистилище их выставляю, Как будто ответа старинных мощей Я с кроткой надеждой опять ожидаю.

И ясно становится мне в тишине Стихи, улетевшие ночью в пространство, Уже не мои и живут не во мне, Они обретают другое богатство.

А те, что остались лежать на столе Обломки, обноски, обрубки чего-то. Удел их ничтожен - в огне и золе Молчать и пылать, согревая кого-то.

* * *

Кто скажет, что работа сгладит боль, Не верь ему, разлуки он не знает. Когда беда свет солнца затмевает И рану сердца разъедает соль, Какие краски могут поражать И радовать твои глаза и душу? Каким дыханием ещё дышать Когда удушье просится наружу? В стоп-кадре черно-белого кино Твой разум от отчаянья немеет, Ни творчество, ни старое вино Иллюзиею красок не согреет. Кто говорит: работа сгладит боль, Тот лгун, колдун или плохой психолог, Прочел он, может быть, бумаги ворох, Но не узнал таинственный пароль. Все сгладит время - вот всему венец! Утрата шрамом белым остается. И пусть все в мире вдруг перевернется, К началу жизни даст толчок конец.

* * *

Лежат у зеркала цветы, Блестят испарины. Три розы нежные, как ты, Вчера оставлены. Не смог тебя я удержать Любви не знали мы. Три розы в зеркале дрожат, Огнем окалины.

Рисует зеркало портрет Черты знакомые, Воздушный, легкий силуэт, Глаза бездонные... Слезинки капали из глаз Капель хрустальная. Глядят из зеркала на нас Цветы прощальные.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА ПО ЯЛТЕ

Нежданно опустилась ночь, Бесшумно крылья распуская. Морфея преданная дочь Еще не взрослая - смешная. Еще не гаснут огоньки Иллюминации прибрежной, Еще играют островки Веселой музыкой и нежной. Идем по набережной, вдруг Из кроны дерева большого Весь в окружении прислуг, Из королевства, из лесного, Неспешно выползает жук, Огромный, царственный и важный. За ним выносится сундук Поделок, пуговиц бумажных. Все это движется, страшит, Гримасы корчит, нас пугая. Ба, это куст в лучах дрожит, Луну и звезды отражая... Но продолжается кураж. Телеэффект. Телемонтаж. Из темноты, как из тумана, Выходит странник океана И возгорается пальбой, Мушкетным порохом зарница. - На абордаж, в атаку, в бой! Кричат раскрашенные лица. И кажется, что город наш Уже не Ялтой называют, В Гаване деньги прожигает Пиратский этот экипаж. Бочонок рома, склянки бьют, Играет все - и нож, и кружка... Осталось несколько минут До "Ореанды", но старушка Преградой стала, вот те раз, Как башня крепости старинной, Все надвигается на нас И шелестит своим сатином. А мы уже не так глупы, Чтоб верить будке театральной, Чтоб вместо горсточки миндальной Принять колючие шипы. Мы эти страхи обойдем, Нас ждет уютное местечко, Вот только перепрыгнуть речку, Которая блистала днем. А там уже Морфея дочь Найдет свое успокоенье, Обнимет нас и сгинут прочь Жуки, пираты, привиденья.

* * *

Ну, подойди же, рыжий пес, Дай почесать тебя за ухом, Уткни в мои колени нос, Дожни своим собачьим духом.

Ты, видно, братец, позабыл, Как я гулял с тобой вдоль моря, Как на рассвете нас манил В свои объятья шум прибоя.