«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего - Петр Динец

Петр Иосифович Динец

«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего

© Динец П., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Книга первая

Цесаревич

Глава 1

Я закрыл книгу и устало прикрыл глаза. Уже полночь, а завтра на работу. «Опять с утра буду как зомби», – подумал я. Есть у меня маленький фетиш: когда остается несколько страниц до конца книги, я обязательно должен их закончить, даже если, как сейчас, чувствую себя убитым после рабочего дня и знаю, что завтра с утра никакой кофе не поможет.

А что делать, если ты любишь читать? С детства глотаешь книги, и привычка читать для тебя так же естественна, как для некоторых привычка курить. Так что, заканчивая одну книгу, я автоматически начинал другую, а иногда почитывал несколько параллельно.

С утра действительно пришлось тяжело.

– По кофе? – спросил Сашок.

– Угу, – угрюмо ответил я, – без молока и много.

– Баба? – ехидно спросил он.

– Если бы, – ответил я, – так, нездоровое увлечение литературой.

– Понятно, – протянул он, но тему не продолжил. Мы с Сашкой – типичные рабочие приятели. С утра кофе вместе, в полдень обед, тоже вместе или в компании еще нескольких коллег. В пятницу пиво после работы. Вообще-то, ритуал распития пива предложил наш начальник в целях сплочения коллектива, но традиция не прижилась, и упавшее знамя подобрали мы с коллегой.

Вне работы мы не общались. Читать он не любил. Так что наши разговоры сводились к small talks, сериалам, коих мой приятель смотрел немерено, и Сашкиным же похождениям: реальным и мнимым. Мне нравились его оптимизм и жизнелюбие. Сам я относился к жизни более основательно, да и большинство моих друзей можно было смело причислить к «серьезным молодым людям». Поэтому мне импонировали беззаботные люди, даже если у нас не всегда было много общего.

Несмотря на недосып, день прошел на удивление быстро. На работе продолжался очередной аврал, и за бесконечными встречами да отчетностями день пролетел незаметно. Усталость свалилась на меня, как только я покинул офис. Спускаясь в лифте, я почувствовал опустошенность: как надувной шарик, из которого весь воздух выкачали. Прямо-таки рабочий отходняк.

Домой я добирался, как обычно, на подземке и в час пик, в набитом под завязку вагоне, так что за поручни можно было не держаться. Болтаясь в переполненном вагоне, я вспомнил о прочитанной давеча книге – биографии Николая Первого. Спорная личность. Одни считают его деспотом, другие – рыцарем самодержавия. Так получилось, что про Николаево царствие большинству известно по его началу и концу. То есть по восстанию декабристов и Крымской войне. Мало кто слышал про Русско-персидскую и Русско-турецкую (очередные) войны, про спасение Турции в борьбе против Али-паши, про подавление Польского и Венгерского восстаний. Об этом в основном знают специалисты или те, кто специально интересуется.

Многим Николаева эпоха видится как период застоя между царствованием Александра Первого с его драматичной борьбой с Наполеоном, и царствованием Александра Второго – царя-освободителя, погибшего от рук террористов. Я же думал о другом: имел ли Николай свободу выбора? Были ли его решения ошибочными или это послезнание потомков, и даже императоры не имеют свободы воли и скованы обстоятельствами?

Придя домой и наскоро поужинав дежурной яичницей с бутербродом, я засел за интернет. Прочитав книгу, люблю проверить информацию из других источников. Из любопытства и объективности ради. За что мне нравится Википедия, так это за ссылки. Начав читать одну статью, я перескакивал на другую, что давало более полную картину эпохи, начиная политическими раскладами и кончая технологиями.

Про Крымскую войну и ее героев – Нахимова и Корнилова я читал, будучи еще школьником. Гораздо меньше мне было известно про николаевских генералов: Паскевича, Ермолова и Дибича. Вот и захотел восполнить пробелы. Зависнув в интернете, я заснул только после полуночи, причем быстро, как будто свет в голове выключили. Если бы я знал, как пригодится мне любая крупица информации о времени Николая I, то всю ночь глаз не сомкнул бы, запоминая все, что смогу. Но что пользы в послезнании.

Проснулся я с удивительно ясной головой и без будильника. Без будильника, потому что кто-то тряс меня за плечо. Этот кто-то оказался седовласым старичком с большими и мохнатыми бакенбардами.

– Ваше высочество, – просительно сказал он, – вставайте, у вас классы вскорости, а вы еще не умывшимся.

Сначала мне показалось, что это розыгрыш, но быстро отогнал эту мысль. Во-первых, ни у кого не было ключей от моей квартиры, да и друзья у меня серьезные – такие не разыгрывают. А во-вторых, я знал этого старичка, да и обстановка комнаты выглядела знакомой.

Глава 2

Прошел уже месяц с тех пор, как я попал в прошлое. Мне же казалось, что прошла целая жизнь. То, что я переместился в ноябрь 1812 года, в тело Николая Павловича – будущего императора Николая I, я узнал в первый же день. Разбудивший меня Андрей Осипович, мой камердинер, помог умыться и сопроводил в классную комнату, где меня уже дожидались младший брат Михаил и Андрей Карлович Шторх – наш учитель политэкономии. Идея проводить урок политэкономии 16– и 14-летним подросткам в восемь утра была явно бредовой, плюс наш с Михаилом учитель делал это сухо и педантично, читая нам по своей печатной французской книжке, ничем не разнообразя этой монотонии.

Как оказалось, мое сознание наложилось на память реципиента, что очень мне помогло. Так как я помнил события и людей из жизни настоящего Николая и только поэтому не спалился. Узнавание людей и событий, с ними связанных, приходило само собой. Как будто кто-то подсказывал из-за плеча. Но все это происходило у меня в голове совершенно безотчетно. Странно, но я почему-то поверил в то, что произошло, практически моментально, и меня охватил ужас. Не ужас стать разоблаченным, а ужас одиночества. Мои родные и друзья, вся моя прежняя жизнь в один миг, без предупреждения, оказались в прошлом, то есть в будущем. Мир в одночасье изменился. Ведь уровень технологий значительно определяет бытие, а я переместился на двести лет в прошлое, в мир без интернета, телевизора, телефона, да и вообще, без многого того, что составляет нашу жизнь в XXI веке, и потому я чувствовал себя как ребенок, так как многому мне предстояло учиться заново. Например, привыкнув к клавиатуре и практически отвыкнув писать рукой, я должен был научиться писать пером без помарок. Вместо автомобиля пришлось осваивать езду верхом. И хотя тело реципиента помнило все эти навыки и исполняло их автоматически, у меня существовал диссонанс между моторикой и личными привычками. Со временем он сгладился, но первые месяцы это было довольно мучительно.

Я не знал, вернусь ли когда-нибудь в свое время, и поэтому, предполагая худший сценарий, решил максимально сжиться с этой эпохой и сделать мое пребывание здесь насколько возможно комфортабельным. Благо положение Великого князя, брата императора, весьма этому способствовало. Я не вынашивал далекоидущих планов по преобразованию страны, ведь я являлся простым человеком из будущего, который еще не чувствовал внутренней связи со временем, в котором очутился. А посему я решил пока не загадывать наперед, дабы не наломать дров. Послезнание давало мне некоторое преимущество, но не всегда знания, почерпнутые из книг, отражают действительность. Увы, но теория и практика – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Первые дни я провел в каком-то оцепении, действуя на автомате, благо мне помогали память реципиента и интенсивность наших с Михаилом занятий. Общаться с семьей мне приходилось только за обедом и по вечерам. Так как, по-видимому, настоящий Николай был довольно рассеян и не испытывал особой тяги к учебе, моя молчаливость не выглядела чересчур подозрительной. Мой младший брат пытался было узнать, что со мной, но я сослался на усталость и беспокойство. Поскольку шла война с Наполеоном и все с тревогой воспринимали опасность, грозившую отечеству, это объяснение показалось Михаилу убедительным.

Несмотря на то что я попал в этот мир в разгар войны с Наполеоном, той, которая Первая Отечественная, события, происходившие на фронте, проходили мимо нас. Самого понятия «фронт» еще не существовало, все же масштаб был не тот. Хотя люди гибли тысячами и за победу над Бонапартом пришлось заплатить жизнями трехсот тысяч солдат и мирных жителей. Но в Гатчине, где я очутился, война казалась чем-то далеким. Конечно, в воздухе витало напряжение. Люди жадно ожидали новостей из армии и возле приезжих офицеров всегда толпились, спеша узнать новости. Но в этой атмосфере мы продолжали ежедневные занятия под ретивым генеральским оком Ламздорфа – нашего с Михаилом воспитателя. Это был типичный солдафон, деспотичный и ограниченный. Поставленный нам в воспитатели еще Павлом I, моим (то есть Николая) отцом, он оставался таковым и при брате моем, Александре. Матери моей, Марии Федоровне, которая жила с нами в Гатчине, почему-то импонировал этот деспотичный стиль воспитания – может, сказались ее прусские корни. Правда, по мере взросления мы стали все больше времени проводить с другими педагогами, которые преподавали нам право, экономику, математику, физику и военные науки: стратегию, тактику и инженерное дело.