Избранное - Валерий Дудаков

Валерий Дудаков

Избранное

Марине – единственной, любимой

Не раз спасала ты меня,Твое небесное терпенье,Где взять поэту вдохновенье?Лишь возле вечного огня.Не зря любила ты меня,Зачтется в срок твое смиренье.

Автор благодарит Софью Черняк, Владимира Немухина, и, особенно, Юрия Желтова, а также Константина Дудакова и Гаяне Казарян за помощь в подготовке рукописи.

Поэзии ток неясен иногда,Она копится, как в листке вода,То каплет, то прольется полной чашей,И в строфах отраженьем жизни нашейПрошедших лет проходит череда.

Нафталан

Светит солнце в Нафталане,Пахнет нефтью, степью, серой.Погружая тело в ванну,Мы полны наивной веры,

Что исчезнут все болезни,Все хворобы и невзгоды.Нафталановые струиЛовко смоют наши годы.

И мелькают в НафталанеЭти дни, как сон, как одурь.Я живу в Азербайджане,Как восточный сонный лодырь,

Вечным пленником безделья,Чередуя сон с усладой.В гости ходят здесь поверьяС предвечернею прохладой.

За горами в шапках снежных,Где запрятаны селенья,Жил когда-то старец здешний,Наслаждаясь птичьим пеньем.

Рифмой тихой, струйкой тонкойВ этом старце жизнь теплилась,И его стихи негромкоВдруг в меня переселились.

Это время наступаетИ крадется в тихой дреме,Незаметно покрываетСеткой мелкою ладони,

Опеленывает душу,Заволакивает тело,Мысли робкие, глухиеПробираются несмело.

Разбудить бы надо разум,Разомкнуть глаза скорее,Строчкой быстрой, зорким глазомОглядеться веселее.

Отойдя от сонной ванны,Распрямляясь понемногу,Я прощаюсь с Нафталаном,Собираясь вновь в дорогу.

1989

Прикончен год

Прикончен год, размолот дней черед,В зазубринах душа, устала воля,Не в радость жизнь, предчувствие гнетет,Кружит бедой, сдавив виски до боли.

Душою пуст, хотя завяз в делах,Я – старый дом, где голуби на крышеИ странное зверье на этажах,А в глубине подвала бродят крысы.

Все возятся, роятся и пыхтят,По темным тайникам ползут, по нишам.Впотьмах уснувших птиц загрызть хотят.Кричу во снах. Но кто меня услышит?

И зимний бред сменяет летний сон:Под снегом поле в клочьях побурелых,Чуть слышен погребальный дальний звон,Нечеткий ряд друзей в накидках белых.

На снег ложится тень от фонаря,Крюк в потолке, петля, лекарства склянка…В мой старый дом, все двери отворя,Друзья бредут бедой попасть на пьянку.

Скорей захлопнуть дверь, забить забор.Снег дом занес, стволы деревьев голых,Пусть в забытьи заснет замерзший двор,Как и душа заснет до весен новых.

Раскрою дверь и выйду на крыльцо.По крысоловкам темень глухо бьется,И криком птиц нестройное кольцоИ мне и дому звонко отзовется.

1991

В больнице

Жесткой стенкой бетонка забора.Черный лес. Белый снег. Редкий звук.Шорох стертых полов коридора.Всё опять затихает вокруг.

Я в больнице. Я в чистой палате.Тишина. И молчит телефон.Тихий час. Убаюкана в вате,Вся душа погружается в сон.

Перерыв. Остановка. Заминка.Время есть оглядеться вокруг.За окном заметает тропинкуСнег, посыпавший поутру вдруг.

Сам себя поместив в заключенье,Я готов видеть радость в простом —В чае, сахаре, пачке печенья,В двух воронах под снежным кустом.

Боже, Ты хоть немного послушай,За заблудшей душой уследи.Залечи мне и раны и душу,Суету и болезнь изведи.

Помолившись, свернусь на кровати,С головой одеялом накрыт.Только завтра так резко, некстатиУ окна телефон зазвенит.

1992

Гном

До утра в июне душа в тоске,Ясно: думай – не думай, все жДней прошедших след сединой в вискеЗатерялся – не разберешь.

Если б видел я даже в страшном сне,Что грядет, то глух стал и нем,А теперь весь бред наяву во мне,Он несет безмолвье и тлен.

И не вижу в этом вины ничьей,Выбрал сам тоску и печаль.Камнем боль лежит на душе моей.Жаль.

С февраля что ни день, то канатный шаг,И не знаешь – прав иль не прав.Черный крот забрался вовнутрь, как враг,В клочья душу всю изодрав.

Бесконечно тянется день за днем,За окном тихий дождь стучит.Я в больнице, где сумасшедший гномДнем и ночью «спаси» кричит.

Гном – моя душа и моя тоска,Стонет он в коггях у крота;Все, чем жил до этого – горсть песка:Отворяй беде ворота…

Боже, дай же сна, чтоб спокойно жить,Чтоб спокойно спать и дышать,Черный крот последнюю жизни нитьМне не сможет тогда порвать.

1992

Утро в Венеции

Тает тонкая дымка морская,Солнце в мерном движенье встает,Над широкой лагуной вдоль края«Серениссима» утро зовет.

По волнам пробегает тропинкаОт луча. Ветерок шелестит.У гондолы чернеющей спинкаЧуть качнется, весло заскрипит.

Мрамор розовый Сан-ДзаккарияУтром ясным и светом омыт,У фонтана пред девой МариейТихо, жалобно флейта звучит.

Это сон, что сейчас оборвется,Это утро, что в память войдет,И на флейту слегка отзоветсяТа душа, что надеждой живет.

1992

«Киото гарден», или прощание с Лондоном

У японского сада, на извилках пруда,Где струя водопада вечно плещет всегда,И с бамбуковым стуком время тихо бежит,На ветвистых деревьях резко птица свистит,

Я брожу под капелью, желтый лист шелестит,По зеленой полянке резво белка бежит,Неприметные зайцы что-то в лапах грызут,Голубиные стайки ежевику клюют.

Низкий куст, редкий камень заблудились в траве,И неспешные мысли у меня в голове:В этом саде забыться, в этих камнях уснуть,Навсегда заблудиться, от всего отдохнуть.

1992

Холланд парк авеню

Холланд-парк в огнях машин,В ритмах быстрого движенья,Жизнь скользит шуршаньем шин,Дробно множась в отраженьях.

Лондон тихо входит в ночь,Мягко время проплывает,Суета уходит прочь,В лунном небе затихает.

Нет ни горестей, ни время,В покаянном состояньеЯ сижу, забывши бремяВсех забот и всех терзаний.

Незаметно в час придуЛегкого успокоенья,Кружку «Гиннеса» найдуЧтоб развеять все сомненья.

По-английски пошепчусьС путником, что вдруг подсядет,У британцев научусьПсов чужих кормить и гладить.

И без грусти и без болиЯ хочу отдаться счастью,Погулять слегка на воле,Приобщиться к безучастью.

1992

В пабе

Под звуки «Битлз» и дикий гоготСижу я в пабе за полночь,И тысячи чертей не смогутМеня отсюда уволочь.

Веду я разговор за пивомВ британском стиле, без труда,Пусть смотрят вежливо, но криво,На мой английский иногда.

О, дайте боги здесь отрадуНадеждам, глупостям, молитвам,Мне посвятить весь вечер надоСебя пивным тягучим битвам.

В них есть редчайшая усладаВсе позабыть без сожаленья,И достается, как награда,Хмельного зелья вдохновенье.

Вступает ночь в свои владенья,В плен забирает стихший город,Пары пивного изверженьяСтекают каплями за ворот.

Настанет завтра. Утром раннимПойду смотреть на шустрых зайцев,Но вечером сжимать мне надоПивную кружку в твердых пальцах.

1992

Заклинание

Я заблудшей душою совсем одичал,Недостойный тебя, я не раз предавал,И, тщеславье свое возвеличив сполна,В душу смесь заливаю с отравой вина.

Позапутавшись в лжи, перестав различать,Где по совести жизнь, где бесовская рать,Я по пьяной тропе без сознанья бреду,Разоряя семью, клича всем нам беду.

Горько жизнь проживать, коль себе отдана,Тяжело сознавать всю вину без вина,И, как чашу до дна, тратить дни напролет,Понимая: себе от себя не везет.

И за горло хватает глухая тоска,И назойливой мухою боль у виска,Ночь проходит без сна, день как сон проплывет,В пустоту, в темноту кто-то глухо зовет.

Не прошу, не молю – заклинаю: поверь,Из души бесовской изгоняется зверь,Если капля любви, как живая вода,В приоткрытую совесть падет иногда.

Будет темный острог светом ясным омыт,Будет дремлющий сад мягким снегом укрыт,И весеннее солнце протянет лучи,Будут руки теплы и тела горячи.

Верю в нашу любовь, верю в щедрость твою,Предсказанье я в детских глазах узнаю.Пусть от бесов любовью очертится круг,Чтоб по жизни пойти без печалей – разлук.

1993