Убийство в "Долине царей" - Владимир Бацалев

Бацалев Владимир

Убийство в "Долине царей"

— Здравствуйте, я в курсе вашего визита, — сказала она и, нажав какую-то кнопку, видимо, упреждающую, кивнула на дверь. — Входите, пожалуйста.

"Мне назначено, моя фамилия Варламов", — так и осталось во рту.

Директоров было двое, третий присутствовал в виде портрета в траурной рамке на свободном столе. Периметр стен тоже был завешан портретами, но лица на них выглядели, по меньшей мере, странно: словно людей, их изображающих, перед съемкой жгли-жгли и недожгли, бросили.

Мы представились почти официально, можно сказать, как на допросе.

— Поглощаев, — сказал высокий.

— Кашлин, — словно поддакнул низкий.

Обоим едва ли перевалило за тридцать, как и мне. В костюмах вид у них был солидный, но едва уловимые жесты с головой выдавали, что в недалеком студенчестве один числился в разгильдяях и постепенно одумывался, а другой собирал взносы со всего курса и в каникулы ездил по комсомольским путевкам.

— Вас рекомендовали как толкового, рассудительного и честного человека, — сказал Кашлин. — Именно такой нам и нужен.

Я промолчал, хотя чувствовал, что обязан ответить.

— Милиция сама порекомендовала, — сказал Поглощаев, — у нее руки не доходят до нашего дела. Но я не верю, я никому не верю и правильно делаю. Думают, люди при деньгах — сами разберутся, а не разберутся — значит, не захотели, испугались. Кстати, сколько вы хотите за работу?

— Сначала дело, — выдавил я, помучившись сомнениями.

— Все-таки хотелось бы поконкретней: на текущие расходы и на гонорар в случае успеха, — сказал Поглощаев.

— Не стесняйтесь, называйте сумму, вам же за работу платят, — поддержал назойливого коллегу Кашлин.

— Двести долларов на текучку и две тысячи в случае успеха, — выдавил я, хотя чувствовал, что надо вести себя наглей: все-таки я сыщик, а не побирушка.

— Почему доллары? — удивились оба.

— К тому времени, когда я за руку приведу вам преступника, на гонорар в рублях, быть может, и коробку спичек не купишь.

— Хорошо, пусть будут доллары, — согласился Поглощаев. — Вот трудовое соглашение, мы оформляем вас как рекламного агента, распишитесь и спрашивайте.

Поскольку они так и не предложили мне стул, я сел самочинно, без церемоний и сказал:

— Я, конечно, знаю суть происшедшего, но хотелось бы услышать эту историю не языком протокола, а в нормальном живом изложении.

— От кого из нас? — спросил Кашлин.

— Пусть любой говорит, а другой дополняет, или уточняет. Можете наоборот.

— Это случилось два месяца назад, — начал Поглощаев. — У одного из трех владельцев и одновременно исполнительных директоров этой фирмы — два оставшихся перед вами — так вот, у нашего подельщика, американца Джона Шекельграббера, украли из машины дипломат с документами: американским паспортом, водительскими правами, страховым полисом, чековой книжкой и билетом до Нью-Йорка.

— Ваня (так мы звали его между собой) собирался совсем переселиться в Россию и летел за женой и сыном, — объяснил Кашлин. — Его жена — русского происхождения — об этом мечтала. Она и отправила мужа в Москву, как бы на разведку, снабдив телефонами старых друзей. Сейчас многие бывшие соотечественники так поступают: там зарабатывают тысячу долларов, а здесь тратят миллион-другой рублей. Чем не бизнес?

— Где стояла машина, когда украли документы?

— У нашего подъезда, вон там, — сказал Кашлин и ткнул пальцем в стекло.

— Билетом до Нью-Йорка потом кто-нибудь воспользовался? — спросил я.

— Какой-то туркмен в халате, но у него даже заграничного паспорта не было. Сказал, что поменял на две бутылки коньяка, а зачем — и сам не знает, обертка понравилась. Но лучше по порядку, — продолжал Поглощаев. — Итак, мы заявили о краже, связались с местными бандами — результат нулевой. Говорили с подопечными детской комнаты милиции — тоже бестолку. Прошла неделя и вор объявился сам, позвонил по телефону и потребовал миллион отступных. Ваня согласился, хотя сумма была несуразная. Мы связались с милицией, «засветили» купюры, но к условленному месту никто не подошел. Через день тот же голос позвонил второй раз, сказал, что не надо искать дураков, если мы хотим вернуть документы, и назначил новую встречу. Мы опять связались с милицией, и опять никто не пришел. Но еще через день тот же голос дал последний шанс вернуть документы. Мы решили, что «стучит» кто-то в милиции. "Делать нечего, — сказал Ваня, — придется платить". От нашей подстраховки он отказался, от местных бандитов, готовых помочь за половину, — тоже. Шестнадцатого января мы еле закрыли «дипломат» с деньгами, Ваня сел в машину, живым мы его больше не видели. Его ударили по голове предметом типа гаечного ключа. Утром по номеру арендованной машины установили личность, известили нас, как близких «родственников», мы забрали тело из морга и отвезли в наш собственный. Я позвонил вдове в Нью-Йорк и спросил, что делать. Она велела бальзамировать и хоронить в Москве. К похоронам обещала быть, то есть на следующей неделе мы ее ждем.

— Где территориально назначались встречи? — спросил я.

— Первая — в 12.00 за станцией «Таганская» у пивной палатки, вторая — в 14.00 у входа на Рогожский рынок, третью Ваня нам не назвал, но, судя по всему происшедшему, в четыре утра в Армянском переулке.

— И ни одного свидетеля? — спросил я. — Все-таки центр города.

— Только старик с собакой, который и обратил внимание на труп в машине, — сказал Поглощаев.

— Со счета никто не пытался снять деньги? — спросил я.

— Это невозможно без хозяина, — ответил Поглощаев и посмотрел на меня, как на профана. Впрочем, вполне заслуженно: у меня никогда не было чековой книжки.

— Мы думаем, что действовал одиночка, спивающийся, но еще помнящий светлое прошлое. И кое-что знающий, потому что осторожный. Может быть, опустившийся бывший милиционер. У них ведь сейчас поветрие — в преступники идти.

Я кивнул, показывая, что принимаю к сведению и разберусь. Делать какие-либо выводы вслух мне не хотелось, не дай Бог совсем примут меня за дубиноголового. Они и так уж, по-моему, сомневались в правильности выбора.

— Не могли бы вы проверить всех милиционеров района, уволенных в последние годы за провинности, превышение и несоответствие? — спросил Поглощаев.

— Милиция это уже сделала, — сказал я, — но, конечно же, лучше перепроверить. У них своя гордость. Я только не пойму, зачем было убивать бедного Шекельграббера? Не мог он в последний момент выкинуть какой-нибудь финт? Например, напугать вымогателя до смерти.

— Может быть, из-за угла неожиданно вышел прохожий и убийца принял его за засаду, — сказал Кашлин.

— В таком случае он дал бы стрекача, а не тратил время на бессмысленное убийство, — сказал я.

Наконец-то Поглощаев согласно кивнул, признавая правоту моего суждения.

— Хорошо, — сказал я, — версию с одиночкой я отработаю. Какие еще есть соображения?

Компаньоны переглянулись.

— Рэкет? — намекнул я.

— С ними мы еще в первый день договорились! — махнул рукой Поглощаев.

— Конкуренты?

— Невозможно. У нас ноу-хау, хоть и пятитысячелетней давности, на которое к тому же никто не претендует.

— Месть из ревности?

— Вообще-то любовница у него была, но она незамужняя. Да и чего ее ревновать? Дура из дур, — сказал Поглощаев тоном самца, которому самому хотелось, да не досталось. — Хотя были и другие, и много, но к ним он относился, как к одноразовым шприцам.

— Одного раза для ревнивца вполне достаточно. А темные делишки?

— Исключено. Все-таки в одном кабинете сидим. Мы бы почувствовали, если б он начал работать только на свой карман.

— Кто из ваших сотрудников был в курсе, что у Шекельграббера украли документы?

— Да, пожалуй, все, — сказал Кашлин. — Все ему сочувствовали.

— Можно посмотреть личные дела?

— Мы их не заводили. Мы же не оборонный завод, а похоронное бюро.

— Тогда я попрошу написать мне небольшое досье на каждого.

— Даже на нештатников? — спросил Кашлин.

— На всех, кто имеет хоть какое-то отношение к вашей фирме, — сказал я. — И обязательно укажите национальность и степень патриотических чувств.

— Зачем?

— Шекельграббер, Армянский переулок, синагога — все наводит на простую мысль: приехал какой-то, когда русским денег не хватает, — объяснил я.

— Если б все евреи были такие, как Ваня, от Израиля давно б мокрое место осталось, — сказал Кашлин. — К нам тут заходил один, предлагал на паритетных началах переправлять прах родственников на святую землю. Вот это еврей! Хотя рожа у него была совершенно рязанская.

— Еще мне нужен телефон его любовницы и записная книжка.

— Телефон — пожалуйста, а книжки нет. Можете забрать все визитные карточки, какие найдете в его столе.