Верховод - Сергей Сергеев-Ценский

Сергеев-Ценский Сергей

Верховод

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Верховод

Рассказ

Однажды июньским утром шестеро ребят пошли в лес за грибами: Алеша и Таня - брат и сестра, Миша и Рая, тоже брат и сестра, и Федька с Генькой двоюродные братья. Девочки были семилетки, их братья лет по десяти, Генька одиннадцати, Федька двенадцати лет.

Генька был разноглазый: один глаз серый, другой карий; голова - дыней, грудь куриная, волосы светлые и торчали, как плавники; руки цепкие, и ноги ступали отчетисто, точно слышали где-то барабан; тонкие губы сцепились плотно и имели надменный вид; около губ белые следы лишаев; нос длинный, и подбородок вперед.

Федька же был расплывчатый, мясистый, тяжелая голова книзу, губы в обвис, на тупом носу капли пота. Он нес кошелку для грибов за спиною и, хоть кошелка была пустая - только кусок хлеба да два огурца, - все-таки по-рабочему гнулся.

Генька держал свою кошелку в руке.

- Не отставать! Эй! - прикрикнул Генька на девочек, и девочки, набиравшие дорогой тощие букетики полевых цветов, названия которых они не знали, тут же, заслышав окрик, бежали, схватившись руками.

Глядя на них с презрением, вот он спросил их вдруг:

- А сколько будет два да два?

- Четыре, - ответила Таня баском, плеснув золотой косичкой.

- Четыре, - согласилась с ней Рая, отбросив со лба черные кудряшки.

- А два мильена да два мильена? - спросил Генька.

- Ты с ума сошел, - тихо удивилась Таня.

Этого уж не посмела повторить Рая, только уширила выпуклые черные глаза и повела узким плечиком.

А Генька даже не посмотрел на них. Он командовал брату:

- На тропку сворачивай!

- Зачем? - и медленно вытирал с носа пот рукавом Федька.

- Тебе сказано? - прикрикивал Генька, и Федька поворачивал на тропинку с дороги, а за ним, перекидывая с руки на руку свои корзиночки, шли Алеша с Мишей.

- Это мы опять на дорогу выйдем? - спрашивал Алеша певческим голоском.

- А то куда же? - рубил четко Генька.

- А в лес когда же свернем? - любопытствовал Миша, скрежеща на звуке "р".

- Когда будет, - отзывался Генька, не желая говорить длинно, едва разжимая надменные губы, ногами слушая невидимый барабан.

Дорога шла в гору изгибами; по тропкам совсем было круто, но ребята с жаром взбирались по тропкам, потому что так скорее лес.

Необыкновенное солнце сияло. Каждый лист в кустах светился насквозь. Всех жучков, которые спрятались в листьях, было видно, и Миша, черненький, худенький мальчик, любитель жучков, бабочек, стрекоз, то и дело выхватывал их на ходу вместе с листьями, кричал радостно: "А вот еще один!" - показывал всем над головою и швырял подальше в кусты.

Рот у него был галчиный на маленьком лице, шея, как стебелек... Он все ахал от умиления, и Генька говорил ему строго:

- Прикрой едалку, а то ворона влетит!

Миша темнил глаза, свешивал голову, но шагов через десять восхищался снова и сиял. Рубашонка у него была линючая, синяя с красной вышивкой.

Алеша старался держаться ближе к Федьке. У него одного из всех на голове торчала беленькая шляпка-лопушок. Он был такой же сытенький, как сестра, только чернобровый, и от дороги и солнца раскраснелся. Рубашку он снял и положил в корзинку и аккуратно работал острыми локтями и крылышками лопаток.

- Ты обожгешься!.. Я вот маме скажу! - ворчала на него сзади Таня баском, а он оборачивался к ней, хмурил брови, поджимал губы и грозил кулаком.

Как девочки, так и Миша с Алешей только в первый раз вырвались далеко от дома. Лес они видели только издали, и вот идут туда теперь - их отпустили. Это было для них сказочно, ошеломляюще, а Федька спокойно говорил Алеше:

- Мы в прошлом году ходили, одних груздей по кошелке принесли, а сы-рое-жек там!.. Мы их прямо ногами топтали, несмотря что красивые!.. Там же их тьма-тьмущая...

- Я знаю: грузди... Большие такие... Грузди, рыжики, опенки, шампиньоны, - скороговоркой насчитывал Алеша. - А сыроежки - это какие?.. Их разве сырыми едят?

Он не говорил, а почти пел, притом книжно, отчетливо: мать его была учительница.

Дорога все взвивалась и дыбилась в гору. Кусты становились выше; под ногами все сырее.

Дня три назад прошел сильный дождь (вот почему и собрались за грибами), и здесь, повыше, становилось уже заметно, что это был за дождь в горах. Даже тропинки были размыты и изрыты дождевыми потоками, и висели над ними подмытые корни трав.

- Вот когда груздей! - нюхал воздух Федька. - Я их за то люблю, эти грибы - большие.

- Такие будут? - распяливал свою ладошку Алеша.

- Гм... Вот так большие!.. А не хочешь - вместо лопуха голову накроешь, чтоб не очень жарко!

- Не отставать там! - кричал тем временем Генька на девочек и с презрением выговаривал Мише: - А тебе бы только чтобы мухи!.. Тоже за грибами идет... Мухобой!

Миша смотрел на него виновато и начинал сильнее работать голыми ногами, очень тонкими и с кривыми коленками.

Кошелка у Геньки была в левой руке, а в правой - хлыст из орешника. Этим хлыстом он то и дело бил по сочным листам кустов, наклонившихся над дорогой, и Миша косился на этот хлыст опасливо: вдруг возьмет да ударит его по спине или по голым ногам.

Кустарник становился все раскидистей, все выше, и, наконец, поднялись над головами ребят молодые дубочки.

Дубки эти были разрежены нарочно, - торчали под ногами свежие пеньки, а вдали, сквозь их спицы, как птицы в клетке, виднелись два дровосека: старик с бородкой серой и молодой - в красной рубахе.

Ребята остановились было, но Генька крикнул:

- Чего стали?.. Нечего стоять.

- Это что они? - спросил Миша.

- Ничего они... Рубят и все.

- Зачем? - спросил Алеша.

- Во-от - "зачем"?.. Уголь палят.

- У-голь?.. Какой уголь?

И девочкам куда больше, чем мальчикам, хотелось посмотреть на старика и парня, которые делают уголь, но уже нырял впереди Генька, и они побежали за ним, боясь отстать.

На корову с медным колокольчиком наткнулись в лесу - пеструю, рыжую с белым, брюхатую, один рог обломан... Водила длинным хвостом, как веером.

- Ко-ро-ва! - сказали враз обе девочки, очень удивясь.

- Смотри-и!.. И коло-кольчик! - пропел Алеша.

- Это лесникова, - объяснил Федька, а Генька обернулся презрительно:

- Что? Коровы никогда не видали?

Пахло сырой травой, сверкало солнце на толстых листьях, вякал колокольчик.

- Грып! - удовлетворенно сказал вдруг Генька, сорвал розовую сыроежку, разломил и бросил. - Червивая!.. Вали дальше! Сейчас они пойдут!

Брошенный гриб поднял Миша, к нему подскочили девочки и смотрели на первую в их жизни сыроежку во все глаза: каждой хотелось разломить ее и разглядеть червяков.

- Откуда они, червяки? - спросила Таня Мишу.

- А я знаю? - отозвался сурово Миша.

И Генька кричал спереди:

- Вы итить так иди, когда вас взяли!

Вот и лес... Тот лес - настоящий, который видели только издали, который издали - синий... Наконец, лес, и дубы нельзя обхватить руками, и вверху только кое-где кусочками, клочочками небо, и так высоко оно, что больно шее.

Здесь девочки уже боялись отставать, здесь они держались как можно ближе к Геньке, который то и дело говорил однообразно, но зато чрезвычайно деловито:

- Грып!.. А вон еще грып!

Каждый гриб он разламывал тут же и червивые бросал и даже на Алешу, наиболее нехозяйственного из всех, действовал заразительно.

Толстые рыжие масленки выпячивали желто-зеленые рыхлые животы; хорошенькие сыроежки в розовых платочках выглядывали из-под палых листьев; аспидные свинухи со впадиной на спинке сами просились в руки, но Генька с Федькой искали только груздей, которые были хитрее и глубже закапывались в лесной сор.

Алеша, и Миша, и девочки пытались и сами разглядеть где-нибудь груздевый бугор, но мешало все что-то. То необыкновенно пестрая птица пролетит низко мимо, сядет на дуб и застучит носом.

- Какая это? Вон, эта!

- Дятел, - отзовется Генька презрительно.

Или еще заворкует, как голубь, над головою какая-то с пушистым хохлом, сизая с голубизною, большая, совсем чрезвычайная.

- А эта?

- Горлинка, - скажет Федька.

Но Генька вступит начальственно:

- Ан вовсе не горлинка, а витютень!

- Тю-тю-тя, - пытаются повторить девочки, и им смешно.

Но разноцветные глаза Геньки строги и тонкие губы надменны.

- Вы зачем сюда шли? За грыбами?.. Вот и занимайся грыбами, а то домой нечего будет несть.

Раздавил Федька груздёвую семью: как-то нечаянно наступил обеими ногами и раздавил, а Генька это заметил.

- Эх, чертушко!.. Вот уж чертушко растет! - и толкнул он Федьку.

- Чего дерешься? - уставился тот.

- Еще хочешь? На! - ударил его Генька в плечо.

Федька поплевал на руки и сжал кулаки, однако Генька напал на него так стремительно, что сразу сшиб его с ног.

Федька сидел на земле и глядел на него с недоумением больше, чем с обидой, а Генька, отходя, говорил:

- Еще захочешь - еще получишь!