Луна - Стенли Уэйнблум

Уэйнблум Стенли

Луна

СТЕНЛИ УЭЙНБЛУМ

Луна

- Идиоты! - заорал Грант Кэлторп. - Кретины! Болваны! Имбецилы! - Он яростно замолчал, не находя более выразительных слов, и в бессилии жестоко пнул кучку мусора.

Слишком жестоко: он опять забыл про одну треть земной тяжести, царившую на Ио. Тело его совершило длинную двенадцатифутовую параболу.

Четыре лунаря загоготали. Громадные, идиотские головы больше всего напоминавшие воздушные шары с комичными рожами, продающиеся на воскресных ярмарках для детишек, закачались в унисон на тонких пятифутовых шеях.

- Пошли к черту!... - взорвался Грант, кое-как вставая. - Убирайтесь, валите отсюда! Нет вам шоколада! Никаких конфет! Ни черта, пока вы не поймете, что мне нужны листья лихры, а не мусор, который вы нахватали. Кыш!

Лунари попятились, грустно хихикая. Без сомнения, они считали Гранта таким же идиотом, какими он их, и были абсолютно неспособны понять причин его ярости. Но что сладостей не будет, они поняли, и в хихиканьи появилась нота острого разочарования. Такого острого, что их главный, издав последний дикий гогот, метнулся головой прямо в сверкающее каменное дерево. Его напарники небрежно подобрали товарища и потащили прочь; голова мертвеца на длинной шее волоклась за ними, словно ядро на кандалах каторжника...

Грант вытер лоб и устало двинулся к хижине из стволов каменного дерева. Однако его внимание приковала пара крошечных сверкнувших красных глазок. Шестидюймовым тельцем через порог метнулся мышкарь, волоча в маленьких тощих ручках что-то очень похожее на медицинский термометр.

Грант сердито рявкнул на зверька, схватил камень и запоздало швырнул. На самом краю кустарника мышкарь обернулся к нему полукрысиной, получеловеческой мордочкой, разразился пискливой тарабарщиной и в комично-храброй угрозе потряс микроскопическим кулачком. Затем, тряхнув складкой кожи, похожей на капюшон или короткий плащ, исчез. Он и в самом деле был очень похож на черную крысу в плаще.

Грант знал, что бросать камень было ошибкой. Теперь маленькие враги не дадут ему покоя, а их малые размеры и почти человеческая сообразительность помогут им стать опасными противниками. Однако ни эта мысль, ни самоубийство лунаря не обеспокоили его: у него вот-вот должен был начаться очередной приступ белой лихорадки.

Он вошел в хижину, прикрыл дверь и уставился на своего ручного некота.

- Оливер, - пробурчал он, - ты тоже хорош. Какого черта не гоняешь мышкарей? На что ты здесь тогда?

Некот поднялся на своей мощной задней ноге и уперся ему в колени передними лапами.

- Валет червей бьет даму пик, - безмятежно заметил он. - Десять лунарей любого с ума сведут.

Грант легко объяснил оба суждения. Первое, конечно - это его вчерашней партии в солитер, второе - от вчерашней же встречи с лунарями. Он неопределенно хмыкнул и потер заболевший висок. Без сомнения, опять белая лихорадка.

Он проглотил две таблетки лихранина и вяло присел на краешек топчана, гадая, дойдет ли приступ "бланки"[ Белая (исп). ] до бреда.

Не в первый раз Грант принялся проклинать себя: только идиот мог наняться на работу на третью обитаемую луну Юпитера, Ио. Крохотный мир был планетой безумия, ни на что не годной, кроме выращивания и производства лихры, из листьев которой земные химики получали столько же мощных алкалоидов, сколько когда-то из опиума.

Конечно, для медицины они бесценны, но ему-то лично какая разница? Даже при самом щедром жалованьи после года в экваториальном поясе Ио он почти наверняка вернется на Землю агрессивным маньяком. Он истово поклялся, что, как только в будущем месяце из Юнополиса прилетит транспорт за лихрой, он вернется в полярный город. Правда, в контракте с "Нейлан Драг" сказано "полный год", и он не получит ничего, если нарушит его... Ну и черт с ним. На что психу деньги?

Вся маленькая плакетка - лунарн, некоты, и Грант Кэлторп - была безумна. По крайней мере любой, кто рисковал ступить за пределы обоих полярных городов - северного Юнополиса и южного Гераполиса - был уже сумасшедшим. В городах можно было не бояться белой лихорадки, но где-то за двадцатой пареллелью...

Он утешал себя, вспоминая Землю. Всего лишь два года назад он был там счастлив, его знали как богатого и известного спортсмена. Да, он им был: с увлечением и азартом охотился на ножекрылов и мохнатых червей в горах Титана, а на Венере стрелял триопов и ногарей.

Так было до Золотого кризиса 2110-го, стершего в пыль все его состояние. Выбирая работу, он решил обеспечить свою жизнь, используя прежний межпланетный опыт - это было логично. И с энтузиазмом ухватился за шанс сотрудничать с "Нейлан Драг".

До этого он не бывал на Ио. Этот дикий маленький мир не был раем для охотников - здесь просто не на что было охотиться. Если бы его заносило сюда прежде, он никогда бы не пошел на эту работу. А так Ио представлялась ему чем-то вроде Титана, холодного, но чистого...

Вместо этого здесь было жарче, чем на Венерианских Сковородках, и здесь было полдюжины форм дня - солнечный день, день Юпитера, день Юпитера и Солнца, день Европы... Порой наступала настоящая, очень мрачная ночь. Вся эта катавасия совершалась за время сорокадвухчасового обращения Ио сумасшедшая смена света и светил. Он ненавидел головокружительные дни, джунгли и Идиотские Горы, встававшие за его хижиной.

Сейчас был день Юпитера и Солнца, и это было хуже всего, потому что далекое Солнце добавляло свою капельку жара к юпитерианскому. А чтобы окончательно досадить Гранту, надвигался приступ белой лихорадки. Он выругался - голову раскалывала боль - и проглотил еще одну таблетку лихранина. Его запас подходил к концу, надо будет не забыть попросить, когда транспорт... нет, он же улетит с ним!

Оливер потерся о его ногу.

- Идиоты-дураки-болваны-имбецилы... - любовно заметил некот. - С чего я должна плясать этот дурацкий танец?

- А? - сказал Грант. Он не мог припомнить, говорил ли что-то о танцах. Должно быть, решил он, вырвалось в бреду.

Оливер скрипнул, как дверь, затем захихикал, как лунарь.

- Все будет хорошо, - заверил он Гранта. - Папа должен скоро появиться.

- Папа! - повторил Грант. Его папа умер пятнадцать лет назад. - Откуда ты этого набрался, Оливер?

- Должно быть, это лихорадка, - безразлично заметил Оливер. - Ты славный котик, но если бы ты понимал, что говоришь. Хоть бы папа пришел... Он закончил глухим урчаньем, похожим на рыдание.

Грант ошеломленно уставился на него. Ничего такого он не говорил - тут он был уверен. Некот, видно, услышал это от кого-то еще. Кого-то? Где здесь "кто-то" ближе пяти тысяч миль?

- Оливер! - загремел он. - Где ты это слышал? Где?!