Загадочная смерть Тита Эндора - Дэн Абнетт

Дэн Абнетт

Загадочная смерть Тита Эндора

(Warhammer 40.000 — 44)

Тит Эндор сделал еще глоток и подумал, что жизнь могла бы быть еще хуже

Город был умирающим, пропащим местом, который упорно пытался вернуть себе былую удачу, и Титу Эндору следовало исправить это. Он уже давным-давно утратил ту славу, что сделала Тита восходящей звездой Ордоса. Его ценность, как у фальшивой монеты, определялась лишь тем, что он представлял собой в данный момент. И это была не его вина, просто так сложились обстоятельства.

Это произошло зимой, два или три года назад. Снег шел не переставая, но на городских улицах было столько народа, что он не залеживался надолго. Слякоть забилась в стоки, а края бордюров постепенно обрастали скользким серым льдом. Крошечные снежинки кружились в воздухе в свете уличных фонарей. Они кружились, словно ускользающие мысли или зацепки, которые все никак не хотели собираться в единую картину.

Город назывался Марисберг. А может это был Черикоберг или Жаммштадд? Все они были похожи, грубые города, существовавшие за счет нефтяного побережья западного континента Кароскуры. Зацепки вели его от одного города к другому, от одной серой толпы к другой, и все они были словно две капли воды: те же улицы, те же болезненные лица в уличном освещении, те же бары и столовые, тот же запах мокрого рокрита, тот же снег. Часами он шел, ел в одиночестве, делал звонки, задавал вопросы и просматривал записи, сделанные в его тетрадях.

У него было много тетрадей. Он терпеть не мог инфопланшеты, и ни за что не обменял бы на них свою бумагу. Они были основной частью его багажа. Тит всегда удостоверялся, чтобы за лишнюю пару крон бедный консьерж обязательно перетащил их с улицы в новую арендованную комнату.

Гонрад Малико был профессором этнического разнообразия на Саруме и специализировался на стратифицированном и запретном питании. Эндор был знаком с его официальной биографией, записанной в одной из его тетрадей. В другой, с зеленой обложкой и пометкой «435», было описано его преступление, дерзкий вызов Инквизиции на Эустис Майорис с участием одиннадцати мальчишек-подростков.

Эндор почти поймал Малико в полярном городе Каззад, но у него было недостаточно времени, да и наводка оказалась слишком расплывчатой. В этом не было его вины, просто так сложились обстоятельства.

Тит Эндор унаследовал любовь к симфонической музыке от Хапшанта, своего первого учителя. Сидя поздним вечером в баре со стаканом в руке, Эндор все время думал о Хапшанте. «Поверьте, это был настоящий герой, — говорил он собеседнику, обычно это был бармен или какой-нибудь одинокий пьяница напротив, — но в конце концов совсем обезумел, — всегда добавлял он, при этом постукивая себя по лбу, — черви в его голове».

Эндор помнил те далекие дни, когда он терпеливо заводил старый вокскордион, который Хапшант таскал повсюду с собой, чтобы тот проигрывал старые виниловые пластинки с симфонической музыкой, помогающей учителю думать. Он был учеником Хапшанта, лучшим учеником. Эндор служил у Хапшанта следователем до конца жизни этого великого человека. Но вообще-то у него было двое следователей — Тит и его друг Грегор. Они были лучшими друзьями, пока служили ему, да и после тоже. Однако только Титу пророчили блестящее будущее, Грегор же был слишком серьезным и лишенным всякого обаяния. Они оба стали инквизиторами, и оставались при этом друзьями. До тех пор, однако, пока несколькими годами ранее он не совершил ошибку, которую Грегор не смог простить. И в этом не было вины Эндора, так сложились обстоятельства.

Его любовь к классическому репертуару перешла к нему от Хапшанта, и поэтому представления в марисбергской Театрикале не были для него занудным времяпрепровождением. Он прибыл в огромный украшенный позолотой дворец, высокие окна которого были освещены тысячами желтых шаров. Эндор стряхнул снег с плеч и направился в бар, где пробыл до начала представления. Вельможи все прибывали и прибывали, одни в сюртуках и шелковых галстуках, другие же в мантиях и головных уборах, и всех их Эндор оценивал взглядом знатока. Иногда он доставал из кармана своего пальто тетрадь и строчил туда заметку-другую.

Зрительный зал был отделан в багровых тонах, обит алым и обставлен позолоченными деревянными статуэтками. Когда повсюду зажегся свет, ему показалось, будто он находится в огромном пульсирующем сердце. Он сидел в партере, никогда не занимая одно и то же место. Его сложенная программка и арендованный бинокль лежали на коленях.

Малико всегда использовал частную ложу, слева от сцены. Ночь за ночью Эндор через бинокль наблюдал слабые латунные блики на темном балконе, когда в оперном бинокле преступника отражался свет сцены.

Он определил номер ложи — «435». Не важно, как быстро Эндор поднимался со своего кресла и направлялся к выходу на улицу, он никогда не мог поймать съемщиков 435-ой. Это раздражало его, хотя в этом не было вины Эндора, так складывались обстоятельства.

Любструм, его следователь, пропал несколько дней назад, после того как Эндор послал его во дворец записей в Жаммштадде, чтобы тот собрал материал на Малико и его подельников. Он опаздывал, возможно, выполняя свою задачу, а может и просто прожигал время. Эндор счел Любструма перспективным кандидатом, когда впервые встретил его, однако выяснилось, что тот бездельник, без тяги к тяжелой работе, главного требования Ордо. Он бы сильно удивился, если бы когда-нибудь обнаружил себя за подписанием документов, утверждающих продвижение Любструма к получению полноценной инсигнии.

Оркестр начал увертюру, вихрь из струнных и резких звуков рога. «Речь Зорамера», одна из любимых работ Хапшанта. Эндор откинулся назад, поглядывая время от времени на ложу. Только случайные блики поднятого бинокля, лишь намек, что там кто-то есть.

Голова раскалывалась. Музыка совершенно не помогала. Его голова слишком часто болела в последнее время, и Эндор проклинал этот климат, который он был вынужден терпеть, преследуя Малико.

Сцена купалась в желтом свете направленных ламп. Красный занавес поднялся, и вперед вышли танцоры, на заднем плане возникли гололитические горы и леса, руины какого-то храма, безмятежные и неподвластные времени.

Энергично вступили духовые, и призрачные танцоры закружились, мягкие и белые, словно снежные хлопья. Одна из них сразу же привлекла его внимание. Стройная, она взлетела, ее ноги двигались безупречно, а руки были выразительны и безукоризненны. Ее волосы были собраны в пучок, лицо бесстрастно, словно посмертная маска, сухое и белое, цвета слоновой кости, а скулы стремились к совершенству математической симметрии.

Эндор перевел взгляд с ее мощных, привлекающих внимание бедер на частную ложу. Отблеск на латуни. Он тоже смотрел на нее.

После представления Эндор направился в бар на Зейк-стрит, яркий, сверкающий зал из зеркал и хрустальных люстр. Там собралось множество господ из Театрикалы.

— Что будете пить, господин? — спросил бармен.

— Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса, — попросил Эндор.

Это был его любимый напиток с тех пор, как он и Грегор впервые зашли в бар на Зансипл-стрит, чтобы отметить окончание трудного дня. «Жаждущий орел». Да, точно, «Жаждущий орел». Как же давно это было.

Выпивку поставили на бумажную салфетку. Жойлик был ужасен и слишком теплый. Лед растаял слишком рано, оставив цитрус плавать в одиночестве.

Он все же допил его до конца и заказал еще. Головная боль стала проходить.

Комната полнилась громкими голосами и оживленными разговорами. Эндор думал позвонить Любструму, но не хотел оставлять еще одну бесполезную голосовую запись.

Он заказал еще один стакан и откинулся на стуле, чтобы лучше разглядеть зал. Почти все — мужчины, одетые в щегольские вечерние костюмы. В них присутствовало что-то раздражающее и панибратское, будто это был закрытый мужской клуб. Они громко шутили друг над другом и дружески хлопали по спинам. Здесь было всего несколько женщин — жен и куртизанок — и они, словно магниты, собирали вокруг себя толпы внимательных мужчин.

«Кароскуре нужны женщины», — записал Эндор в тетради, подчеркнул это и поставил два восклицательных знака. Как и многие другие колониальные миры, основывавшие свою экономику на разработке месторождений, Кароскура объявляла набор рабочих-специалистов, обещая оплатить их переезд и прочие расходы, чтобы привлечь профессионалов. Мужчины стекались сюда со всего сектора в погоне за большими деньгами. Женщин же здесь хронически не хватало. По последней переписи, соотношение мужчин и женщин на нефтяном побережье превысило десять к одному.

Эндор скучал по женскому обществу. Он никогда не испытывал проблем в отношениях с ними. В прошлом его обаяние, внешний вид и профессиональный статус покоряли любую даму, на которую он обращал внимание. Кароскура тяготила его.