И у тебя тоже был такой раньше - Сергей Герасимов

Сергей Герасимов

И у тебя тоже был такой раньше

У нее была любимая игрушка, не игрушка даже, а очень непонятная любимая вещь – шарик, который светился. Этот шарик Вера как-то нашла, роясь в старой маминой косметике, и удивилась тому, что шарик теплый, будто хранящий тепло руки. Она взяла шарик и носила его в кулачке до позднего вечера и только тогда заметила, что шарик светится в темноте.

Очень быстро она поняла, что шарик светится не всегда, а только впитав тепло ее ладони. Однажды она попробовала держать шарик в кулачке несколько дней и ночей подряд (ночью она клала руку с шариком под подушку). Это были удивительные дни: в школе она решала задачи, не задумываясь, улыбалась и говорила всегда к месту и даже сумела сыграть на фортепиано в точности тот сладкий туман, который плавал в ее голове. Правда, для этого шарик пришлось ненадолго отложить.

Шарик так разогревался, что даже начинал жечь руку, а его свечение было заметно даже днем.

А еще Вера как ненормальная любила математику, такое бывает.

Вера была светящейся девочкой. В ней все светилось: даже тонкие неспокойные пальчики и взвихристый хвостик волос, и кончик носа – не говоря уже об улыбке и глазах.

Взрослые, взглянув на нее, начинали улыбаться; садиковые малыши прилипали к ней и ходили как привязанные; кошка Люся негромко, но ритмично мяукала, теряя Веру из виду, – если из окон слышалось мяуканье, значит, Веры не было дома. Учителя улыбались даже вспоминая о светящемся ребенке, хотя и с Верой бывали проблемы – но где вы видели ребенка без проблем? Вера подростала и уже заметно было, что она готовится взорваться сумасшедшей женской красотой, ради которой, собственно, Бог и создавал женщину.

Однажды Вера показала шарик подруге, чтобы похвастаться.

Подруга, тоже Вера, жила двумя этажами выше. Вторая Вера была противоположностью первой, – была тяжеловата на подьем, немного неспокойна по любому поводу, чучь-чуть тугодумка и совсем некрасива; не до безобразия, а до горестного отсутствия красоты. Фамилия некрасивой Веры была Курчук, а красивой – Анатольская.

Вера Курчук долго слушала рассказ подруги и сосредоточенно кивала головой, молчала и вздыхала недоверчиво, но потом вытащила руку из кармана курточки и показала ладонь. На ладони лежал такой же шарик, но потемнее.

Прошло три года или около того. Снова настала весна, теплая, но мокрая. Вера Анатольская перепрыгивала лужу по камешкам и потеряла туфельку. Почти как Золушка в сказке. Лужа была огромной и седой от мелких дождевых кружков, гадко капало за шиворот, было мокро и обидно. Особенно обидно стоять как цапля посреди лужи на одной ноге.

Где ты, принц? —

– Ну помогите же наконец! – сказала она нерешительному принцу, остановившемуся на тех же камешках сзади.

Принц выловил туфельку и надел Вере на ногу.

– Уу, – сказала Вера Анатольская, – ну так холодно, она мокрая совсем. Нет, дальше я идти не смогу.

У принца была кожаная папка с чем-то бумажным.

– Подержи.

Вера взяла папку, а принц взял Веру на руки и понес. Полоумная соседка с третьего этажа перестала смеяться над верыной одноногостью и смотрела с завистью, вот как – Вера пказала ей язык. Принц поставил Веру на краю лужи и посмотрел подозрительно. Вера ожидала совсем другого взгляда, но не смутилась, потому что не умела смущаться и даже не вполне понимала значение этого слова.

– Что у тебя в руке? – спросил принц.

– А, – Вера разжала кулачок, – это шарик.

– А ты не можешь положить его в карман?

– Нет, его нужно все время держать в руке, иначе он не будет светиться.

Они познакомились и принц проводил ее к дому. Идти было всего несколько шагов, поэтому они постояли в подьезде минут двадцать и перед прощанием поцеловались. Вера Анатольская умела целоваться по-настоящему, с прилипанием, так что кружилась голова. Дождик усиливался и по сценарию принца следовало пригласить в дом, на что он и рассчитывал, но Вера предпочитала вертеть мужчин по-своему.

– Я тебя буду называть принцем, – сказала она, – в детстве у меня был мраморный дог Принц, красавец, почти как ты. Потом он попал под грузовик. Не сразу умер, а как-то сошел с ума, перестал узнавать своих и глаза стали чужие.

Они поговорили на более-менее скользкие темы и еще раз поцеловались.

– Ну еще последний раз, – сказал принц.

– Ту-ту, поезд ушел, – ответила Вера, – в который раз последний раз.

– Ты меня и не обняла по-настоящему ни разу. Ты все время держишь шарик в руке.

Она положила шарик в карман курточки и продемонстрировала как она умеет обниматься. Для того чтобы обниматься хорошо действительно были нужны две руки.

Она простудилась и просидела дома почти неделю. Вера Анатольская любила болеть потому что ценила свободное время, а у больного человека свободного времени много. Каждый раз она ждала пока все уйдут потом садилась за стол и открывала справочник Корна. Справочник по математике для научных работников и инженеров. Пока другие девочки зачитывались анжеликами, готовились к выпускным экзаменам, скучно прогуливали (что, гуляете? – да пытаемся-а куда идете? – не знаю куда он, а я вперед), Вера Анатольская врастала в математику.

Школу Вера переросла еще тогда, когда все учили квадрат разности, а теперь колдовала над эрмитовыми формами и модальными столбцами, а от попарно ортогональных собственных векторов у нее перехватывало дыхание. Она давно успела победить на всяческих олимпиадах, и сделать тому подобную чепуху.

Математический лицей, куда ее приглашали два года подряд, не волновал нисколько.

УНИВЕРСИТЕТ, само слово, было приятно для слуха. Как-то ее пригласили посидеть на лекции и она была разочарована теми прописными истинами, которые рассказывала жирная тетка в очках. Тетка скребла мелом, иногда ошибалась, но не исправлялась, видя, что никто не замечает ошибок. Студенты были глупы как пни, кроме нескольких, сидевших преувеличенно впереди и ловивших каждое слово, но все равно не замечавших ошибок. Иногда передовые пни задавали вопросы, не обязательно умные.

После лекции Вера подошла к ио-доцентке и спросила каков уровень преподавания в университете.

– Лучше вы найдете только в Кембридже или Оксфорде, – ответила ио-доцентка, – можете поговорить с любым из студентов (она провела рукой в сторону тех пней, которые еще пускали ростки).

Вера задала вопрос о границах собственных значений линейных операторов и не получила ответа. С тех пор она решила никуда не поступать.

Сейчас она запоем читала все что могла найти о пространствах с кривизной. Но дело было не в пространствах, а в ней самой – наткнувшись на любую новую идею, она убеждалась что именно так и думала. Порой ее мысль приподнималась и над страницами монографий, тогда она быстро чертила на бумаге значки (от которых мама приходила в ужас)и все, все сходилось.