Поцелуй Крови - Дж. Уорд

Дж. Р. Уорд

Поцелуй Крови

Над переводом работали:

Перевод: РыжаяАня и Eva_name

Редактура: Андрованда, Tor-watt, Энтентеева Нина

Перевод осуществлен на сайте http://jrward.ru/

Глава 1

Дом для аудиенций с Королем, Колдвелл, штат Нью-Йорк

Порой церемония вручения диплома проходит за закрытыми дверями.

Некоторые из столь масштабных жизненных вех не отмечаются в академических шапочках[1]и мантиях, с оркестрами, играющими «Торжественные и церемониальные марши»[2]. Не было сцены и не было диплома, который можно повесить на стену. Свидетелей тоже не было.

Порой выпускной проходит под грифом «банально» и «буднично», «ничего особенного»… так палец тянется к монитору «Делл» и жмет на синюю кнопочку в правом нижнем углу экрана. Такое рутинное действие, повторяемое столько раз на неделе, в месяце, в году… но, тем не менее, в одном частном случае, между «до» и «после» пролегает огромная пропасть.

Пэрадайз, урожденная дочь Абалона, Первого Советника Рофа, сына Рофа, отца Рофа, Короля всей расы, откинулась на спинку рабочего кресла, уставившись на только что потухший экран. Невероятно. Долгожданная ночь вот-вот наступит.

Предыдущие восемь недель время плелось с черепашьей скоростью, но в последние пару ночей перескочило в режим катапультирования. Внезапно, прострадав семь тысяч часов в ожидании восхода луны, ей захотелось снова замедлить стремительный ход времени.

Сейчас ее работа стала делом прошлым.

Посмотрев на стол, она на дюйм сдвинула рабочий телефон… потом вернула аппарат какой-то-там-АТ&Т на место. Поправила витражный абажур с изображением стрекозы на лампе от «Тиффани». Проверила, чтобы синие ручки стояли в одной подставке, а красные — в другой. Провела ладонью по чистому бумагомарателю и верхнему ребру монитора.

Комната для ожидания была пуста, шелковые кресла свободны, журналы аккуратно разложены на боковых столиках, напитки, которые доджены подавали посетителям, убраны.

Последний гражданский ушел примерно тридцать минут назад. Рассвет наступит уже через пару часов. В общем и целом, это было стандартное завершение нормальной рабочей ночи, загруженной делами, время, когда она и ее отец собирались в семейном особняке за трапезой, полной разговоров, планов и взаимного уважения.

Подавшись вперед, Пэрадайз заглянула за арку гостиной. В противоположной части фойе двойные двери, ведущие в бывшую столовую особняка, были закрыты.

Да, обычная ночь, если не считать необычного совещания, которое проходило за дверьми: сразу после последней аудиенции ее отца позвали в помещение, плотно закрыв за ним панели.

Он был там вместе с Королем и двумя членами Братства Черного Кинжала.

— Не смейте так поступать со мной, — сказала она. — Вы не смеете лишать меня этого.

Встав, Пэрадайз принялась расхаживать по комнате, лишний раз поправляя журналы, взбивая подушки, задерживаясь перед масляной картиной с изображением французского короля.

Возвращаясь к арочному проему, она не сводила глаз с закрытых дверей столовой, прислушиваясь к гулкому биению своего сердца.

Подняв руки, она потрогала мозоли на ладошках. Они возникли не от канцелярской работы на ее отца и Братство за последние пару месяцев, пока она составляла расписание и регистрировала проблемы, резолюции и повторные встречи. Нет, впервые в жизни она посещала тренажерный зал. Качала мускулы. Бегала на дорожке. Занималась на тренажере-лестнице[3]. Подтягивания, отжимания, подъемы туловища из положения лежа. Гребной тренажер.

Раньше она даже не знала, что такое «гребной тренажер».

И все это — подготовка к завтрашней ночи.

Если только мужчины в комнате для аудиенций с Королем не лишат ее такой возможности.

Завтра, в полночь, она присоединится в секретном месте к… одной Деве известно скольким мужчинам и женщинам… и попытается прорваться в учебную программу Братства Черного Кинжала.

Это был хороший план… решение, которое она намерилась осуществить, возможность стать независимой, утереть всем нос и доказать себе, что она — нечто большее, чем ее родословная. В чем проблема? Чистокровные дочери Глимеры из Семей-Основателей никогда не тренируются, чтобы стать солдатами. Не обращаются с пистолетами и ножами. Они не учатся сражаться и защищать себя. Они даже не знают, что такое «лессер».

Они даже словом не обмолвятся с простым солдатом.

Дочерей вроде нее учат вышиванию, музицированию и пению, хорошим манерам, управлению обширным хозяйством и додженами. Им полагалась разбираться в запутанном социальном календаре и циклах праздников, подбирать подобающий гардероб для каждого события и отличать «Van Cleef&Arpels» от «Boucheron» или «Cartier»[4]. Их прятали, оберегали и лелеяли подобно драгоценным камням.

Единственное опасное занятие, до которого их допускали? Размножение. С хеллреном, выбранным семьей во благо сохранения чистоты рода.

Чудо, что отец разрешил ей подать заявление.

Конечно, когда она в первый раз показала ему бланк, он был против… но потом сменил гнев на милость и позволил ей заявиться в программу: набеги двухлетней давности, когда столько вампиров погибло от рук Общества Лессенинг, доказали, насколько опасным для проживания может быть Колдвелл. И она сказала ему, что не собирается участвовать в войне. Просто хотела научиться защищать себя.

Поставив вопрос с точки зрения ее безопасности? Именно тогда отец и передумал.

Но правда была в том, что она хотела иметь что-то свое. Отличительную черту, определявшую ее, которая бы исходила не от прав, насильно переданных по рождению.

К тому же, она помнила слова Пэйтона о том, что у нее ничего не выйдет.

Она ведь женщина.

К черту это.

Пэрадайз снова перевела взгляд на закрытые двери.

— Ну что же…

Прохаживаясь вокруг, она в конечном итоге вышла в фойе, но не хотела приближаться к месту, где мужчины вели обсуждение… будто боялась сглазить.

Боже, о чем они там говорили?

Обычно Король уходил сразу после окончания последней аудиенции. Если они с Братством хотели обсудить что-то личное или связанное с войной, то все решалось в особняке Первой Семьи — месте настолько тайном, что даже ее отца не приглашали туда.

Поэтому да, должно быть, это связано с ней.

Вернувшись в зал ожиданий, Пэрадайз подошла к своему столу, считая часы, проведенные за ним. Она проработала всего два месяца, но ей нравилась ее дело… в определенной степени. В ее отсутствие — при условии, что она останется в программе БЧК — ее место займет кузина, и Пэрадайз провела последние семь дней, показывая девушке что да как, разъясняя процедуры, придуманные ею лично, желая удостовериться, что дела плавно перейдут к преемнице.

Снова сев в кресло, она выдвинула средний ящик и взяла свое заявление… словно оно могло каким-то образом убедить ее в реальности происходящего.

Держа бумагу в руках, она гадала, кто еще прибудет завтра на место сбора… и вспомнила мужчину, который пришел в дом для аудиенций за печатным бланком.

Высокий, широкоплечий, с низким голосом. На нем была бейсболка с эмблемой «Сиракуз»[5]и джинсы, потертые, судя по всему, от настоящей работы, а не как дань моде.

Общество вампиров было весьма узким, и Пэрадайз не встречала этого мужчину раньше… но, может, он был простым гражданским? Это стало еще одним нововведением в программе. Раньше к работе с Братством принимались только выходцы из аристократических семей.

Он назвал ей свое имя, но отказался пожать руку.

Крэйг. Это все, что она знала.

Но он не был груб. На самом деле, он поддержал ее идею тоже подать заявление.

Он также оказывал… завораживающее воздействие, что шокировало ее… настолько, что Пэрадайз несколько недель ждала, вдруг он принесет заполненное заявление назад. Он не приходил. Может, он отсканировал его и подал в электронном варианте?

А может, вообще передумал заявляться в программу.

Полный бред — чувствовать разочарование из-за того, что она может никогда больше не увидеть его.

Когда ее телефон прочирикал, она подпрыгнула и потянулась за трубкой. Пэйтон. Снова.

Она увидит его завтра на сборе… После ссоры относительно ее желания подать заявку она приостановила их общение.

С другой стороны, если Братство решительно воспротивится, там, в комнате с ее отцом? Праведный гнев на парня в принципе окажется под вопросом. Но, да ладно, женщинам разрешили подать заявление.

Проблема в том, что она не была «обычной» женщиной.

Ради всего святого, она не представляла, как поступит, если отец пойдет на попятный. Но Братство же не станет тянуть до последней минуты, чтобы отказать ей.