Прогулки с динозаврами - Александр Кулькин

Александр Кульков

Прогулки с динозаврами

Цветная эра

Стоял тихий вечер. Время стремительно зеленело[1], но пока тепла ещё хватало, чтобы слегка перекусить на сон грядущий. Я лакомился верхними самыми вкусными росточками гинкго, когда услышал пока ещё добродушное ворчание:

— Милгосударь, не соблагоизволите ли вы убрать свой хвост с тропинки? Чесслово, мне не хотелось бы причинять вам неудобства, но сейчас не время для лихих прыжков.

По некоторой небрежности речи, я узнал нашего владыку, и несмотря на крайнюю расслабленность всё же удовлетворил его просьбу.

— Примите мои глубочайшие извинения за столь опрометчивую забывчивость. Поверьте, что только позднее желто-зеленое время, может служить мне если и не оправданием, то хотя бы причиной.

— Не стоит извинения, почтеннейший. Право, не стоит! — Решительным взмахом передней лапы Тиранозавр Рекс прервал словесный поток, — В конце-то концов, я просто прогуливался перед сном. Позвольте откланяться.

С этими словами владыка и повелитель мезозоя скрылся за рощей развесистых гинкго, а я вернулся к нежным метелочкам. Лениво пережевывая брызжущие соком побеги я внезапно вспомнил первого поэта нашей эры. Многие игуанодоны порой обвиняют нашего милого тираннозавра в бесчувственности, и страшное дело, в невежливости! Конечно, владыка грешен в том, что часто сокращает фразы, особенно в красный полдень, но я его понимаю. Когда солнце палит так, что кровь в жилах бурлит как во время любви, то выговаривать все эти формулы общения бывает просто некогда. Да и бесчувственность тирана просто преувеличена завистниками. Когда он доедал архиептерокса, проявляя тем самым свой талант литературного критика, на его глазах были слёзы. Да! Я сам их видел! Я подумал, стоит ли доставать лист пальмы на котором записал стихи, но уже холодало, так что шевелиться было лень. Впрочем на память ещё не жалуюсь:

Я пронзаю сине небо,Яркой молнии подобный,Хохоча над злым тираном,Что внизу беззвучно злится!Красным днём, зелёной ночью,Я свободен очень, очень!А взлетая поутру,Я на головы им …

Хм-м, расхвастался, а последнее слово-то забыл. Ой, какой конфуз. Ну, ничего, поздновато сегодня, завтра посмотрю, когда оранжевое время будет. Странно, что это за шум?

Бронтозавр поднял голову над рощей и прислушался. На соседней поляне тираннозавр вступил в бурный спор с кем-то мелким и отсюда невидимым.

— Нет и ещё раз нет! Примите мои извинения, достопочтимый тираннозавр, но хотелось бы обратить ваше благосклонное внимание на учение видного диетолога Заурходома, который считает что питание в желто-зеленое время, очень вредно сказывается на желудке. Не сочтите за критику, но я полностью поддерживаю диетолога, и считаю, что до наступления зеленого часа вы просто не успеете переварить мое мясо, и завтра в желтое, а так же и в оранжевое время вы будете мучиться от непереваренной пищи! Мой долг, как вашего верноподданного, избавить вас от последствий, увы, непродуманного решения. Я категорически возражаю, извиняюсь за невежливость, против вашего решения меня съесть!

— Благодарю вас за столь любезно предоставленную информацию, и мне хотелось бы конечно познакомиться с автором столь интересной теории.

— Очень жаль, но почтеннейший Зау, прямо скажу необдуманно, вступил в спор с вашим почитателем, аллозавром. Аргументы у того были убийственны.

— Да, вы правы, Алл несколько поторопился, жаль, жаль… Я подумаю над вашей аргументацией… после ужина.

Прозвучал короткий визг, сменившийся равномерным хрустом перемалываемых костей, а я покачал головой. Совсем владыка расслабился, ни тебе «здраствуйте», ни сотрапезнику — «прощайте»… Надо будет как-нибудь в спокойное оранжевое время намекнуть на некоторую торопливость. Кушать конечно надо, но о правилах хорошего тона забывать нельзя. Иначе падём, обмельчаем, и будем суетиться как эти, простите за грубость, млекопитающие.

Величественный бронтозавр, с которым, из-за его размеров, был вежлив даже тираннозавр, грустно вздохнул, и постарался принять удобную позу. Наступало зеленое время, время ночи, время сна.

По небу летело солнце и три птеродакля. Кровь бурлила в жилах, хотелось что-нибудь сделать, что-то особенно выкрутастое. Но прожитые годы, и приятно округлившееся пузо намекали на более лиричные вещи. Например, съесть этот аппетитно выглядевший кустик.

Хулиганистые птеродакли увлеченно орали что-то, очень музыкальное. Я оторвался с сожалением от мясистого побега, и прислушался…

По небу, ясному небу,Мы летим, синь пронзая насквозь,Мы поем, торжествуя победу,Счас дерябнем и нафик снесем полуось!

Я укоризненно покачал головой, хулиганье, что с них взять. Нет, порхание в небесах ни до чего хорошего не доводит. Когда стоишь на земле твердо, то и мысли в голову приходят правильные, а как потеряешь землю под ногами, тогда и возникают в пустых мозгах (с полными-то не взлетишь, тяжеловато) такие же пустые мысли и глупые стишки.

В заднею левую ногу кто-то ткнулся, и я с интересом обернулся.

— Достопочтимый Трицераптос. Позвольте вам заметить, что в данный момент вы слегка заблуждаетесь, пытаясь, извините конечно за резкость, с упорством, достойным лучшего применения, сковырнуть мою ногу. Конечно, это только моё мнение, но эта нога лично мне дорога как память.

— Всё бы вам смеяться над старым архивариусом, — недовольно проворчал старый Триц, прекращая попытки выкорчевать мою ногу, — Я тут понимаешь, иду задумчивый, в скорби великой, а этому, вы конечно не обижайтесь, но это правда, молодому, лень ногу убрать.

— О-о-о! Приношу свои самые искренние извинения, но позвольте поинтересоваться, что так озаботило нашего почтеннейшего хранителя традиций.

— Позволяю, — кратко, почти грубо, ответил трицераптос. Впрочем, в грубость его я не поверил. Старина Триц, который казался вечным, как наша жизнь, просто по природе своей, ревнителя и хранителя традиций, никак не мог грубить. Видимо что-то случилось, что вышибло из колеи нашего старика.

— Так что же произошло, почтеннейший? И позвольте предложить вам этот свеженький побег папоротника, сегодня неплохой прирост, особенно в этой роще, неповторимый, прямо таки на границе пикантности, каменноугольный привкус. Угощайтесь, прошу вас.

Явно чтобы успокоить нервы, Триц слегка перекусил половиной рощицы, потом встряхнул головой, стряхивая с рогов землю. (Строго между нами, никогда не одобрял его привычки докапываться до корней. Чего копать-то, и так всё ясно, бери и ешь!) Потом тяжело вздохнул, и негромко проворчал:

— Один ты, Бронто, и радуешь мою душу своей вежливостью. А так, на современной молодежи вообще крест можно ставить. Только из яйца вылезет, а уже начинает учить. Не поверишь, так и тянет резко сказануть что, «Яйца трицераптосов не учат!». Привязался тут ко мне один цераптос, ещё первую тонну не набрал, а тоже, мыслитель. Что было раньше, что было раньше… Яйцо или динозавр? Далеко пошёл бы с такими мыслями, если бы не пришёлся по вкусу семейке аллозавров. А! Слышал, что к ним в гости какой-то зелёный приехал? Эти прохиндеи меня и выгнали своими воплями, с библиотечной поляны. Нажевались лиан-алкоидов и давай орать нецензурными голосами. Прислушайся, опять орут что-то. Из-за дальней рощи ядовито-зеленых папоротников, непонятно почему названных хмелем, раздавалась какая-то грубая, тревожащая неясными словами, многоголосица:

Товарищ, я пары не в силах связать,Сказал косисоп косисопу,И байта сейчас не могу переслать,Модем можно выкинуть в ….

Последние слова сгинули за шумом ветра, но и услышанного хватило для того, чтобы мои глаза полезли на затылок.

— О чём они орут? Я и слов таких-то не знаю.

— Они, то есть наши, местные, думаю, тоже не знают. А гость… Хотел я ему замечание сделать, посмотрел в глаза и молча ушёл. На вид юнец юнцом, и раскрашен под мифического ящера, по моде этой дурацкой, а глаза пережившего всех. Будто его к нам каким-то вихрем закинуло, и видел он уже всё, и даже свою смерть, в какой-то воронке. Нет, это всё не для мирного архивариуса, пойду к Тирану, пускай воспитательную работу с ними сам проводит.

Триц ушёл дальше, периодически натыкаясь, сослепу, на деревья, и на всякий случай, вступая с ними в беседу, а я грустно дожевал очередное дерево и глубоко задумался. Красное время потихоньку становилось оранжевым, и дальше желтело, а в голове всё бился и бился вопрос: «Что же такое знает этот молодой аллозавр, носящий имя мифического героя, чего не знаю я, добропорядочный бронтозавр из хорошей семьи? Может быть он знает, для чего мы живём? Спросить? А вдруг, он ответит…»