Приключения мальчика меньше пальчика - Михаил Новорусский

Михаил Новорусский

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАЛЬЧИКА МЕНЬШЕ ПАЛЬЧИКА

Из жизни насекомых

(Приключения в микромире. Том VIII)

I. Мое превращение и первая встреча

Это было летом. Мне было тогда девять лет.

Мы жили в деревне. Я собирал разных насекомых, читал рассказы про них и наблюдал, как они живут.

Я часто думал: как жаль, что я — такой большой великан, а насекомые — такие маленькие-премаленькие букашки. Я могу хорошо видеть, как устроена кошка и как устроена собака; могу видеть, какие у них глаза, уши, ноги и зубы, как они едят, бегают, лежат, или играют. А как все это устроено у насекомых, мне никак не разглядеть. Ведь я — такой большой-пребольшой! Ну, как могу я с таким огромным телом подойти к ним близко, войти в их жизнь и рассматривать их жилища? Они мне совсем не пара. И мне, такому большому, никак невозможно глядеть на них запросто, как на всяких других животных.

Долго и не раз я думал об этом. И однажды заснул среди этих мыслей. А спал я всегда крепко и часто видел большие, хорошие сны.

Проснулся я рано-рано и тотчас увидал, что со мной случилось что-то неладное. Я чувствовал себя бодрым, здоровым и сильным, — таким же, как всегда. Но все кругом меня совершенно переменилось.

Моя кроватка стояла на том же самом месте. Одеяло было — то же самое, стены комнаты — те же. Но и кровать, и стол, и стены, и все мои вещи стали огромные-преогромные. Такие огромные, что мне и глазом не обнять их.

Я видел ясно, что я лежу посредине широкой, как чистое поле, подушки, а дальше внизу идет большая, холмистая равнина: это моя кровать. Смотрю я на все это, думаю и понять не могу, что же такое со мной делается?

Как вдруг рядом со мной на подушке я увидал громадную голову черного чудовища, какого я никогда не видывал на картинках. Оно шевелило длиннейшими усами и медленно приближалось ко мне.

В ужасе я весь затрепетал и закричал. Но голос мой, прежде громкий и звучный, теперь потерялся в огромной и пустой комнате. Он был слаб и тих, а потому никто не мог расслышать моего крика. Не слышало меня и черное чудовище. Оно остановилось в нескольких шагах, смотрело на меня неподвижными, как огромные тарелки, глазами и одним усиком слегка касалось меня.

Усик был мягкий и нежный, и мне показалось, что чудовище хочет погладить меня. Это меня немножко успокоило. И когда оно второй раз коснулось меня усиком, я осмелился и схватил рукой за самый кончик его. Чудовище страшно испугалось и готово было пуститься в бегство.

Тут я увидал, что неподалеку от меня на подушке лежали крошки печенья, и вспомнил, что вчера перед самым сном я ел его, лежа в кровати. Только крошки эти теперь показались мне не мелкими крупинками, а огромными, угловатыми кусками.

«Уж не пришло ли это чудовище на запах крошек — полакомиться ими?» — подумал я.

И чтобы испытать это и не пугать животное, я отошел от них подальше.

Прежде на подушке могла умещаться только одна моя голова, а теперь я весь целиком располагался посредине ее и мог бегать по ней спокойно, как по полу: и когда я ходил по ней взад и вперед, она не гнулась и не мялась подо мной.

Чудовище спокойно подошло к крошкам, схватило одну из них своей ужасной пастью и начало жевать. О, что это была за пасть! Ни зубов, ни языка, ничего такого, что есть у других, у него не было. А были какие-то странные привески, мохнатые и коленчатые. Они болтались и двигались во все стороны: не то вторые усы, не то щупальца! И жевало чудовище не сверху вниз, как это делаем мы и все животные, а сбоку вбок, — точь-в-точь, как действуют ножницы, когда ими подстригают траву.

Чудовище было занято едой, а я ходил кругом него и рассматривал его со всех сторон. Заглянул даже под брюхо. Потом осмотрел длинные волосатые усы и длинные же шиповатые ноги. На лапах его были огромные крючья, как у багра, а на ногах — настоящая длинная и жесткая щетина. Само оно было гладкое, глянцевитое и маслянистое. Крылья покрывали половину спины и лежали, прижавшись к ней.

Пока оно пожирало мои крошки, я хорошо ознакомился с ним и перестал бояться его. Я сообразил, что если оно ест хлебные крошки, то не станет есть меня. От этой мысли у меня прибавилось храбрости и я стал придумывать, как бы мне овладеть этим странным, но смирным зверем. На конце его брюшка торчали каких-то два толстых отростка, словно рога, и за один из этих рогов я крепко ухватился обеими руками.

Мой зверь вздрогнул, выпрямился и пустился бежать со всех ног. А ног-то у него было шесть штук. Но я крепко держался сзади, и потому вместе с ним кубарем скатился по одеялу на пол. Перевернувшись несколько раз, он опять вскочил на ноги и побежал к двери, которая вела в кухню. На минуту он вырвался от меня. Но я снова успел схватиться за отросток сзади и снова побежал вместе с ним.

Дверь в кухню была заперта. Но не успел я подумать об этом, как мы очутились уже в кухне: очевидно, чудовище вместе со мной пробежало под дверью.

В кухне мой зверь скоро добрался до какой-то щели и остановился. Я помню эту щель. Она была узкая, но страшное чудовище влезло в нее почти целиком и только кончик брюшка торчал немного наружу. Я выпустил из рук отросток и, оглядевшись, увидал, как из заднего конца брюшка выпал небольшой мешок. Но не успел я взять его в руки и рассмотреть, как из него стали выползать маленькие зверьки, очень похожие на мое чудовище. (Рис. 1).

Рис. 1. Черные тараканы.

— Ба! да ведь это настоящие черные тараканы, — сказал я себе, как только увидал маленьких.

Несомненно, мое чудовище был самый обыкновенный черный таракан. Несомненно, и величина его была обыкновенная, как всегда. И тут только я понял, что со мной случилось какое-то удивительное превращение и что после такого превращения я стал вдвое меньше обыкновенного таракана. Был человеком, а стал словно букашка.

Сначала мне было очень грустно узнать такую новость. Но я скоро успокоился. Я понял, что теперь, при своем росте я отлично сумею войти в жизнь насекомых и познакомиться с ними во всех подробностях их жизни.

II. Я выезжаю по воздуху и попадаю под землю

Стал я соображать, как мне теперь быть и медленно передвигался на своих маленьких ножках вдоль печки по полу. Вдруг я вижу, что тут же у печки лежит и пошевеливается какой-то большой, мохнатый шар с широкими черными и желтыми полосами.

Подойдя ближе, я увидал, что это вовсе не шар, а новое чудовище, которое совершенно не походило на первое. Правда, у него было тоже шесть ног, была голова, усы, заметны были грудь и брюшко. Но все это было устроено совершенно иначе.

Теперь я совсем уже не боялся. Я догадался тотчас же, что это — новое насекомое. Но я не мог узнать, какое именно насекомое, потому что казалось оно мне чрезвычайно огромным. Крылья у него были прозрачные, как стекло, нежные, словно пленочки, с тонкими и редкими волосками по краям. Оно изредка взмахивало ими. При этом крылья отливали всеми цветами радуги. Голова его была украшена странными изогнутыми усами, которые торчали вверх на самом лбу. Тут же помещались огромные глаза — совсем не такие, как у нас и у четвероногих животных. Они блестели, и на них заметно было много ячеек, вроде того, как у пчелиного сота. В каждой ячейке слабо отражались и я сам, и разные окружавшие нас предметы.

У рта его помещались какие-то два щупальца. Но интереснее всего был его язык — длинный, гибкий и тонкий, как волос, покрытый нежным пушком. И чудовище то высовывало этот язык во всю длину, то опять прятало. Казалось, что оно облизывало его.

А все толстое круглое тело его было сплошь покрыто густыми длинными волосами. Даже ноги были волосатые и только на концах их торчали редкие шипы.

Рассмотревши его внимательно, я забрался на большое полено, которое лежало тут же, и взглянул оттуда на своего зверя издали.

— Ага! Вот так зверь, — подумал я. — Это просто-напросто шмель. Самый настоящий шмель! Вероятно, он залетел в кухню на запах варенья, не нашел выхода и заночевал здесь. А когда ночью ему стало прохладно, он забрался поближе к печке.

Я спустился с полена и опять доверчиво приблизился к шмелю. Я знал, что он жалит, но подошел к нему вплотную. Зачем он станет кусать меня, такого маленького? Ведь я ничем не могу испугать либо рассердить его. Его шерсть была такая мягкая да пушистая! Так и хотелось прижаться к нему потеснее. А прижавшись, я ухватился за шерсть и вспрыгнул шмелю на спину, где и лег, точно на постели.

Шмелю это совсем не понравилось. Он заметался, запрыгал, замахал своими четырьмя крыльями и полетел.

Лететь со мной ему было очень тяжело и потому он поднимался с пола медленно и с большим трудом. Лететь же мне, лежа на спине шмеля, было чрезвычайно приятно. Я лежал, запутавшись в его шерсти, точно на возу сена. А шмель летел так тихо и так плавно, что я сначала совсем не заметил этого. Только тогда, когда я увидал, что мы высоко поднялись от пола, мне стало страшно: а вдруг я оборвусь и упаду!