Занавешенные картинки - Михаил Кузмин

Кузмин Михаил

Занавешенные картинки

Михаил Кузмин

Занавешенные картинки

Настоящее издание отпечатано в

Количестве трехсот семи экзем

пляров нумерованных I-VII и 1-300

Экз. I

АТЕНАИС.

Зовут красотку Атен_а_ис,

И так бровей залом высок

над глазом, что посажен наис

косок.

Задев за пуговицу пальчик,

недооткрыв любви магнит,

пред ней зарозмаринил мальчик

и спит.

Острятся перламутром ушки,

плывут полого плечи вниз,

и волоски вокруг игрушки

взвились.

Покров румяно-перепончат,

подернут влагою слегка,

чего не кончил сон, - докончит

рука.

Его игрушку тронь-ка, тронька,

и наливаться и дрожать,

ее рукой сожми тихонько

и гладь.

Ах, наяву игра и взвизги,

соперницы и взрослый "он",

здесь - теплоты молочной брызги

и сон.

Но будь искусным пчеловодом

(забота ведь одна и та ж)

и губы - хочешь, свежим медом

помажь.

Мы неясности откроем школу,

широкий заведем диван,

где все-полу любовь и полу

обман.

1918

КУПАНЬЕ.

Ах, прелестны вы, малютки,

Как невинные зверьки

Эти смехи, эти шутки

У проснувшейся реки!

Тут Адамы без штанишек,

Дальше Евы без кальсон,

И глядя на шалунишек,

Погружаюсь в детский сон.

Розовеются, круглеют

Загорелые тела

И в беспечности алеют,

Словно роза их зажгла.

Спины, брызги, руки, ноги,

Пена, пятка, ухо, бровь...

Без желанья, без тревоги

Караулит, вас любовь.

Надоумит, иль отравит,

А отрава так стара!

Но без промаха направит

Руку, глаз et coetera.

Улетает вся забота

И легко, как никогда,

Занывает где то, что то

И милее чехарда.

Чью то шею, чью то спину...

Что? лизать, царапать, бить?

В середину, в середину

Все ловчишься угодить.

Подвернулся вниз Егорка,

В грудь уперся крепкий лоб,

И расправя, смотришь зорко

В чей то зад, как в телескоп.

Любопытно и ужасно

И сладело - озорно,

И желанно, и бесстрастно

И грешно и не грешно.

Вот команда: враз мочиться;

Все товарищи в кружок!

У кого сильней струится

И упруже хоботок.

Кувыркаться, плавать, драться,

Тискать, шлепаться, нырять,

Снова плавать, кувыркаться,

И опять, опять, опять!

Кто-то крикнет, кто то ахнет,

Кто то плещется рукой...

Небывало, странно пахнет,

Но не потом, не рекой.

Вейтесь, птички! Клейтесь, почки!

Синева, синей, синей!

Розовые ангелочки.

Будьте проще голубей!

Да, пока mon cher с mon cher'ом

И с ma cher'ою ma chere

Но не служит ли примером

Нам пленительный пример?

Вам, папаши, и мамаши,

Надо быть на стороже:

Ведь опасней игры наши

Всех куплетов Беранже.

1918.

МИМИ-СОБАЧКА.

Печаль, помедли, не томи,

Прошу я о простой подачке:

Готов завидовать Мими,

Пушистой, маленькой собачке

Пустее нету пустолайки,

Что лает, только подойдем,

Но не отходит от хозяйки,

Она ни вечером, ни днем.

Порой ее зовут, голубка,

Слкровище, "ma chere, ma btche."

Из под хозяйской из под юбки

Ее ничем не соблазнишь.

И я б, поверьте мне, не вышел,

Урчал бы, дулся, словно уж,

Когда б подняв глаза повыше

Я видел розоватый душ.

Когда б голубоватым газом

Был занавешен свет в глазах,

И чувствовал себя я разом

Как пленник и как падишах;

И я, поверь, привстав на лапах,

Разширив ноздри, уши, рот,

Небесный обонял бы запах

И озирал чудесный грот.

А ночью, взяв чепец небрежно.

Поправив в папильотках лоб.

Меня погладили бы нежно,

Произнеся чуть слышно "гоп!"

Поверьте, я б не промахнулся.

Нашел бы место, где лежать,

Где лег, уж там бы и проснулся,

Не обегал бы всю кровать.

Как тыкался бы, как крутился,

Ворочался, ворчал, визжал,

А вам бы в это время снился

В мундире молодой нахал.

В испарине устали б оба.

Собачке слава прогреми:

Она до самого до гроба

Была вернейшей из Мими!

1918.

КЛАРНЕТИСТ

(Романс.)

Я возьму почтовый лист,

Напишу письмо с ответом:

"Кларнетист мой, Кларнетист,

Приходи ко мне с кларнетом.

Чернобров ты и румян,

С поволокой томной око,

И когда не очень пьян,

Разговорчив, как сорока,

Никого я не впущу.

Мой веселый, милый кролик.

Занавесочку спущу.

Передвину к печке столик.

Упоительный момент!

Не обмолвлюсь словом грубым

Мил мне очень инструмент

С замечательным раструбом!

За кларнетом я слежу,

Чтобы слиться в каватине

И рукою провожу

По открытой окарине.

1918.

АЛИ.

Не так ложишься, мой Али,

Какие женские привычки!

Люблю лопаток миндали

Чрез бисерныя перемычки,

Чтоб расширялася спина

В два полушария округлых

Где дверь запретная видна

Пленительно в долинах смуглых.

Коралловый дрожит бугор,

Как ноздри скакуна степного

И мой неутомимый взор

Не ищет зрелища другого,

О, свет зари! О, розы дух!

Звезда вечерних вожделений!

Как нежен юношеский пух

Там, на истоке разделений!

Когда-б я смел, когда-б я мог,

О, враг, о, шах мой, свиться в схватке,

И сладко погрузить клинок

До самой, самой рукоятки!

Вонзить и долго так держать,

Сгорая страстью и отвагой,

Не вынимая, вновь вонзать

И истекать любовной влагой!

Разлился соловей вдали,

Порхают золотые птички!

Ложись спиною вверх, Али,

Отбросив женские привычки!

1918

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЛУКИ.

Сосед Лука сидел преважно,

А член его дыбился до стола

И думалось ему отважно:

"Чем хуже я Петра Апостола?

Ему вручен был ключ от рая

(Поглажу, ну-ка, против шерсти я)

А разве я не проникаю

В любое дамское отверстие?

И распахну легко калитку

Из самых даже нерасшатанных:

Монахиню, израелитку,

В роскошных платьях, иль заплатанных.

Раз! опрокину на скамейку,

Под юбкою рукой пощупаю,

И рай открыть легко злодейку

Я научу (пусть даже глупую).

Не спорю: член мой крепколобый

Покуда все мое имущество,

Но пусть грозит апостол злобой,

Пред ним имею преимущество.

Ведь мокрый рай, признаться надо,

Пленяет только первой целостью,

А я, Лука, в теснины ада

Готов пуститься с той же смелостью.

От двух дверей мой ключ железный

(Прилично-ль пояснять примерами?)

И в путь второй, равно любезный,

Отправлюсь даже с кавалерами."

1918

НАЧАЛО ПОВЕСТИ.

Я не знаю: блядь-ли, сваха-ль

Тут насупротив живет.

Каждый вечер ходит хахаль:

В пять придет, а в семь уйдет.

Летом в городе так скучно

И не спится до зари,

Смотришь в окна равнодушно,

Как ползут золотари.

Прогремит вдали пролетка,

Просвистит городовой

Снова тихо... рядом тетка

Дрыхнет тушей неживой.

В головах коптит лампадка

И в окно несется вонь...

Молодой вдовой не сладко

Жить, уж как ты ни резонь.

Тетка прежде посылала

Мне и Мить, и Вань, и Вась,

Но вдовство я соблюдала.

Ни с которым не еблась.

Так жестоко и сурово

Целых восемь лет жила,

До того была здорова.

Что из носа кровь пошла.

Раздобрела, ела сытно,

Но, толкни меня пострел,

Страсть, как стала любопытна

До чужих любовных дел.

Где по-вдовьи промолчать-бЫ,

Тут и разберет меня:

Где метрески, или свадьбы,

Или просто так ебня.

Что уж там ни говорите,

А огонь в крови кипит!

Поп твердит: "могий вместити,

Тот, мол, девство да вместит."

Но такого уложенья

Не возьму ни как я в толк

При моем телосложеньи

Я вмещу хоть целый полк!"

1914

ПРИМЕЧАНИЯ

Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных. Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги: вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М., 1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл "Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любовных портретов" (Пг., 1921).

В нашем издании полностью воспроизводятся все отдельно опубликованные сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество стихотворений, в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома представляется наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных стихотворений привела бы к разрушению целостных циклов и стихотворных книг. Известно несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник, доведенный до рукописи (Изборник {Список условных сокращений, принятых в примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и композиции сказались как требования издательства М. и С. Сабашниковых, планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени, а потому не может служить образцом. В еще большей степени сказались эти обстоятельства на нескольких планах различных книг "избранного", следуя которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г. Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).