Ведьмино Везение (СИ) - Кристианна Капли

Кристианна Капли

Ведьмино Везение

Посвящается Анастасии Козак.

Пусть будет такой подарок на День Рождение!

Огромное спасибо Lutien за помощь и честное мнение. А также за прекрасные стихи!

Пролог

— Ты слышишь меня, Ану? Конечно, слышишь! Ты слышишь и видишь всё, что здесь происходит. Тебе по вкусу моя беспомощность, не так ли? Ты рад, что так получилось?

Он метался в своей темнице, словно загнанный в ловушку зверь. Рычал от острого, как кинжал, бессилия, вновь и вновь пытаясь разбить окружающие его зеркала. Тщетно. Только руки в кровь. Пленнику не выбраться из его тюрьмы. Не в этот раз.

— Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты! Ты еще пожалеешь, Ану, за содеянное, ты еще пожалеешь! И не только ты… Все вы пожалеете! Все!

Заключенного окружил хоровод его собственных отражений. Зеркала насмешники, жестокие шутники, чьи шутки способны свести с ума любого. Его отражение скалилось и корчило рожи, другое стояло угрюмое, скрестив руки на груди, третье вообще отсутствовало… Зеркала тоже соскучились по развлечениям. У них давно не было гостей.

Он резко замер, глядя в глаза своему настоящему отражению. Усталому и озлобленному. Криво улыбнулся и жарко зашептал, прижавшись лбом к холодному стеклу.

— Запомни мои слова, отец… Я еще вернусь. Вернусь, клянусь тебе тем единственным, что ты мне оставил. Жизнью. Я выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило. И ты еще пожалеешь, что не прикончил меня. Слышишь, Ану? Слышишь?! Я заставлю тебя пожалеть! Заставлю!

Глава 1. Старые загадки Доминик

Жаркий Месяц, «Червец» по старому календарю.

Двадцатый год от эры Нового Бога.

От скупого света буквы стали расплываться, в глазах защипало. Алевтин отложил перо и размял перемазанные чернилами пальцы. Взглянул на свои руки. Тонкие кисти, обтянутые бледной кожей с проступающими под ней синими венами и пигментными пятнами. Когда‑то он гордился длинными, как у музыканта, пальцами и изящными запястьями. Но старость сделала своё дело — худые и дрожащие его руки больше походили на больные птичьи лапы.

Алевтин бросил взгляд в окно и к своему удивлению отметил, что стоит глубокая ночь. Давно потемнели сгустившиеся сумерки, зажглись звезды. Кто бы мог подумать? За работой и не заметил, как быстро время пролетело.

От долгого сидения на месте разболелась спина. Алевтин попытался подняться, но голова внезапно закружилась, и он рухнул обратно на стул. Так порой бывает. Надо только подождать немного, и всё пройдет. Сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Тогда сердце успокоится, и перед глазами перестанут плясать огненные всполохи.

Здоровье и без того слабое стало подводить. Но всё равно оно того стоило — на еще один маленький шаг приблизился к разгадке. Много лет Алевтин собирал сведения по крупицам, отсеивал ненужное — глупые легенды и сказки, слухи, страшилки, выдуманные, чтобы пугать людей. Не жалея себя, пробирался к тайне, укутанной темным покрывалом веков. И вот, спустя столько лет, почти… Почти подошел к своей цели. Осталось совсем немного. Только найти ключ.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянул его ученик — Доминик. Он держал поднос, на котором дымился горячий ужин.

— Я принес вам поесть, дядя.

Алевтин улыбнулся. Хороший заботливый мальчик. На самом деле они не кровные родственники. Родители отдали Доминика Алевтину — ученому и алхимику, обещав платить каждый месяц двадцать серебряных монет вплоть до совершенолетия сына. Им очень хотелось избавиться от нелюбимого ребенка. Алевтин был не против. Мальчик оказался смышленый и всё схватывал на лету, да и лишние деньги пригодятся. Доминик со временем крепко привязался к своему учителю и называл «дядей». Алевтин не запрещал — ему было приятно.

Доминик поставил поднос на стол, осторожно убрал бумаги, отодвинул от края тяжелые книги. Закрыл чернильницу. Его взгляд упал на записи Алевтина.

— Вы перевели эти строки? Что это? — спросил, внимательно приглядываясь. — Стихотворение?

Алевтин снял с подноса чашку с горячим пряным вином и сделал большой глоток. Приятное тепло разлилось по телу, заглушая тупую боль в спине.

— Не совсем. Скорее загадка, — и произнес негромко нараспев:

Настанет час, когда во тьме холоднойВ бездушных зеркалах.Мятежный дух, изгой, проклятье рода,Несущий боль и страх,Давно томимый злою жаждой волиИ местью обуян,С мечтою об отеческом престолеИсполнит свой обман.И кровь его тогда переродитсяв заветный плод.И вечный повелитель отраженийсвободу обретет[1].

Он замолчал, и на комнату опустилась хрупкая тишина. Было слышно, как за окном стучит мелкий дождь. Лето выдалось сырым и холодным.

— И что это значит? — поинтересовался Доминик наконец.

— Не знаю. Надо разобраться. Но я чувствую, это нам еще пригодится… Не зря его зашифровали, не зря…

Уже после Доминик помог Алевтину подняться на второй этаж, в спальню — они снимали небольшой домик на окраине столицы, где никто не мог потревожить их уединения. Потом же снова спустился в кабинет учителя.

Ему было пятнадцать, но к тому времени Доминик считал себя достаточно эрудированным, чтобы помогать Алевтину разбираться в древних рукописях. Алевтин думал иначе. Старик слишком ревностно относился к своему делу, никому его не доверяя. Хотя и его понять можно — столько‑то лет потратил, чтобы разгадать старую загадку, на отголоски которой он когда‑то наткнулся в юности.

Доминика такое отношение раздражало. Он из кожи вон лез, чтобы Алевтин наконец‑то понял — эту тайну можно разделить на двоих, посвятить в нее и Доминика.

Он стал перебирать бумаги, но ничего стоящего не нашел. В основном, это были заметки Алевтина, в которых и сам Отверженный[2] ногу сломит. Была и та самая загадка, над переводом которой его учитель трудился больше недели. Доминик перечитал её и ничего не понял. Бред. Скорее всего очередная пустышка. Шутка из прошлого. Алевтину, за чем бы он не гонялся, эти строки вряд ли помогут. В них столько же смысла, сколько в опасениях учителя, что это глупое предсказание может для чего‑то сдаться.

Доминик небрежно бросил лист на стол и резко повернулся к зеркалу на стене. Там отразился он сам — красивый юноша с темными вьющимися волосами, которые Доминик отпустил до плеч, голубыми глазами с желтым ободком вокруг зрачка, прямым носом и тонкими губами. Доминику нравилась его внешность, как нравилось и то, что в те редкие их с Алевтином выходы в свет, он с легкостью завоевывал женское внимание, не смотря на свой достаточно юный возраст.