Держава Света (сборник) - Николай Рерих

Николай Рерих

Держава Света (сборник)

Держава Света

«Ангел Благое Молчание».[1] Кто не восхищался пламенною тайной в образе огневого Ангела? Кто не преклонялся перед всепроникающей вестью этого жданно-нежданного Гостя? Он безмолвен, как сердце постигшее. В нем хранима нетленная красота духа. Красота в вечности безмолвного и кроткого духа, – он и хранит и напутствует. «Ангел есть неосязаемое, огневидное, пламеносное», – говорит Зерцало. «Языка для слова и уха для слышания не требует; без голоса и слышания слова подает един другому разума своя»… «Мечтательное тело надевают ангелы для явления людям». В молчании было видение. Исполнились света предметы. И воссиял лик Великого Гостя. И замкнул Он уста, и скрестил руки, и струился светом каждый волос Его. И бездонно пристально сияли очи Его.

В бережности принес Пламенный весть обновленного, благословенного мира. Тайностью Он дал знак ко благу. В дерзании Он напомнил о Несказуемом. Без устали в часы дня и ночи будит Он сердце человеческое. Он сказывает приказ к победе духа и каждый поймет и примет его на языке своего сердца.

Кто же запечатлел Ангела Благое Молчание? – Образ Его писем поморских. Но не только от полученного моря тайна сия. В ней ясен и покрытый лик вестника Византии. В ней и тайна Креста. Запечатлен Ангел Молчания тою же рукою и мыслью, что сложила образ Софии – Премудрости Божией. Пламенны крылья устремленной Софии, пламенны же и крыла Ангела Благого Молчания. Огненны кони Илию возносящие. И пламенное крещение над апостолами. Все тот же огнь, Агни всеведения и возношения, который проникает все Сущее и перед которым слово не нужно. Рассекают пространство искры динамо. В напряжении расцветают они спиралями восхождения и сверкают, как древо, ветвями и листами Огня. Логос Мысли нагнетает прану и в трепете смущается человеческое естество перед блистанием языка молнии. Вспыхивает огнь Кундалини. Вращаются колеса Иезекииля, вращаются чакры Индии, грозен глаз Капилы… Где же предел сиянию, где размер мощи? Но невидим стал свет и звук потонул… Ничто не мерцает и сам аромат праны растворяется. Это высшее напряжение. Недоступно глазу и неслышно уху. Лишь сердце знает, что взывает молчание и переполнена чаша. Сперва молния и гром, и вихрь, и трепетание и лишь затем в молчании Глас Несказуемый. Благовествует Агни-Йога: первый завет грому подобен, но последний творится в молчании. Сперва Вестник Пламенный, а затем Сама Пречистая София – Премудрость…

Сказано: Благодать пугливая птица; стремительны крыла Софии – горе неусмотревшему, горе непостигшему, отогнавшему. Крыло, пламенное по Благодати, ставшее Явным, почему явится опять жестокому или робкому глазу. Но сколько огней, уже различимых даже неиспытанным оком. Об обителях света мечтает человечество. Мечтает в молчании, среди мрака, в дерзании признаваясь себе. Даже верит ночью, но днем не исповедует. Хотя и помнит закон: верую и исповедую. Сами отлично знают, что вера без утверждения лишь призрак. Лишь отвлеченность. Но ведь Благодать есть привлеченность и утвержденность. Иначе к чему все туманные воздыхания? К чему наука, если дух не дерзает на приложение? Никодим во нощи – лишь символ веры без последствий. Лишь искра без пламени и отепления.

Смердяще разложение. Невыносим холод невежества. Недопустим по вреду своему, по заражению накоплений, по разложению основ. Уже многожды испуганная Благодать – птица трепещет белыми крылами у запертых окон, но боимся всего нарушающего невежество наше и надеемся на затворы. Если даже глаз увидит – мы назовем случаем, если ухо подтвердит – мы скажем совпадение. Для нас даже Икс-лучи и радий просто нечто, а электричество есть просто фонарь для удобства. Если вам скажут, что мысль изменяет вес тела, и это не смутит механиков цивилизации. Необычно увеличивается неправильность кровообращения и губительное давление крови. Последняя форма инфлуэнцы, подобно легочной чуме, сжигает легкие. Пылает гортань. Свирепствует астма. Усиливается менингит и непонятные сердечные явления. Но для нас эти показатели пока лишь модные болезни, не заслужившие еще общего внимания. Мы слышим о переполнении пространства волнами радио, об отравлении газолином, об особенностях пресыщения электричеством. Но думать о будущем неприятно и судьба шара для гольфа равняется иногда судьбе шарика планеты. Мы боимся обратиться, подобно мудрой Хатшепсут,[2] к тем, которые будут жить в грядущие годы, которые обратят сердца свои и будут взирать на будущее. Но если даже пугающее понятие «будущее» и будет произнесено, то обычно оно будет обставлено такими пережитками вчерашнего дня, что путь к нему сразу превратится в подземелья темницы. Между тем первое условие познания – не стеснять методом изучения. Не настаивать на условных методах. Познание складывается дерзанием, внутренними особыми накоплениями. Подходы к Единому Знанию так многоразличны. Описание этих зовов и вех жизни составило бы нужнейшую и ободряющую книгу. Не настаивать, не урезать, не угнетать указкою, но напоминать о свете, об огнях пространства, о высоких энергиях, о сужденных победах необходимо. Надо собрать все факты, еще не вошедшие в элементарные учебники. Надо нанизывать эти факты с полнейшей добросовестностью, не презирая и не высокомерничая. Также и без лицемерия, ибо за ним скрыт личный страх, иначе – невежество. Никогда нельзя знать, откуда придет полезное зерно или звено завершающее. Физик, биохимик, ботаник, врач или священник, или историк, или философ, или тибетский лама, или брамин-пандит, или раввин-каббалист, или конфуцианец, или старуха-знахарка, или, наконец, спутник, имя которого почему-то забыли спросить, – кто и как принесет? В каждой жизни так много замечательного, светлого, необычного. Только вспомнить. Среди напоминаний вспыхивают лучшие, временно затемненные звезды. Итак, опять, не покидая трудового дня, мы близимся не к запрещениям, но к возможностям, осветляющим жизнь. Именно, не наше дело настаивать, чтобы не перейти в насилие. Ибо насилием ничто не достигнуто. Но, твержу, следует напоминать о радостях возможных. Имена этих радостей духа трудно выразимы на языке плотского мира. Надежда покоя во все времена заставляла людей забывать великое, – заповедует Преподобный Исаак Сирин. Кто не знает, что и птицы приближаются к сети, имея в виду покой. Счастливы те, кто, осознав беспредельность, полюбили труды каждого дня. После святоотеческих заветов вспомним и последнюю книгу проф. Эддингтона «Звезды и Атомы». Говоря о неземных условиях прочих светил, профессор отмечает: «И было бы более правильно сказать, что причина данного явления в том, что оно земное и не относится к звездам». Ведь еще недавно люди пытались приписывать земные условия всем остальным мирам.

Нужна непредубежденность. Горение нужно. Огонь костра сзывает в пустыне путников. Так и зов напоминания стучится и доходит под всеми одеяниями до созревшего сердца. Путевые вехи разнообразны. Неожиданные зовы. Но ведь неустанная зоркость и заботливое внимание будут ключами к затворенным вратам. Невместны отрицания, где заповедано широкое вмещение, честность познания и почитание иерархии Блага. В жизнь науки начинает входить непредубежденность. С трудом, под усмешки, но уже в разных странах освобожденные от страха души устремляются к сужденным синтезам. Может быть, скоро будут возможны съезды этих работников созидания. Уже слагаются центры, где безбоязненно, неосужденно невежеством или завистью, можно обмениваться доверчивыми мыслями. Будем со всею заботливостью бережно собирать эти разносияющие цветы единого сада Культуры, помня: «Не бо врагам тайну повем, ни лобзание дам, яко Иуда». Без холода осуждения, без невежества отрицания откроем двери привета и светлого утверждения каждому зерну Истины.

Мы делаем из огненного восхищения возвышенных духов Hysteria Magna[3] с повышенною температурою. Вишудха – центр гортани – лишь клубок истерический. Огни Святых Терезы, Клары, Радегунды; сердечная теплота Отцов Добротолюбия; Туммо Тибетских высоких лам; или хождение по огню в Индии – обряд, живущий и до сего времени; ведь Агни-Дику – престол Огня, тоже издревле помещался в Индии, где тысяча глав горы Маха Меру, – все это еще в пределах ненормальности повышения температуры. Даже разница веса картофеля до разложения и потеря в весе при сложении отдельных частей его не заставляет подумать об энергиях, которые пока что избегали изучать чистосердечно и добросовестно. Между тем каждый искренний химик сознается, что при любой реакции воздействует какое-то несказуемое условие, может быть, условие личности самого экспериментатора. Присутствие определенного лица воспрепятствовало смерти растений в лаборатории Sir Jagadis Bose. Но так как Sir Bose истинный ученый, то он сейчас же отметил это явление. Мало кто обращает внимание на воздействие природы человеческой на жизнь растений. Мало кто настолько утончен и зорок, чтобы принимать факт так, как он есть, а не так, как ему предписали суеверия, предрассудки, эгоизм и самомнение.