Елка в подарок - Сан-Антонио

Сан-Антонио

ЕЛКА В ПОДАРОК

Лотереи, конкурсы, розыгрыши! Сначала вас охватывает бешеный азарт. А потом — полное разочарование. Квартира (машина, пылесос, набор зубочисток — нужное подчеркнуть) в большинстве случаев уплывает к неизвестному счастливчику. Впрочем, даже если вы выиграли, то радоваться еще рано…

Вот, например, коллега Сан-Антонио — Пинюш — выиграл в газетной лотерее домик с участком земли. Разумеется, что столь знаменательное событие в жизни Старой Развалины и его жены не могло обойтись без званого обеда. Все бы ничего, если бы Берюрье не решил одарить старинного друга красавицей-ёлкой. Причем, он настоятельно требовал, чтобы вечнозеленая громадина была посажена немедленно.

Но вечнобольному Пинюшу опять не повезло. Похоже, что вместо участка под шпинат и капусту он выиграл кладбище. Дважды Берю пытался выкопать яму для своего подарка. И оба раза его лопата натыкалась на труп двухгодичной давности. Можно ли спокойно обедать, не выяснив хотя бы имена усопших? А также имена тех, кто помог им перейти в столь плачевное состояние? Этим-то и занялся ваш друг Сан-А.

Вы все еще не оставили надежды выиграть приз и пытаетесь заполнить шесть клеток произвольными номерами от одного до шести? Однако выигрыша, а тем более его последствий, никто не гарантирует. Купите лучше книгу — источник знаний. Здесь вас точно не надуют.

Эти нескончаемые или ничем не заканчивающиеся приключения посвящаются Жану Редону и Симоне.

Хочу предупредить всех, кто страдает печеночными коликами, несварением желудка, желчностью, изнуряющими комплексами и просто разжижением мозгов!

Знайте же: сюжет этой книги высосан из пальца, о персонажах и говорить не приходится — они выдуманы. Впрочем, нет сомнения, что некоторые читатели, страдающие тугодумием, обнаружат сходство с моими героями. Но тут, извините, я ни при чем!

Часть первая

Которая, надеюсь, сможет убедить вас в том, что не стоит запускать руки туда, куда не ступала нога человека

Глава первая

Я только-только врубился в сенсационную статью о сексуальной жизни Робинзона Крузо — утверждавшую, между прочим, что, несмотря на свою набожность, он перестал соблюдать посты с прибытием на остров Пятницы, — как вдруг открывается дверь и в мой кабинет неслышной тенью просачивается тщедушная фигура старшего инспектора Пино.

Возникновение в кабинете Пино, ввиду заурядности данного события, нисколько не отвлекло меня от захватывающего чтива, и я со все возрастающим интересом углубляюсь в потрясающие подробности интимной жизни всеобщего любимца, как вдруг до моего слуха доносится звук, похожий на шипение испускающей дух шины.

— Не надо так сильно вздыхать, — советую я, не глядя на своего вечно страдающего от многочисленных недугов сотрудника, — а то бумаги разлетятся.

В ответ на подобные замечания Пинюш Развалина, дабы не уронить достоинства, обыкновенно пускается в нудные объяснения, провоцирующие, естественно, новые подковырки на его счет. Но на этот раз он остается безмолвным, как минута молчания во время конгресса глухонемых. Тогда я поднимаю на него глаза, вернее, в направлении, где, судя по вздоху, должен быть Пинюш, и с удивлением констатирую: в поле моего зрения нет абсолютно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческий силуэт. Мой старичок, хоть и полупрозрачен, подобно истонченному временем пергаменту, но все же, как ни крути, материален, а тут совсем исчез. Исчез напрочь. Испарился. Растворился без остатка!

Не веря своим глазам, я вскакиваю, огибаю стол и вижу Пино, растянувшегося на грязном полу. Его нос уткнулся в раскрытый номер “Средиземной утки” — газетенки, издающейся для тех французов, чей интеллектуальный уровень ниже… Впрочем, не будем об уровне, замнем для ясности. Старичок, не иначе, слетел с катушек. Уж не отдал ли богу душу? Что ж, с него станется, при его-то физическом состоянии.

В смятении бросаюсь к нему и переворачиваю на спину. Пино явно жив, ибо напряженно морщит лоб с налипшим окурком, открывает мутные глаза, а отвислые усы принимают форму буквы "О".

— Черт возьми, что с тобой, Пинюш? У тебя начался климакс? — встревоженно спрашиваю я, отрывая беднягу от пола без малейшего, труда, что неудивительно, учитывая его вес. Есть же, в конце концов, музыканты, играющие на тубе или геликоне на ходу.

Я укладываю цыплячью тушку Пино на кресло — единственное украшение моего кабинета, — великолепное сиденье которого вращается на манер суперсовременного биде. На деревянном подлокотнике ушлая рука Берюрье в запальчивости нацарапала: “Смерть дуракам!” Попадись этот глубокомысленный афоризм на глаза начальству, и дальнейшая карьера моего помощника окажется под сомнением, поскольку нельзя ответить однозначно на вопрос, кого он имел в виду.

Его Старческое Величество медленно приходит в себя.

— Пить… — лепечет оно.

Я опрометью кидаюсь к шкафу Берюрье, обнаруживаю, к счастью, вино и протягиваю бутылку Пинюшу. Старик делает приличный глоток и скашивает глаза на валяющуюся на полу газету.

— Может, доктора позвать? — спрашиваю я участливо, глядя, как вино слегка окрашивает его дряблые щеки.

Пино грустно качает головой, как китайский болванчик в трауре.

— Нет… Невероятно!

— Что невероятно? Что ты потерял сознание? Может, это от давления? Или ты вчера перебрал? Так ничего удивительного!

— Газета! — бормочет он с жаром.

— Что газета?

— На первой странице, читай.

Я поднимаю с полу газету и разглядываю набранные жирным шрифтом заголовки статей, густо замешанные на лингвистических упражнениях торговцев Общего рынка.

— Внизу! — выдыхает Пинюш.

Внизу, полосы красуется фотография актрисы века Фригид Мордо, чей бюст даже в полуприкрытом виде способен произвести потрясения в рядах консерваторов Великобритании и свести скулы улыбающимся красавчикам на рекламных афишах зубной пасты. А ее ягодицы! Величие рельефа! Гимн выпуклостям! Достаточно тридцати секунд непрерывного показа этих ягодиц крупным планом, и любой стадион можно брать голыми руками! Собственно, контракт от актрисы большего и не требует. Бешеный успех гарантирован. С ее приходом на экран женщины освободились от предрассудков, перестали стесняться в рентгеновских кабинетах и на пляжах. Отныне стало модным и престижным быть в форме и поддерживать свою красоту, используя многочисленные шампуни, кремы, лосьоны и тому подобную дребедень. И чем они дороже, тем лучше! Торговцы мылом, ваш час настал! Всемирная история гигиены делится на два периода: до Фригид Мордо и после! Раньше было необязательно мыть ноги, чтобы сниматься в кино, теперь необязательно сниматься в кино, чтобы вымыть все, вплоть до собственного самолета!

— Ты видел? — кряхтит, сипя внутренностями, Пинюш.

— Да, ее формы действительно впечатляют. Понимаю, почему ты хлопнулся в обморок. В твоем возрасте это может быть очень опасно. Тебе бы лучше почитать что-нибудь религиозное.

— О чем ты говоришь? — плаксиво кривится он. — Читай третью страницу!

Читаю и чувствую, что волосы у меня на башке встают дыбом.

Лауреатом нашего конкурса стал инспектор полиции господин Пино! Ему присуждается наш, главный приз — “Дом твоей мечты!”

Я мгновенно столбенею, как жена Лота, оглянувшаяся назад.

— Вот это да… Так ты, значит, сорвал приличный куш?! И твою физиономию теперь будут знать все от мала до велика! Еще бы, счастливчик года! А ты уверен, что ты — этот самый Пино?

Поскольку в таких случаях полагается музыка, после произнесенной мной тирады вместо фанфар на столе начинает торжественно звонить телефон. На другом конце провода мадам Пино, в состоянии шока (или грогги, как говорят американские комментаторы боксерских матчей), требует своего законного супруга. Она не знает, что делать, — журналисты, и среди них, естественно, корреспонденты “Утки”, заполонили их малогабаритную квартирку.

— Сейчас он подойдет! — уверенно обещаю я.

Прежде чем дать возможность старику слиться по телефону со своей законной половиной, я любопытствую:

— А что это за конкурс такой?

— Нужно было придумать текст.

— Текст?

— Для рекламы новой лапши!

— Ха! Это в самый раз для тебя… И что же ты придумал?

— Да не очень помню… В тот вечер, когда посылал предложение в газету, я прилично набрался. Наверное, там написано, посмотри!

Действительно, посредине текста жирными буквами напечатано мощное по глубине мысли, краткое и строгое, как все гениальное, двустишие:

Один лишь вид лапши “Петит”

Разбудит страшный аппетит.

— Умри, лучше не скажешь! Старик, можешь спокойно почить — ты оставил свое послание человечеству. Какой урок будущим поколениям! Ты родился лапшой, всю жизнь был лапшой и останешься лапшой во веки веков!