Иерусалимские хроники - Михаил Федотов

Федотов Михаил

Иерусалимские хроники

Михаил Федотов

Иерусалимские хроники

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая. АНГЛИЧАНЕ

Глава вторая. МИКРОСКОП

Глава третья. ИЗ БАКУ

Глава четвертая. СНЫ

Глава пятая. АКАДЕМИК АВЕРИНЦЕВ

Глава шестая. О ТВОРЧЕСТВЕ

Глава седьмая. МАМА ШАЙКИНА

Глава восьмая. КАПЕРСЫ

Глава девятая. ТААМОН

Глава десятая. БОРИС ФЕДОРОВИЧ

Глава одиннадцатая. БЕРИ ВЫШЕ

Глава двенадцатая. АРЬЕВ НЕ СОВРАЛ

Глава тринадцатая. КОВЕНСКАЯ ЕШИВА "ШАЛОМ"

Глава четырнадцатая. ВАН-ХУВЕН

Глава пятнадцатая. РУССКАЯ МАТЬ

Глава шестнадцатая. "ЕВРЕИ В СССР", ИЛИ КОТЛЕТЫ ПО-КИЕВСКИ

Глава семнадцатая. СГОВОР

Глава восемнадцатая. УКАЗ 512

Глава девятнадцатая. КАНДИДАТЫ

Глава двадцатая. ЧТО ЖЕ ПРОИСХОДИТ?

Глава двадцать первая. ПРИ ДВЕРЯХ

Глава двадцать вторая. БУФЕТЧИЦА ДРОНОВА

Глава двадцать третья. СНИМИТЕ ПЛАВКИ

Глава двадцать четвертая. ПОСЛЕ СЕАНСА

Глава двадцать пятая. РЫНОК МАХАНЕЙ ИЕХУДА

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. НА АНТРЕСОЛЯХ

Глава вторая. АЛКА-ХРОМАЯ

Глава третья. КИКО

Глава четвертая. ИСТОРИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Глава пятая. ТЕКУЧКА

Глава шестая. РОДОСЛОВНАЯ

Глава седьмая. ФОТОГРАФ

Глава восьмая. ДОКТОР ЖИВАГО

Глава девятая. ПОЧВЕННИКИ

Глава десятая. ПРЕИЗ ЗЕ ЛОРД

Глава одиннадцатая. ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕНА ЦАРЯ ДАВИДА

Глава двенадцатая. ПЬЕМ БУРБОН

Глава тринадцатая. НА ЗЕМЛЕ

Глава четырнадцатая. НОСТАЛЬГИЯ

Глава пятнадцатая. БУХАРЕСТ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая. ЕЕ НЕТ

Глава вторая. ТИШЕ, Я -- ЛЕША

Глава третья. ИЕРУСАЛИМ НЕЗЕМНОЙ

Глава четвертая. СТАРЕЦ ХОЧЕТ ЮРУ

Глава пятая. СОЗВЕЗДИЕ БЛИЗНЕЦОВ

Глава шестая. ЛЮБОВЬ

Глава седьмая. ПИСЬМО

Глава восьмая. ПОЭТ БЕЛКЕР-ЗАМОЙСКИЙ

ЭПИЛОГ

I (Лярош Фуко)

II (Первый тур)

III (Страсти)

IV (Парад поэзии)

V (Что такое поэзия)

VI (Заключительный тур)

VII (Голосование)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

АНГЛИЧАНЕ

Я хочу быть богатым.

Хочу, чтоб из Москвы мне звонил Евтушенко и спрашивал, какая погода в Иерусалиме. Но мне никто не звонит. У меня даже нет телефона.

Мне надоело ходить в туфлях на шурупах. Раньше рядом со мной жил лысый англичанин. Он носил пиджак с серебряными пуговицами. Перед своим отъездом он сказал мне по секрету, что нужно написать на бумаге "Я достоин богатства" -- и самому в это поверить. Я спросил, а можно не писать, а просто сказать устно. Но лысый уверял, что обязательно следует писать, а то потом можно отказаться, особенно если никто не слышал. Надо писать десять дней подряд на любой бумаге, и еще читать это вслух. И уже будет не отнекаться. Я так раньше не пробовал. Я говорил только: "Господи, ты испытал меня бедностью, теперь попробуй испытать меня богатством". Но до дела никогда реально не доходило.

Зашла "старуха под лестницей", попросила вернуть ей яйцо. Курд не должен никому насовсем давать яйца -- может пропасть ребенок. А у нее оба сына в Америке, и оба невозвращенцы. Иногда от них приходит открытка.

Иногда другая соседка, сверху, приносит перловую кашу и индюшачье жаркое. Она призналась мне, что родилась на окраине Парижа. Врет. Марокканка чистых кровей.

По вечерам я стою возле окна и слежу за темным парадным напротив. Просто так. Я пробую всматриваться в будущее. Оно в густом тумане. Пустые бесконечные будни. Иногда мне снится женщина в шали, которая зовет меня по имени. Зимой мне снится страшный голый человек, идущий по шпалам. По серому снегу. У него тяжелый волосатый зад и необъятных размеров живот. Потом сны сливаются в один. Женщина шепчет мне: "Не бойся, мы берем тебя с собой", -и я в ужасе просыпаюсь.

Иногда я пью чай в пижаме, как пассажир поезда "Москва- Владивосток". Иногда начинаются дожди и зима, и я все время что-то пишу. Так идет год за годом. Так начинался мой последний год в Израиле -- год "Иерусалимских хроник".

Аркадий Ионович от холода заболел эпидидимитом. Утром он приходил за чаем в синей пижаме с печатями. Эстер-американка обещала сшить ему бандаж для больного яичка. Она говорит, что никогда такого не шила, но попробует. Я ему говорю: "Что Вы ходите в ворованной пижаме?" Он говорит: "Это больничная пижама. Разве я не больной? Кто же тогда должен ходить в больничных пижамах?" Вчера вечером он не выдержал и украл у "Стемацких" книгу -"Главные мировые сражения Палладина". Она стоит семьдесят четыре шекеля, но там есть все сражения, начиная с греков. Пока он воровал книгу, боль прошла, но потом, когда он уже свернул с Яффо на улицу Кинг Джордж, боль вернулась. Аркадий Ионович уже несколько дней не пьет. Зато его постоялец-поляк приходит домой "попивший". Денег нет ни у меня, ни у них. Я отослал поляку соленых огурцов. У меня стоит для него трехлитровая банка. Поляк говорит, что будем есть одни огурки. До конца мира есть одни огурки. В четверг Женя Арьев приглашал в ресторан на день рождения тещи. Было человек двадцать. Поговорили о художниках. Почему художникам могут удаваться ремесленные портреты, а ремесленных стихов хороших не написать. Арьев высморкался и сказал, что такие стихи мог писать каждый второй лицеист. А я сказал, что во всем Кюхельбекере нет и строчки поэзии. Тогда он взвился и обозвал меня малокультурным человеком. "В то время как Кюхельбекер в шестнадцать лет на семи мертвых языках проживал и нес всю историю мировой культуры, вы выдавливаете из себя триста страниц и в них десять строчек рассуждений. А вот вы возьмите Гессе! А? Понимаете?! У нас же самый лучший бытописатель, вроде современного Мамлеева или Лескова, мир не строит, а описывает быт. В отличие от Аксенова, который строит новый мир, которого до него раньше не было. Правда, делает это плохо". Он прав. У меня нету склонности рассуждать. Еще Арьев сообщил мне по секрету, что он влюбился в англичанку. Я ее там видел. Выглядит как английская молочница. Но потом сверкнет глазом, оживляется, открывает рот, и видно, что в Англию стоит прокатиться за невестой. Потому что в бровях есть какая-то особенная независимость, которой во всем остальном мире не наблюдается. Но должен быть какой-то уравновешивающий эти брови боковой эффект. Типа -- нет жопы. Потому что вряд ли это какая-то особенно полноценная генерация людей. Я сказал Арьеву, что серьезного секса в Англии тоже быть не может, а вместо этого какая-нибудь возня. Потому что в спальнях не топят и дикий холод. Он обиделся. Ну и черт с ним. Приглашают тебя в ресторан, и мало того, что заставляют самого платить, так еще требуют, чтобы взяли и первое, и второе. Вот тебе и Кюхельбекер.

Глава вторая

МИКРОСКОП

Я проснулся от стука в дверь. По стуку было похоже, что еще рано и что это пьяный Аркадий Ионович. Он был полутрезв и привел с собой толстого художника из Хайфы, с которым они пили ночью в Неве-Яакове. Но их выгнали из дома, где они пили, потому что художник пугал маму. Тогда они доехали до Иерусалима на поливальной машине и пришли пешком ко мне. Я не люблю, когда ко мне приходят в семь утра опохмеляться, и я сказал с кушетки, чтоб их духа собачьего рядом с моей дверью в такую рань больше не было, что я лег в три часа и что я понимаю, что у Аркадия Ионовича нет света и живет польский граф и еще китаец Хаим, но я не могу по утрам поить чаем всех китайцев на свете. И я не хочу в доме никаких незнакомых алкоголиков и не желаю ни с кем знакомиться. Тогда Аркадий Ионович мстительно сказал, чтобы я ему вернул тридцать шекелей, которые я брал третьего дня, и они пойдут пить чай в "Таамон". Мне пришлось встать, подойти к двери и сказать, в трусах, чтобы приходили в десять. Если бы я пустил их пить чай, то день скорее всего прошел бы спокойнее.

Аркадий Ионович живет от меня за углом. У него на первом этаже из тюрьмы вернулся хозяин, и из-за этого нет воды. А газовые баллоны Шнайдер еще в прошлом году продал арабам.

Я пошел в банк, но по дороге вспомнил, что ничего Аркадию Ионовичу отдать не смогу, потому что сегодня двадцать восьмое. Это последний день платить банковскую ссуду, и денег никаких не осталось, даже минус. Возвращаться домой мне не хотелось, но я подумал, что они не придут, и ошибся. Они уже торчали под дверью. И оба еще немного вмазали. Мне, конечно, следовало по-честному сказать, что в кармане нет ни одной копейки и отдать деньги я не могу, но я застеснялся, и вместо этого начал объяснять Аркадию Ионовичу, что в таком пьяном виде ему лучше долг не забирать, потому что все пропьет. Аркадий Ионович ничего не ответил, пожал плечами и немного от меня отстранился.

И из-за его спины вылез этот толстый монстр в черном. Он взял меня за шею и начал руками душить. Это, наверное, оттого, что я не пустил их утром, или у него были свои понятия о справедливости, и он был недоволен, что не отдают тридцать шекелей. Меня никогда раньше не душили, но ничего особенного.