Прощай, моя совесть! Привет, моя месть! - Алексей Семенов

Алексей Александрович Семенов

Прощай, моя совесть! Привет, моя месть!

Кому угодно, но только не им..

– Здравствуйте, меня зовут Лошадь. И я – наркоманка.

– Здравствуй, Лошадь, – растягивая фразу, как дети в группе продленного дня, и переглядываясь, сказала группа из шести анонимных наркоманов в завязке.

– А еще я шизофреничка, на учете в городском психоневрологическом диспансере с четырнадцати лет, социопатка – люто и, не сдерживая себя, презираю людей сознательно с пятнадцати, сексоголичка с тринадцати и вегетарианка с семнадцати лет. И если наркоту я на время, кажется, победила, то все остальные радости живут во мне очень ярко.

Все напряглись, не понимая происходящего, а Рыжая даже захихикала как-то нервно.

– У меня в голове живет лошадь, поэтому меня все зовут Лошадь. Многие не хотят, но я настаиваю – они привыкают. Хотя в лошадях нет ничего плохого, но применительно к девушке звучит как оскорбление. Такой общественный шаблон.

– А что ты хочешь от жизни? – произнес кто-то около входной двери.

Все обернулись. Это был Макс, один из самых брутальных и авторитетных наркоманов в завязке. Он смотрел на Лошадь, нагло изучая ее физиологию, облокотился на косяк и ждал ответа. За секунду Лошадь тоже осмотрела Макса. Увидела красивые своей наглостью глаза, увидела в них вызов себе, увидела, что он готов дерзить и вступить в ораторский бой, поэтому ответила искренне:

– Я хочу дом, семью и написать книгу.

– Так это же так просто – завести семью… – удивилась Рыжая, оглядываясь по сторонам в поиске поддержки.

– Для многих – просто, – за Лошадь ответил Макс, глядя ей в глаза. – А вот для Лошади – это самая большая проблема.

– Почему? – Спрашивая это, Лошадь хотела, чтобы Макс или кто угодно другой правильно ответил на вопрос. Именно так, как она, долго мучаясь ночами, да и днями тоже, выводила ответ на этот вопрос. И вывела его.

– Потому что умная, – ответил Макс. – Сложно найти достойного.

– Потому что планка завышенная, – вызывающе перебила Макса девушка, появившаяся в проходе рядом с ним. Она красиво и четко обвила руками его шею, пропустив ухо между большим и безымянным пальцами, и своими губами проглотила его губы.

– Ну вот, как всегда, пришла Нина и все испортила, – как-то по-личному прошептала Рыжая.

Все задвигались на стульях, смущенно отворачиваясь от целующихся, и, в спасительном волнении найдя на стуле Лошадь, воткнули свой взгляд в нее.

Лошадь же с интересом рассматривала целующихся, чем повторно смутила всю группу бывших наркоманов, сознание которых теперь было расколото вопросом: прилично ли смотреть на тех, кто неприлично смотрит на неприлично целующихся?

– Не бойся, красотка, не отберу, – уверенно повышая голос, сказала Лошадь.

Поцелуй остановился, все замерли, а Рыжая даже сжала ноги в коленях и подтянула их к животу, предчувствуя большой конфликт.

Нина выпустила пальцы из волос Макса, слегка улыбнулась ему, прищурив глаза, и, практически одними губами прошептав «Я ненадолго, ладно?», опасно двинулась в центр зала к Лошади.

Пока она делала эти десять шагов, Лошадь успела рассмотреть, насколько красивая и безвременно стильная Нина. Наверняка она была моделью или даже сейчас – модель. Из-под черной, корсетной формы блузки по шее до мочки уха тянулись извивающиеся тонкие листья татуировки. Частью какого рисунка они были, Лошадь не успела додумать, потому что, словно делая это на уровне автоматизма, Нина в движении подхватила за спинку свободный стул, пользуясь рукой, как рычагом, вскинула его высоко вверх и с громким выдохом «хэ-э-э-эй» обрушила на сидящую Лошадь.

Спать не получалось, поэтому Лошадь набрала его номер в четыре утра.

– Малыш, что-то случилось? – услышала его сонный голос.

– Да нет, все нормально, – слишком спокойно проговорила она. – Звоню сказать, что я тебя не люблю. Да и не любила никогда.

– Я не понял прикола. Совсем не смешная и отвратительная шутка.

– Это не шутка. Прощай.

Лошадь отключила телефон, понимая, что он будет звонить до тех пор, пока не сойдет с ума.

Он ее любил, но ей было этого мало. Лошадь достала из холодильника лед, завернула в салфетку, прижала к голове и легла на пол. Голова болела, потому что Нина ударила профессионально – ребром ножки. Лошадь на какое-то время потеряла сознание. А когда вернулась, многие из ребят уже ушли. Нина и Макс, разумеется, – тоже. Проводить Лошадь домой очень захотела Рыжая.

– Как тебя зовут? – спросила, приподнимаясь, Лошадь.

– Надя, – поморщилась Рыжая. – Стремное имя, правда? Поэтому я предпочитаю – Рыжая.

– Хорошо, Рыжая, это тебе Нина велела меня отвести, а потом ей все рассказать?

– Нет. Честно. У меня с ней свои счеты.

– Расскажешь?

– Потом как-нибудь, когда пойму, что тебе можно доверять.

– Логично.

Лошадь поднялась с пола и села на стул. Осмотрела себя – небольшие царапины на руках, голова болела не сильно, только шишка.

– Вроде я нормально отделалась?

– Ну да, только вот тут еще… – Рыжая достала зеркальце и открыла перед лицом Лошади.

По лбу Лошади шли две вертикальные параллельные царапины, видимо ножка расцарапала.

– Да нормально.

– Даже красиво, – с улыбкой поддержала Рыжая.

– Пойдем выпьем чего-нибудь?

– Я не против.

У входа были припаркованы две машины: белый Jaguar Лошади и черный Porshe Caenne – Рыжей. Решили ехать на Jag, но за руль села Рыжая.

– Расскажешь мне про них? – спросила Лошадь, когда машина тронулась.

– Про Нину с Максом?

– И про них, и про всех. Я смотрю, тут все такие не простые. Целое мажорское сообщество. Идеально – взорвать всех сразу. Людям бы понравилось.

– Ну ты зря, – возразила Рыжая. – Вот мажоров-то тут как раз не много.

– Странно, но они же все наркоманы с бабками.

– Да, но ты-то тоже такая, – улыбнулась Рыжая.

– Согласна. Итак, кто этот красавчик в бабочке?

– В бабочке был Винсент.

– Кличка Винсент?

– Да нет, имя такое. Отец у него коллекционер живописи. Причем такой, настоящей. Фанат Ван Гога, вот и назвал его Винсентом.

– Чушь какая. Отец – дегенерат.

– Да нормально, чё ты такая категоричная. Отец – клевый, я бы с таким трахнулась. А Винсента Винсом все зовут. Нормально. Лучше чем Петя.

– Лучше чем Петя, но хуже чем Петр. Ладно, проехали. Так что он?

– Лоббисты команды предыдущего президента не пускали в страну сеть Starbacks, поэтому он, зная, что вечно так продолжаться не будет, после кризиса за сравнительно небольшие деньги выкупал в собственность конченные кафешки и небольшие квартиры на первых этажах в центре крупных городов страны. Он говорил, что, потратив пять миллионов, купил пятьдесят восемь помещений.

– Мило. И что?

– Потом к власти пришел новый президент, а Винс в тот же миг, не делая нигде ремонта, завесил все фасады баннерами «Мировая сеть кофеен. Скоро».

– И стал ждать?

– Нет, он организовал более ста писем от разных людей в главный офис Starbacks, мол, «спасибо, что наконец-то появляетесь и у нас». А те – ни сном ни духом. Аналитиков отправили, ну те и вышли на связь с Винсом.

– И за сколько он продал им все это счастье?

– За семьдесят четыре миллиона. Отцу вернул деньги и на черном рынке искусства купил ему картину «Юноша с васильком», которую Ван Гог написал в конце своей жизни в Овер-сюр-Уазе.

– Охренеть можно!

– Не то слово.

– Да, он прекрасен, но неужели в нем нет ничего плохого? Ведь так не бывает? Он – гей?

– Нет, гей у нас Платон. А Винс просто в открытую спит с проститутками. Считает это честностью.

– Ну, слава богу, а то я уж подумала, что он маньячелло какой.

– Кто его знает. – Рыжая выдохнула. – Кто друг друга вообще знает…

Звонок в дверь в восемь утра вернул из воспоминаний предыдущего дня и напугал Лошадь. Она сняла примочку с головы и в одних трусах тихо пошла к дверному глазку.

– Черт, теперь он мне не даст покоя. Надо переезжать, на хрен, отсюда.

Однако за дверью стоял не он, а какой-то другой парень.

– Чё надо? – крикнула, не открывая, Лошадь.

– Доставка из «Авалона».

– О, прекрасно, – сказала Лошадь, распахивая дверь. Она вспомнила, что вчера, будучи уже пьяной, догадалась заказать на сегодня еду и шампанское себе домой.

Посыльный – парень лет пятнадцати – сделал шаг в квартиру, но, увидев Лошадь в одних трусах, остановился у порога.

– Да заходи уже давай, не стесняйся, – спокойно пригласила Лошадь.

Парень выставил всю еду, пару раз взглянув на Лошадь через зеркала на стенах прихожей, забрал деньги и ушел, полный впечатлений, которые будут возбуждать его всю дальнейшую жизнь.

А Лошадь уселась на диван и откупорила Asti Martini. Сделала пять глотков из горла и приложила холодную бутылку к голове. «Фу, совсем хорошо».

Шампанское сняло напряжение в затылке. «Странная штука, – подумала Лошадь, – если бы не стулом по голове, то я, наверное, еще долго тянула бы эти стремные отношения с ним, не стала бы разрывать, а тут бах – и все. Все-таки, когда ты в агонии, принимаешь нормальные решения. Или мое подсознание решило, что так комфортно – в один момент все скинуть… Черт его знает, но интересно».