Большое сердце - Борис Андреевич Лавренёв

Борис Лавренёв

Большое сердце

Он стоял перед капитаном — курносый, скуластый, в куцем пальтишке с рыжим воротником из шерстяного бобрика. Его круглый носик побагровел от студёного степного суховея. Обшелушённые, посинелые губы дрожали, но тёмные глаза пристально и почти строго были устремлены в глаза капитана.

Он не обращал внимания на краснофлотцев, которые, любопытствуя, обступили его, необычного тринадцатилетнего посетителя батареи. Обут он был не по погоде: в серые парусиновые туфли, протёртые на носках, и всё время переминался с ноги на ногу, пока капитан разбирал препроводительную записку, принесённую из штаба участка связным краснофлотцем, приведшим мальчика.

«…Был задержан утром у переднего края… По его показаниям, он в течение двух недель наблюдал за немецкими силами в районе совхоза «Новый путь»… Направляется к вам как могущий быть полезным для батареи…»

Капитан сложил записку и сунул её за борт полушубка. Мальчик продолжал спокойно смотреть на него.

— Как тебя зовут?

Мальчик выпрямился, вскинув подбородок, и попытался щёлкнуть каблуками, но лицо его свело болью, он испуганно взглянул на свои ноги и, понурясь, торопливо сказал:

— Николай Вихров, товарищ капитан.

Капитан посмотрел на его туфли и покачал головой:

— Мокроступы у тебя не по сезону, товарищ Вихров. Ноги застыли?

Мальчик потупился. Он изо всех сил старался удержаться от слёз. Капитан подумал о том, как он пробирался ночью в этих туфлях по железной от мороза степи. Ему самому стало зябко. Он передёрнул плечами и, погладив мальчика по красной щеке, сказал:

— Добро! У нас другая мода на обувь… Лейтенант Козуб!

Маленький крепыш лейтенант козырнул капитану.

— Прикажите начхозу немедленно подыскать и принести мне в каземат валенки самого малого размера.

Козуб рысью побежал исполнять приказание. Капитан взял мальчика за плечо:

— Пойдём в мою хату. Обогреешься — поговорим.

В командирском каземате, треща и гудя, пылала печь. Краснофлотец помешивал кочерёжкой угли. Оранжевые отблески дрожали на белой стене. Капитан снял полушубок и повесил на крюк. Мальчик, озираясь, стоял у двери. Вероятно, его поразила эта сводчатая подземная комната, сверкающая эмалевой белизной, залитая сильным светом лампы.

— Раздевайся, — предложил капитан. — У меня тут жарко, как на артековском пляже в июле. Грейся!

Мальчик стянул с плеч пальтишко, аккуратно свернул его подкладкой наружу и, привстав на цыпочки, повесил поверх капитанского полушубка. Капитану понравилось его бережное отношение к одежде. Без пальто мальчик оказался маленьким и очень худым. Капитан подумал, что он, наверно, крепко поголодал.

— Садись! Сперва закусим, потом дело. Был, понимаешь, в старое время какой-то полководец, который изрёк, что путь к сердцу солдата пролегает через желудок. Довольно толковый был мужик. Боец с полным животом стоит пяти голодных… Чай любишь крепкий?

Капитан доверху налил свою толстую фаянсовую кружку тёмной дымящейся жидкостью. Отрезал здоровый ломоть буханки, наворотил на него масла в палец толщиной и увенчал это сооружение пластом копчёной грудинки.

Мальчик почти испуганно покосился на этот чудовищный бутерброд.

— Клади сахар!

И капитан придвинул гостю отпилок шестидюймовой гильзы, набитый синеватыми, искристыми, как снег, кусками рафинада. Мальчик исподлобья посмотрел на капитана странным взглядом, осторожно взял кусочек сахару поменьше и положил рядом с чашкой.

— Ого! — засмеялся капитан. — Вон как ты от сладкого отвык. У нас, брат, так чай не пьют. Это только напитку порча.

И он с плеском бухнул в кружку увесистую глыбу сахара. Худое лицо мальчика сморщилось, и из глаз на стол закапали неудержимые, очень крупные слёзы. Капитан вздохнул, придвинулся и обнял костлявые плечи гостя.

— Ну, полно! — произнёс он весело. — Брось! Что было, то сплыло. Здесь тебя не обидят. У меня, понимаешь, вот такой же павиан, вроде тебя, есть, только Юркой зовут. А во всём прочем — как две капли, и нос такой же, пуговицей.

Мальчик быстрым и стыдливым жестом смахнул слёзы.

— Это… я ничего, товарищ капитан… Я не за себя разнюнился… Я маму вспомнил.

— Вон что… — протянул капитан. — Маму? Мама жива?

— Жива. — Глаза мальчика засветились. — Только голодно у нас. Мама по ночам от немецкой кухни картофельные ошурки собирала. Раз часовой её застал. По руке — прикладом… До сих пор рука не гнётся…

Он стиснул губы, и из глаз его уплыла нежность. В них родился жёсткий и острый блеск. Капитан погладил его по голове:

— Потерпи… Маму выручим. Ложись вздремни немного.

Мальчик умоляюще посмотрел на капитана:

— Потом… Я не хочу спать. Сперва расскажу про них. В его голосе был такой накал упорства, что капитан не настаивал. Он пересел к другому краю стола и вынул блокнот:

— Ладно, давай!.. Сколько, по-твоему, немцев в совхозе?

Мальчик ответил быстро, без запинки:

— Первое — батальон пехоты. Баварцы. Сто семьдесят шестой полк двадцать седьмой дивизии. Прибыли из Голландии.

Капитан удивился такой точности ответа:

— Откуда ты это знаешь?

— Видел на погонах цифры. Слушал, как разговаривали. Я по-немецки в школе хорошо занимался, всё понимаю… Потом рота мотоциклистов-автоматчиков. Взвод средних танков. По северному краю совхоза окопы. Два дота с полевыми и противотанковыми пушками. Они сильно укрепились, товарищ капитан. Всё время цемент грузовиками таскали. Я из окошка поглядывал.

— Можешь точно указать местоположение дотов? — спросил, подаваясь вперёд, капитан. Он вдруг понял, что перед ним не обыкновенный мальчик, а очень зоркий, сознательный и точный разведчик.

— Большой дот у них на бахче за старым током… А другой…

— Стоп! — прервал капитан. — Это здорово, что ты так хорошо всё выследил. Но, понимаешь, мы же в твоём совхозе не жили. Где бахча, где ток — нам неизвестно. А морская десятидюймовая артиллерия, дружок, штука серьёзная. Начнём гвоздить наугад, много лишнего перекрошить можем, пока в точку посадим. А там ведь и наши люди есть… И мама твоя…

Мальчик взглянул на капитана с недоумением:

— Так разве у вас, товарищ капитан, карты нет?

— Карта есть… Да разве ты в ней разберёшься?

— Вот ещё, — сказал мальчик с небрежным превосходством, — у меня же папа геодезист. Я сам карты чертить могу… Папа теперь тоже в армии… Он командир у сапёров! — добавил он с гордостью.

— Выходит, что ты не мальчик, а клад, — пошутил капитан, развёртывая на столе штабную полукилометровку.

Мальчик встал коленками на табурет и нагнулся над картой. Лицо его оживилось, палец упёрся в бумагу.