Сержант Соломин и капитан Солженицын (Как Солженицын самоутверждался на фронте) - Сергей Нехамкин

Нехамкин Сергей

Сержант Соломин и капитан Солженицын (Как Солженицын самоутверждался на фронте)

Сергей НЕХАМКИН

Сержант Соломин и капитан Солженицын

Как Солженицын самоутверждался на фронте

Солдат из солженицынской батареи во многом повторил судьбу своего командира - фронт, лагеря, государственная несправедливость и даже испытание эмиграцией. Наверное, жизнь Ильи Соломина сложилась бы более благополучно, попади он в войну служить в другую часть Но свою встречу с Солженицыным этот человек не считает роковой.

Александр Исаевич Солженицын известен всем. Илья Соломин, человек незнаменитый и скромный, всегда был в тени. Как человек из солженицынской биографии, он мельком вспоминался в книгах времен борьбы с "литературным власовцем"; иногда даже лихой сержант противопоставлялся сомнительному капитану (Т. Ржезач); сам Соломин специальным письмом это противопоставление отверг. Недавно написал о нем и Солженицын. Во второй части "Двухсот лет вместе" (спор о которой за рамками этого материала) о Соломине сказано: "воевал отлично всю войну насквозь". Известно, что на фронте это был самый близкий Солженицыну человек, который выполнял не только боевые приказы, но и порой непростые личные просьбы (в частности, привез из тыла к командиру повидаться первую жену писателя Наталью Решетовскую).

Илья Матвеевич Соломин живет сегодня в Бостоне, ему 82 года. Ясный ум, размеренная, чуть книжная речь и невероятная память: фамилии, даты, номера частей и зон, жизненные подробности так и сыпались в разговоре. Отвечая на вопросы, каждый раз уточнял - чему был очевидцем сам, а что предполагает или слышал от других. И еще. Обратите внимание - говоря о том, что пришлось пройти в жизни, Соломин никого не обвиняет. Даже тех, кого, казалось бы, имеет все основания ненавидеть. Люди, знающие его давно, объяснили - такой характер. Их свидетельства дополнят этот рассказ.

Итак, начало 1943 года. Призванный еще до войны, воюющий с 41-го, раненный под Ленинградом, сержант Илья Соломин после госпиталя снова на фронте, под Курском. Зенитный дальномерщик по первой воинской специальности, он направлен в 796-й отдельный артиллерийский разведывательный дивизион. Там его определяют во вторую звукобатарею, командует которой высокий, худощавый, очень серьезный офицер по фамилии Солженицын.

"Я понял, что он критически настроен..."

- В звукобатарее погиб чертежник, и меня направили на его место. Но я не чертежником стал, а дешифровщиком. Это считалось самой сложной профессией, я ее быстро освоил, тут Александр Исаевич и обратил на меня внимание.

- Каким Солженицын тогда был?

- Он выделялся из офицерской среды вдумчивостью и ответственным подходом к делу. Критически относился к нашей звукоразведке, переживал, что ее техника далеко отстает от немецкой. Это действительно тогда был очень несовершенный род войск. Координаты, которые мы давали, иногда совпадали, иногда нет, многое зависело от метеорологии, других вещей, и Солженицыну всегда важно было знать, насколько точно мы работаем. Когда продвигались вперед, постоянно проверял по координатам точки, которые мы ранее указывали, - есть ли пораженные цели? Просто для себя. Помню, мы с ним ходили в штаб соседней пушечной бригады, которой командовал Герой Советского Союза полковник Ткаченко. Солженицын договаривался, что будет давать наши данные и им - по собственной инициативе. Я потом сам относил в штаб Ткаченко бумаги.

- В одной книге про вас пишут, что вы были ординарцем Солженицына, в другой - что старшиной батареи. Еще говорят, что на фронте вы стали самым близким к Солженицыну человеком...

- Ординарцем я не был, характер неподходящий. Ординарцем у Солженицына был Захаров, из Ташкента. До войны, говорили, шеф-поваром в каком-то ресторане работал. Он Исаичу и лейтенанту Овсянникову готовил. Старшиной батареи был Корнев. А я - сержантом, командиром дешифровочного отделения. Но фактически - так сложилось - командовал взводом. Насчет "самого близкого человека"... Как вам сказать... Мы честно дружили, вели откровенные разговоры...

- О чем?

- Всякие жизненные темы. Началось с того, что однажды заговорили о потерях. Не то чтобы командир конкретно называл имена виноватых, но я понял, что он к Сталину относится критически. Потом еще был разговор - про пленных... Александр Исаевич сказал, что плен не предательство, а трагедия. Так постепенно и сблизились. Мы часто разговаривали.

- Разница в званиях чувствовалась?

- Конечно. Он старший лейтенант, потом капитан, а я сержант. Но тут даже не в званиях дело. По сравнению со мной Александр Исаевич был очень образованный. Я не мог с ним на одном уровне вести беседы, например, о литературе. А он чрезвычайно серьезно к ней относился. Помню, собрал однажды личный состав батареи и прочитал лекцию о роли Тургенева и Чехова в русской литературе.

- На фронте?

- На фронте. Блестяще прочитал, доходчиво для солдат. Я лично слушал с большим интересом.

- А другие бойцы?

- Трудно сказать. Вы же учтите, что личный состав - это были в основном крестьяне. Ожидать, что они сильно поняли, про что он там рассказывал... По-моему, эта лекция больше для него самого была важна. Самоутверждался так мне кажется.

- Солженицын сейчас разговаривает на таком особом русском языке. Он и тогда так говорил?

- Нет. Нормально говорил, причем очень грамотно. Вы же еще учтите среда была не та, положение не то. А как он сейчас говорит, мне не нравится. Я, правда, не большой специалист, но не понимаю - зачем?

- Он тогда писал?

- Писал. Мне давал читать. Это были описания его жизни, что-то о первых днях войны. Ничего политического. Я вам так скажу: они из него сами антисоветчика сделали.

Батарея капитана Солженицына

- Вспомните бойцов вашей батареи. Кто это был?

- Всего личного состава насчитывалось порядка 45-50 человек. Дивизион формировался под Саранском, поэтому многие оказались из Мордовии. Если конкретных людей называть... Митя Метлин - очень толковый парень, правда, Александр Исаевич его почему-то недолюбливал. Кончица помню - из штрафников. Он под Киевом попал в окружение, потом - штрафная рота, ранение. Как говорится, кровью искупил вину и оказался у нас в батарее. Тоже толковый... Очень хороший парень командовал линейным взводом, старший лейтенант Овсянников, который потом заменил Александра Исаевича. Лейтенант Ботнев был командиром моего вычислительного взвода. Но я уже говорил - так сложилось, что обязанности комвзвода часто исполнял я. Был еще один дешифровщик, сержант Липский. Командиры звукопостов - Волков, Пташинский... Емельянов, помкомвзвода... Этих я помню.

- У Солженицына с солдатами какие были отношения?

- Я бы не сказал, что он плохо к солдатам относился. Просто Александр Исаевич себя держал так... на отдалении от всех. По-моему, только со мной у него были душевные отношения.

- Чем ваша батарея занималась?

- По звуку пушечного выстрела засекала огневую позицию противника. Обслуживали тяжелую артиллерию, которая вела контрбатарейную борьбу.

- Это ближний тыл или фронт?

- Как считать. Батарея располагалась в несколько слоев. Кто-то на самой передовой, другие дальше. Звукопосты располагались где-то в километре, центральная станция - глубже. В боях батарея участия не принимала, у нас была другая задача. Но война - это война. Нас с Метлиным и Кончицем Александр Исаевич раз послал уточнить линию фронта, и мы наскочили на группу немецких... не знаю, кто они, эсэсовцы или просто... только вооружены оказались очень хорошо. Меня в перестрелке ранило, это было второе мое ранение. Но кость не задело.

- Солженицыну выпадало в боях участвовать?

- Я же сказал - у нас были другие задачи. Я не помню, чтобы он непосредственно в боях участвовал, в боях пехота участвовала. А мы - только когда обстоятельства складывались. В окружении, например.

Моменты истины

- Про это окружение Солженицын пишет - то ли немцы нас окружили, то ли мы их. Как было дело?

- В январе 45-го наш Второй Белорусский фронт сделал стремительный марш-бросок и у Балтийского моря в Восточной Пруссии отрезал крупную немецкую группировку. Очень крупную. Эсэсовцы там оказались, бронетанковые части... Они перегруппировались и начали пробиваться. А цельная линия фронта еще не успела сложиться, в результате звукобатарея попала в клещи. Александр Исаевич связывался со штабом, просил разрешения отступить. Ответили - стоять насмерть. Тогда он принял решение: пока есть возможность - вывезти батарейную аппаратуру (это поручил мне), а самому остаться с людьми. Дал мне несколько человек, мы все оборудование погрузили в грузовик... Прорывались среди глубоких, по пояс, снегов, помню, как лопатами разгребали проходы, как машину толкали... Добрались до деревни Гроссгерманавт, там был штаб дивизиона и командир - полковник Пшеченко Петр Федорович, очень хороший человек. Я ему доложился: дескать, по приказанию капитана Солженицына вывез технику БЗР-2 (так мы назывались - "батарея звуковой разведки-2"). Пшеченко приказал строиться в колонну... Добрались мы до штаба корпуса. И там у машины меня вдруг обнял человек высокого роста - я и не понял сразу, что это Александр Исаевич: "Ильюша, я тебе по гроб жизни благодарен!"