Каково же было их удивление - Александр Володин

Володин Александр

Каково же было их удивление

АЛЕКСАНДР ВОЛОДИН

Каково же было их удивление

Сценарий

Кажется это мне, или нет? Меняются лица. Лбы стали уже. Рты сделались грубей. Просто для еды. И все остальное. Руки, например. Для мордобоя. Ноги пошли в ход. Вчера в пивной: один осатанел от злости, вопит: "Что сказал? Ты что сказал? А ну, выйдем!" Другой: "Не надо туда, там у меня сын, давай лучше здесь". Но осатанелому нужен простор, обязательно там. Выволок на улицу. Драка прицельная, ногами. Маленький сын стоит, смотрит. Еще кто-то подбежал, схватил по пути дощатый ящик, с размаху огрел осатаневшего по голове. Тот свалился. Теперь оба стали бить его ногами. И мальчик подошел, тоже постукал ножкой по затылку. Это один пример. Немало привел бы.

Убийства! Девушка, жила в соседнем доме, приветливая, тихая. К ней ходил нотариус. Оказалось, что она больна, нотариус ее пристрелил. Убийства в драках и на любовной почве суды уже не рассматривают. Лютует шайка Одноухого.

Осенний дождь на улице. Не льет, не капает, не моросит - просто находится в воздухе. Как будто навсегда решил поселиться в нашем городе. В этой жизни. Темнеет, улицы пусты. Еще светится окошко бара, но и там пусто. А мне пора устраиваться на ночь. С квартиры меня турнули, с работы меня турнули за рюмашки эти родные. Вот сараюшка. Подошел - замок навесили, гады. Наверно сообразили, что я тут обосновался. Вот магазин, это не для нас. Пустые полки, все упрятано на ночь. Лампочка освещает внутренность, поэтому кажется, что там тепло. Вот бы где пристроиться, в углу, за прилавком. Но окна забраны решетками, на двери, наверняка, сигнализация.

Город мой! Переночевать негде. Нашел другую сараюшку. Доски выломаны, ветер свищет.

Утром, только просыпаюсь - передо мной предстает Землеройка. Так ее называли в школе. Почему - неизвестно. С нею я провел тогда несколько лет. Дальновидная была. "Ты же уйдешь в армию, и еще неизвестно..." То есть - еще вернешься ли. Заботилась о будущем. Отношения наши стали так тягостны, что, вернувшись живым с войны (последней ли? Думали, что та - в Германии последняя, а тут на тебе - все со всеми), я зарекся и встречаться.

Но вот - нашла все же меня. И где! Стоит, скосив глазки, склонив к плечу головку.

Надо оправдываться.

- А я все собираюсь зайти...

Она с готовностью закивала головкой: конечно, мол, собирался и конечно что-то помешало. И - вдруг:

- Жду, когда скажешь человеческие слова... Нет. Ни одного!

С болезненной какой-то злобой. Что-то неисправимо изменилось в ней. И странно представить, что некогда она могла возбуждать воображение.

- Пить-то зачем! Помнится, хотел быть независимым человеком, А зависишь от выпивки! В городе говорят! Кличку тебе уже дали! Каково мне это слышать...

Ответил. Просто вырвалось, непечатным выражением.

- Что?..

- Ну прости...

- И запомни...

- Сказал же, прости...

- Не думала, что мы так встретимся.

- И я не думал.

- Может быть, мне и приходить не надо было?

Промолчал. Может быть, не надо было.

- Я наблюдала за тобой издали. У тебя нервное перевозбуждение, оно граничит уже с патологией. Но я не просто пришла. У меня к тебе предложение. Хочу отвести тебя к человеку, который излечит от этого навсегда. Его все зовут просто по инициалам - К.М. А? Давай попробуем... Нет - так нет. А вдруг!..

- Тактично не сказала - от алкоголизма? Алкаш я. Так понял?

- Да он лечит вовсе не от этого! Он избавляет именно от нервных перенапряжений. А это только следствие - тяга к алкоголю. Конечно, не алкоголик. Какой же ты алкоголик. Но есть же у тебя нервное перенапряжение!

- Нет у меня нервного перенапряжения! Это сейчас я нервный. Все остальное время я спокоен.

- Не знаю, это трудно объяснить. Он не просто психопатолог. Он излечивает от астмы, от алкоголя. От рака! Возвращает человеку память, свежесть восприятия, о нем легенды ходят! Станешь опять такой, какой был в восемнадцать лет! Помнишь, какой ты был?

- Не помню.

- Прежде ты был другой!.. И опять станешь такой! У него лечатся большие люди, которых я тебе назвать не могу! К нему попасть - это великое везение! К нему очередь! И я о тебе уже договорилась! Причем, он не терпит людей с гонором, а ты скромный человек.

Землеройка вела меня через старое кладбище. Потом потянулся пустырь, бывшие мастерские, угрюмые, приплюснутые к земле, завалы ржавых труб, заскорузлых досок, завезенных сюда невесть когда, мостики через болотистый ров. И наконец - линялое полурухнувшее здание. Когда-то здесь что-то помещалось.

Землеройка постучала в многостворчатую железную дверь. Через некоторое время ее открыла девушка в белом халате.

- Это со мной, - сказала Землеройка. - К.М. разрешил.

Значит, она - своя здесь? Может быть и лечилась?

- В комнату бесед, пожалуйста, - сказала девушка.

Комната бесед была обширная, по-казенному беленая, напоминала нашу госпитальную палату.

Когда мы вошли, за длинным столом, накрытым клеенкой, люди пили чай. Они сразу же стали приветствовать Землеройку: "Что же вы, где же вы, а мы тут вас!" Затем принялись здороваться и со мной. Добросердечно, но как бы сдерживая до поры радость предстоящего, более близкого знакомства: "Пожалуйста с нами чаю, наверное, остыл, надо подогреть, вот сушки, вот пирог, домашний пирог, не стесняйтесь, у нас не стесняются!"

И сразу же перестали обращать на меня внимание, чтобы я не стеснялся. Продолжали застольную беседу, из которой явствовало, что здесь все друг к другу привязаны, и мне будет предложена такая же всеобщая симпатия и ненавязчивые знаки внимания.

Ожидание в "комнате бесед" длилось и длилось, никому не было скучно. Время от времени заваривали чай: "Попейте еще, хороший чай, целебный, а пирог наша Улочка спекла!"

А Улочка - это была общеизвестная уличная. Иностранцы нас не посещают провинция, штат девушек постепенно сократился в конце концов до одной, да и ей теперь приходится искать клиентов не в гостинице, а на улице, поэтому ее так и назвали. Здесь же, ласково - Улочкой. Рыжие волосы не полыхают, как обычно, а по-домашнему гладко, жакетик на все пуговички, чтобы и в мыслях ни у кого не было и не подумал бы никто ничего такого. Никто и не думал.

За шахматной доской сидели трое, которых я помнил по вышеупомянутой драке: тот, что с маленьким сыном, тот, что бил ящиком, и осатанелый - здесь приветливые, тихие.

Я обратил внимание на человека преклонного возраста с ироническим лицом. Оказалось, что он был членом парламента, специально приехал лечиться. Характерно, что никто не выказывал здесь особых знаков уважения к нему. Вели себя так, будто и не знали, кто он. Землеройка, пожалуй, даже злоупотребляла этим, завела разговор довольно рискованный, да, по-моему и бестактный.

- Вот, объясните, пожалуйста, почему у вас там, в верхах, торжествует ординарность?

Член парламента добродушно отбивался.

Но вот в двери появилась девушка в белом. И прежде, кажется, чем она появилась, все встали. К молодым сотрудникам, как я убедился позже, относились с особенным любовным почтением. Они работали сутками, спали здесь же, по три часа, многие приехали издалека.

- Пожалуйста, на обследование.

Отправилась простая женщина с веселыми бровками треугольником. Ее проводили пожеланиями успеха. (В чем?)

А члена парламента все не оставляли в покое.

- Как это Одноухий набрал себе столько бандитов, что с ними справиться нельзя? - спросил тот, что бил ящиком.

Этот вопрос и меня заинтересовал.

- Набрать просто. Есть люди за чертой бедности, есть привилегированные. Как перерас-пределять? Отсюда и терроризм... Это первое. Кому-то надо держать людей в напряжении, чтоб не отвлекали свои мысли на ненужное. Кому-то нужны погромы.

- А мне нужна война! - это Улочка. - Захватили бы все страны, тогда можно жить где угодно, хоть в Париже!

Снова появилась девушка в белом. Мы встали. Она вызвала следующего. Мы сели. Но Землеройка зашептала:

- Тебя, тебя же!

Дело в том, что я поотвык уже от своего имени. Кличка же моя, надо сознаться, Алкаш. Такая уж мне досталась, хоть пьет в городе каждый третий.

Иду за девушкой по запущенному коридору.

Привела меня в голый кабинетик. За канцелярским столом сидел молодой человек воинственно-скандинавского вида. Он заговорил со мной мягко, неторопливо.

- Простите, у нас не принято так сидеть.

Я не сразу понял, к а к не принято. Потом сообразил: сижу нога на ногу.

Это вредно?

- Это будет... это затруднило бы наши взаимоотношения. Руки, пожалуйста, на стол. На один стук отвечайте левой рукой, на два - правой. Постарайтесь не ошибаться. Внимание...

Стал постукивать облезлой шахматной пешкой по столу. Я старался не ошибаться. Он подсчитал ошибки, записал количество, сказал:

- У нас принято говорить "спасибо".

- Спасибо.

- Пожалуйста.

Смерил давление. Смотрит, чего-то ожидая.

- Спасибо.