Речь о реке. Посвящается поэту Михаилу Сопину - Галина Щекина

Речь о реке

Посвящается поэту Михаилу Сопину

Галина Щекина

© Галина Щекина, 2016

© Лариса Юрьевна Новолодская, фотографии, 2016

Редактор Любовь Аверкиевна Молчанова

ISBN 978-5-4483-0726-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Горькая поэма

1Перебранка шла, пикировка,Отчего-то было неловко,Отчего-то ранила сразуЛишь одна нелепая фраза«Муж, которого посадили».Как поспешно о нем судилиИ хлестали – и те, и эти.Пустота без него на свете.Пересуды – морозным паром,А в ночном троллейбусе старомЗагремели римские речи,Завизжали шквалы картечи.Он бурлил помпейскою лавой,Угрожал общественной славой,Ядовит, но точен о – главном,А вообще оказался славный.Подступала злая минута —И к нему пошли, не к кому-то.На вопрос – всегда многоточьеИ подарки разнес на клочья.Верх безумия и беспечность,Матерясь, уносился в вечность.Он великий, да, и не очень —Не стишками он озабочен,Их держал, как гвозди во рту,Их кричал в сивушном спирту.Он ли падал – вор или князь —Головою в мерзлую грязь,Да в окурки, снег и песокНе его ль впечатан висок.А людская память мелка —Не простят его потолка:Понимал поколенье, век —На родных не поднявши век.2Рванулся прочь от злобы и зверья,Испил сырец – лекарство от печали —Он свой среди подонков и ворья,Едва от матери отчалив.Учили бить и насмерть добивать —Умел любить до лютого озноба.До края неба криком доставать,Идя от гроба и до гроба.Пинком за водкой, как шлюшонку шлют,Гонял он музу, девочку простую.Сгустился взрыв, прощальный, как салют! —Сгорел, от жалости лютуя.3Он был черен, и худ, и ободран, —Арестовано солнце за тучей —Был насмешливо легок и бодр он,Невозможный, ничей, неминучий!Он родился, когда убивали,Среди горя и тленности выжил,Рай мифический нужен едва ли,Ад кромешный привычнее, ближе.Так возник человек издалека —Вечный путник без сна и приюта,И повел он презрительным оком,Явно знак подавая кому-то.Подносили шипучие кубки —Отвергал и еду и напитки.Признавал лишь отраву и трубку,Диких песен измятые свитки.

4Поверьте, жаль, что мне не сужденоНа пару с вами пить четыре белых,Но потрясение – стихом порождено,Как плетью дернет – сердце ослабело…Смутитель, хулиган – и в судный деньНе очень-то покорный и приличный,Но что на тело птичье ни надень,Проступит кровью через ткань величие.До этих молний явно не достатьИ клекоту не вторить щебетаньем.Колючий жар печатного листаДа сохранит от новых испытаний!Не стану врать, что знамя подхвачуДля прошлых и грядущих революций.Сквозь слезы улыбнусь щербатым блюдцем:Я до бессмертья вас застать хочу.5Добираюсь до вас только к ночи.А насчет этой новой подборки —Понимает вас тот, кто смириться не хочет, —Гениально от корки до корки.Не волнуйтесь, зашла на минуту —Вам оставить журнал и лекарство.Мне назначено в шесть к институту,Страшный дождь и в дороге мытарство.В перегруженной памяти вашейЯ осталась в заляпанных ботах,В детских двойках и рисовой каше —Хохоча, и в слезах, и в заботах.Но, скрывая тоску и усталость,Удаляясь, как эхо аккорда,Как собака с задумчивой мордой,У дверей я осталась, осталась.

6Кому поставить в винуВсю эту темень и чад?Пора бы детям ко сну,И взрослый рухнуть бы рад…Но горечь, нечем дышать,За дверью снова шаги,И горло сушит закат.Ты выживи, ты солги,Что папа твой на войне,В руке сжимал пистолет,Вон карточка на окне.Тебе – всего десять лет…Что в бабкины погребаВела траншея-подкоп,Что от горящего лбаПробьется дикий озноб,А братику не вставать —Он сонный и не жилец.Завоют бомбы опять,Скорее бы всем конец…Скорей в родные холмы,Где горы мертвых солдат.От Курска до КолымыОни в шинелях лежат.В закатном пекле войныРебенок жизни не рад,Ушел, поддернув штаны,Спасать отставших солдат…7Дождь и град – свинцовым соло.Снег и ветер – треск одежд.Да, умел ты быть веселым,Не теряющим надежд.В том краю колючих линий,Где последний перевал,В человеческой пустынеТы судьбу одолевал,Глядя ей в пустые очи,Выговаривал слова,От которых кровь клокочетИ светлеет голова.Мальчик в разбомбленном поле,Ангел твой к тебе успел,Чтобы ты в глухой неволеДолю мытаря пропел!Не сойдешь на полустанкеВ огуречную гряду —Там прошли чужие танки,Там я мысленно пройду,Потому что дни и годыДогораем мы поврозь,На хрустальные погодыОкончание пришлось.8Речь о реке – прародине отцов,Свернувшейся в холодное кольцоНе на руке, на шее у страныПод плач и вой, горячечные сны.Речь о реке из берегов – навзрыдКатящийся в столбцы и строки взрыв.И о тоске по той рекой уплывшим,Живым теперь и прежде жившим.В поток чужих страданий – взгляд с мостаИ боль от попаданий тысяч ста,Казненного пророка слово лишь —Любви навек, как тюрем, – не простишь.Изгиб реки, что стылой бездной дышит, —В ней облака и сорванные крыши —Изгиб руки у лба бессонной ночью.Мольба за жизнь, которая клокочет.

9И пьет она – и пьет неутолимо,Но это не оправдывает климат —Всё пересохло в горле у земли,Всё вытянули травы, что могли.Как холодна она и молчалива,Пока ее напитывает ливень!Пускай могильной раной зарастаетОдин из тех, кто пел о серых стаях.А мы хотели в бархате и лентахСокрыть скорей беспомощность момента?Отдернув руку, – ты, земля, бериИ поминай пыланием зари.А может – прыгнуть и укрыться в ямеПод хрусткими и белыми цветами?..Тела посеем – горе пожинать,Земля же принимает, как жена.Молчи и пей дожди, зажмуря веки,Речь о реке и речь о человеке,Который – свет, пока не скрыла мгла,Пока судьба настигнуть не могла.10Ни плеску речному, где сонная рябь,Ни блеску поляны, где бьют глухаря,Не станете грохотом пули мешать,Поймавшись на запах костра-кулеша.Топчан. Холодильник. Оконный проем.Машинка печатная, с нею вдвоемВсё курите «Астру» от всех втихаря —Вот ваше пространство, где годы горят.Поэтово логово, с пепла начнись,Летящего вниз, уносимого ввысь!А дождь, нескончаемый дождь за окном,Напомнит пускай о потоке ином,

Бегущем на землю к той самой реке,Где мы умираем от вас вдалекеИ смотрим бессильно в оконный проемИ в небе ненастном куда-то плывем…

***

Речь о реке

Литературная запись авторской речи Михаила Сопина – Галина Щекина. Общая редакция – Татьяна Сопина

Чтобы временем не смыло

При жизни поэта были две попытки запечатлеть его образ – это сделали Вера Белавина в документальной повести «Нет, жизнь моя не горький дым» и Галина Щекина в литературной записи «Речь о реке». Последняя относится ко второй половине девяностых годов. Не избалованный вниманием, Михаил охотно отвечал на вопросы, рассказывал о себе, о процессе творчества. Это происходило у нас дома или на улице. Помню длительную беседу в беседке детского сада…

Галина старалась записывать точно, однако здесь была сложность. Дело в том, что муж не относился к тем, кто сразу гладко чеканит мысли – как это, к примеру, случается с крупными руководителями. Его мышление – всегда процесс. Он нуждался в собеседниках, выстраивал свой внутренний мир, он ведь «пахал по целине». Тем не менее, в стихотворную строку процесс никогда не выходил (стихи по наитию как «поток сознания» Михаил вообще не признавал). Он очень строго и уважительно относился к печатному слову. Всё лишнее отсекалось в процессе работы.

Брать интервью или записывать за ним было… «невозможно» (выражение Г. Щекиной). Он мог долго «буксовать» на одном и том же, а потом, перескакивая через какие-то ему одному ведомые хребты и долины, говорить совсем о другом. Так он нащупывал нить к парадоксам и откровениям, поражающим в законченных произведениях

Мне самой не раз приходилось работать с мужем. Говорит – я записываю. Прочитываю. Всё, говорит, не так. Начинает поправлять, увлекается, и получается совсем другая запись. Так может происходить пять-шесть раз, и всё разное. В каждом варианте что-то ценное новое, что-то потеряно. Выстраиваю, убеждаю… А он всё не удовлетворен. Лучше бы, конечно, чтобы он сам сформулировал, как хочет, но тогда это уже станет стихами.