Тарбаганьи приключения - Олег Кузнецов

Кузнецов Олег Александрович

Тарбаганьи приключения

Олег Александрович КУЗНЕЦОВ

Тарбаганьи приключения

1

Было сонное царство: тишина, покой и всеобщая неподвижности. Все спали. Давным-давно! Не ночь, не сутки полгода! Как в сентябре заснули, так с тех пор и не просыпались, а уже апрель наступил.

Да кто они, эти спящие?! Беспробудные, может быть, лодыри? Или, может, заколдованные?

Нет, не лодыри и не заколдованные. Просто тарбаганы. Звери такие, грызуны. Их еще байбаками называют и сурками, чего лично и делать не стану, потому что мои герои спят в недрах одной алтайской горы, а на Алтае только неопытный приезжий может сказать: "Ого, какие тут у вас сурки (или байбаки) здоровые!" На такого человека посмотрят с удивлением, возможно, и не поймут его.

Итак, тарбаганы, причем спящие.

Спали они в подземельном зале, где струилась лишь самая малость света, едва-едва их освещавшая. Их тут четверо было, прижавшихся: папаша, мамаша и двое детей. Спали они, уткнувшись в сухую травяную подстилку, чтобы не очень мерзнуть. Но только все равно за шесть-то месяцев остыли основательно. Если бы их кто пощупал, то махнул бы рукой: мертвые, окоченели уже!

Но никто в сонном царстве умирать не собирался, никто даже не хворал. Странный сон тарбаганов - самая обыкновенная зимняя спячка, в какую и медведь впадает, и барсук, и суслики, и тушканчики, и маленькая зверюшка соня. Очень это удобно всю зиму напролет проспать. Не надо о пропитании заботиться и от мороза спасаться, а смотри себе вдоволь сны развеселые, конечно же, про лето, потому что зимы тарбаганы и в глаза никогда не видели.

Спальня у зверей роскошная. Я бы ее с залом сравнил. Обширная она, с крепкими и гладкими стенками, со сводчатым потолком, правда совсем без углов.

А зачем углы тарбаганам?

Вот спит семья, а тем временем в подземном доме делается шумновато. Вначале прошуршало что-то снаружи, скрипнуло, а потом пошло шуршать, и скрипеть, и звенеть безо всякого перерыва. Сплошной гул стоит; кажется даже, что гора трясется. Но тарбаганам хоть бы что, не шевелятся - им еще срок не настал, чтобы просыпаться.

Причина шума обыкновенная: весна! Солнце с утра выглянуло из-за дальнего хребта с таким решительным видом, словно намерилось за один день разделаться со всем снегом, который горы накопили за целую зиму. Часам к одиннадцати оно и впрямь круто взялось за дело. Закряхтели сугробы, поползли вниз, стараясь прищемить хвосты вьющихся из-под них ручейкам. Да разве ручьи задержишь?! Поскакали они в долину, где уже бурлила среди белизны берегов мутная река, тащила льдинки, ошметки сугробов, мусор всякий и даже крупные камни катила у себя по дну.

Шумной весне все радовались. Галки резвились у дальнего утеса, в расщелинах которого у них были гнезда. Четыре красные утки-огари торжественно протянули наперерез через долину, и одна из них, поворотив голову к другой, крякнула ей что-то восторженным голосом. Уже хариусы пробовали выловить что-нибудь съедобное из несущегося по реке мусора, и от их резвой работы на поверхности воды тут и там возникали круги, мгновенно уничтожаемые течением.

Только нашим тарбаганам буйный натиск весны не сулил ничего хорошего. И как раз слабый свет в норе, позволивший нам немного разглядеть спящих, был предупреждением о надвигающейся беде.

Вот что получилось. Осенью, когда тарбаганы собирались залечь в спячку, они для безопасности и тепла все выходы из подземелья заделали глиной. Целую зиму все было спокойно. Но с неделю назад, в оттепель, серый корсак, голодный как волк, разбросав снег, попытался раскопать один из выходов. Неизвестно, на что он надеялся. Глина, которой тарбаганы забили нору, была мерзлая и твердая, вроде камня.

Но он все же наковырял порядочную ямку, пока не убрался, поняв, что занятие это бесполезное. А на другой день - солнце. Снег стал таять, появились ручьи, размыли тарбаганью затычку, она осела, и вход открылся. И проник в нору свет.

К счастью, до сегодняшнего дня погода хмурилась: весна, видно, набиралась силы. Но сегодня ручьи не на шутку закопошились возле норы. Скоро в длиннейшем коридоре, который прокопан у тарбаганов от спальни до выхода, забулькало и зашипело.

Спят тарбаганы, ничего не знают, а вода все ближе и ближе - холодная весенняя вода! Бр-р!

А плавать тарбаганы умеют?

Ну кто же видел, чтобы тарбаганы плавали?!

Значит, если вода зальет нору, им не выбраться, погибнут они, захлебнутся.

А они всё спят!

От шума ли, от холодного ли воздуха, проникшего снаружи, или еще от какой-нибудь другой причины старый тарбаган-папаша чуть заметно пошевелился. Это обозначало, что он пробуждается.

Но отойти от зимней спячки не так-то просто: сразу не вскочишь и сломя голову не помчишься. Тарбаган очень медленно просыпается. Сначала заволнуется у него сердце от предчувствия новой встречи с жизнью, застучит сильней, даст тепло телу. Раз и другой трудно вздохнет зверь, но еще не скоро сможет подняться.

Вот лежит тарбаган, разогревается, вода же между тем по подземному ходу шелестит, вот-вот к спальне приблизится. Он вздохнул поглубже, а вода, того и гляди, на него польется. Он зашевелился, а уж тоненькая ледяная струйка, тихо прожурчав, как змейка, скользнула под семейную травяную подстилку.

Поднял старик усатую голову, глаза открыл. Сыро вокруг, надо бежать, что-то поскорей делать! А он лишь таращится спросонья!

2

Нора тарбаганов была вырыта в широком, отлогом склоне. Гора над склоном круто поднималась к поднебесью, сначала почти гладкая, а на высоте корявая. Под самой вершиной громоздились наломанные камни - осыпи; над осыпями торчали скалы.

Вся эта громадина, несмотря на усилия солнца, была еще заляпана, как заплатами, крупными островами снега. Река же, уже прямо таки бесновавшаяся в долине, словно требовала: еще воды, еще! Снег подтаивал; журча, мчалось к реке угощение.

И только ручейки, которым попадалась на пути открытая тарбаганья нора, задерживались на пути. Они с любопытством заглядывали в отверстие, а заглянув, разумеется, ныряли в него. Вскоре возле норы получилась небольшая канавка, и по ней целый поток струился. Поток не слабенький, таким за определенное время не то что нору несколько железнодорожных цистерн наполнить можно. А старый тарбаган все еще никак не мог очухаться.

Но наконец он все-таки встал на свои коротенькие лапы и, покрутив головой туда и сюда, все понял. Еще бы не понять! Вода вокруг спавших так и бурлила, так и подмывала их.

Надо было спешить. Старик двинулся к выходу. Он втиснулся в узкий коридор и, кряхтя и ворча что-то, поплелся по нему да почти поплыл - воды набралось выше чем по брюхо.

Кое-как он добрался до конца тоннеля, где ход резко заворачивал вверх. Здесь, так и есть, все было настежь, и мутная струя низвергалась безо всяких помех. Тарбаган только голову сунул, а его тотчас же от носа до хвоста окатило.

Тут поневоле станешь резвым. Кривыми черными когтями зверь вывернул прямо из стены ком земли и стал толкать его вверх, чтобы преградить путь потоку. Но стихия оказалась сильней: ком под ее напором развалился и куда-то делся. Безуспешно поискав его вокруг себя, тарбаган полез навстречу падающей воде.

Он высунул мокрую голову под горячие лучи солнца, торопливо огляделся и вскарабкался на земляной бугорок возле входа в нору - бутан.

Но не такая у него внешность, чтобы остаться незамеченным! Его рыжая шкура, словно клочок пламени, зажглась среди серых камней, островков снега и старой зелени прошлогодней травы. Это пламя увидел беркут, мохнатый, как копна сена. А уж как далеко сидел! За рекой, на той стороне долины, на вершине скалы, - наверное, за несколько километров! Увидели тарбагана два орла-карлика, кружившие зачем-то над бурлящей рекой. Увидел его и серый корсак - главный виновник несчастья.

Все эти разбойники дрогнули от неожиданности, затрепетали, тряхнулись, а потом сразу же притворились, что им неинтересен тарбаган, даже смотреть в его сторону не стали. Ну, орлам-карликам, может, и впрямь до него никакого дела не было. Они ведь даже с сусликом с трудом справляются. И корсак имел надежду на добычу очень скромную, потому что папаша-тарбаган хотя и исхудал за зиму, а все же рост имел внушительный с самого корсака или, чтобы понятнее было, с дворняжку средней величины. Что же касается беркута, то этот напрягся не зря. Птица-громадина, он с кем хочешь справится. Даже барашка, если удастся подцепить, может поднять в воздух.

Тарбаган между тем лихорадочно корябал по твердому бутану и все, что удавалось отковырнуть, спихивал задними лапами вниз. Но когда догадался старик посмотреть, много ли сделано, и опустил голову над норой, то увидел: нет там ничего! Все, что он накопал, унесла вода!

Отчаяние выразилось на черноусой морде. Затявкал зверь, заскулил и, уж, верно, ничего не соображая, ринулся на непокорный поток. Он яростно ударил его лапой, "вцепился" в него большими желтыми зубами, - да ведь какой толк драться с водой! Мелкие брызги, сверкая на солнце, расплескались в разные стороны, среди них даже небольшая радуга запуталась и повисла.