Что-то в воде… - Роман Становских

Роман Становских

Что-то в воде…

Уж не знаю почему, но сам бы я никогда и не вспомнил тот эпизод из своего далекого детства, если бы мне не напомнила о нем моя младшая сестра, Агнесс. Видимо я сам, на бессознательном уровне, запрятал это воспоминание так глубоко в недра своего сознания и постарался навсегда о нем забыть. Как-то однажды, будто бы невзначай, она спросила меня, помню ли я тот наш загородный домик у озера в пансионате Пайнс…и о том, почему мы перестали туда приезжать.

Выражения лица Агнесс при задаваемом мне вопросе плохо скрывало тревожность, а глаза и вовсе передавали зыбкий, едва уловимый, но неподдельный ужас. Она смотрела на меня и, кажется, все еще хранила надежду, что те далекие воспоминания, внезапно всплывшие у нее в голове, окажутся лишь причудливым детским воображением. Вопрос сестры как бы случайно вклинился в обыденную болтовню, но на самом деле, я уверен, она долго к нему готовилась. В глубине души она все еще хотела верить, что те беспокойные картины давно минувшего прошлого так и останутся плодом ее детской фантазии.

Слова Агнесс заставили меня крепко задуматься, и я скрупулезно начал копать в собственном прошлом. Заставила погрузиться в раскопки давно захороненных мной воспоминаний.

И я вспомнил…

Пансионат Пайнс располагался на окраине одного из живописных лесов Новой Англии, штат Нью-Хэмпшир, более углубляться в географию не считаю нужным, дабы у вас не возникло желание проверить действительность моих слов. Добавлю только то, что раньше на этом месте располагалась небольшая тихая деревушка. Величавая гора с белоснежно-белым пиком вершины возвышалась над долиной, как исполинский молчаливый покровитель. В ее недрах давным-давно располагалась шахта по добычи руды, но с тех пор как в результате одного инцидента произошло затопление и обвал нижних уровней, ее признали не рентабельной. Год за годом деревенька пустела и чахла, пока крупный предприниматель из близ лежащего города К. не выкупил участок земли и не организовал в этом будоражащем сознании месте небольшой курорт.

Каждое лето мы всей семьей выезжали на отдых в этот уединенный уголок дикой природы и снимали на время один и тот же домик. За две недели мы успевали вдоволь надышаться свежим лесным воздухом и насытиться живописной красотой этих мест. Воспоминания так зыбки, но все же, мне удалось выудить из памяти, то последнее лето. В тот год, как впрочем, и в предыдущие года до этого, мы отправились в семейный отпуск. С нами был наш пес золотистый ретривер по кличке Бинго и ручной кролик сестры Адам, сестра любила его всем сердцем и всюду таскала с собой.

Помню, как в первый же день на песчаном берегу озера мое рассеянное детское внимания привлек странный предмет. Он торчал на половину врытый в белый песок. Это был продолговатый, ребристый изумрудно-перламутровый осколок чешуи. Он был размером с серебряный доллар. В руках маленького мальчика чешуйка казалась просто огромной. Я показал ее отцу и тот, поморщив лоб, долго вертел ее в руках с любопытством разглядывая. В тот самый первый день мы встретили на озере рыбачащего нашего соседа старого мистера Палмера. Я знал его, так как не первый год мы отдыхали примерно в одно и то же время. Отец продемонстрировал найденную мной чешуйку опытному рыбаку Палмеру, но даже такой матерый знаток рыбы, надев свои маленькие очки, не смог внятно объяснить, кому из представителей местной фауны она могла бы принадлежать. Тогда ни мой отец, ни мистер Палмер не предали этому должного значения, хотя в итоге это стало роковой ошибкой. Отец лишь добавил, что в Масачустском университете у него есть знакомый, которого может заинтересовать найденная мной вещь и тот с удовольствием поможет определить ее принадлежность. Я был так горд собой, что моя находка может стать важным научным открытием и уже успел навоображать себе всякого.

Я помню этот яркий, солнечный свет, пробивающийся сквозь могучие стволы сосен, чистое, без единого облака, голубое небо, сочную зелень травы и темно-бирюзовую гладь озера. Помню, как мы играли и веселились, плескаясь в изумрудной воде заботливо прогретой июльским зноем. Тогда меня переполняла беззаботная радость, но это было тогда. Сейчас же я содрогаюсь, меня пронизывает холод и подкашиваются колени об одной только мысли, что мы плавали там, там, где под толщей безмятежной воды в глубине таилось нечто…

Бинго, прежде любивший купаться, отчего-то замер на берегу как вкопанный. Он без остановки лаял и низко рычал, а на попытку отца затащить его за ошейник в озеро прикусил ему ладонь, впервые в жизни. Тогда мне было непонятно поведение пса, прежде он не отличался вздорным нравом, но сейчас я начинаю понимать. Прежний покладистый характер пса улетучился, он не реагировал ни на одну из команд, а лишь таращился в сторону бирюзовых вод озера и безостановочно угрожающе рычал.

Далее смутные расплывчатые воспоминания. Помню, как мы были уже в домике, за окном глубокая ночь. В Бинго будто вселился дьявол он как оголтелый лаял и скребся об входную дверь. Животное мешало не только отдыху своих хозяев, но и нашим соседям. Он без остановки выл до тех пор, пока отец не отпер дверь и не выпустил его и тот молниеносно рванул в темноту. Отец с усмешкой подметил, что пес помчался в сторону озера, туда, куда днем его было и силой не затащить. Он уверил меня, что с Бинго все будет хорошо, и он в любом случае вернется.

Помню, как я плакал, когда прошло уже два дня, а пес так и не вернулся. Все предпринимаемые нашим семейством попытки поисков оказались четными. Никто из соседей не видел его, он исчез без следа после той ночи. Бинго был моим любимцем, и мое сердце сжималось об одной мысли, что он пропал. Благо детский мозг устроен так, что его можно легко отвлечь от печальных мыслей.

За все то время что мы ездили на озеро я успел сдружиться с несколькими ребятами, которые также с семьями приезжали отдохнуть в живописной лесной глуши. Их общество отвлекло меня от пропавшего пса. Мы играли и купались в озере. Помню, как один из мальчишек клялся, что что-то дернуло его за ногу во время плавания. После этого он наотрез отказывался даже близко подходить к воде. На берегу он закатил истерику и призывал нас, чуть ли не угрозами, покинуть источник веселья пока мы в это