Человек в тумане - Агата Кристи

Кристи Агата

Человек в тумане

Жизнь больше не радовала Томми Непревзойденные детективы Бланта потерпели крайне болезненное для их достоинства, не говоря уже о кармане, поражение. Призванные решить тайну ожерелья, похищенного из Эллингтон-Холла в Эдлингтоне, непревзойденные детективы Бланта проявили себя далеко не лучшим образом. В то время как Томми, питая глубочайшие подозрения насчет азартной графини, следил за ней, переодевшись католическим священником, а Таппенс втиралась в доверие к племяннику упомянутой графини, прикидываясь страшной любительницей гольфа, местный инспектор полиции, недолго думая, арестовал одного из лакеев, который оказался неоднократно судимым вором - мало того, он даже не подумал отпираться.

В результате Томми с Таппенс ретировались с максимумом возможным в данных обстоятельствах достоинством и теперь утешались коктейлями в гостинице «Гранд Эллингтон». Мистер Блант, он же Томми Бирсфорд, все еще томился в облачении священника.

- Не похоже получилось на отца Брауна,[1] - мрачно заключил он. - Странно... А зонтик был в точности такой же.

- Просто не та проблема, - отозвалась Таппенс. - Нужно, чтобы с самого начала была соответствующая атмосфера. Ведь как все должно было быть? Ты делаешь что-то совершенно обыденное, и вдруг - хоп! - происходит нечто невероятное.

- К сожалению, - заметил Томми, - нам надо возвращаться в город. Если невероятное намерено произойти, ему лучше поторопиться, пока мы не уехали.

Он поднял свой бокал и поднес к губам, но содержимое неожиданно выплеснулось: на плечо Томми обрушилась тяжеленная длань, и голос под стать ей загремел над самым его ухом:

- Черт меня подери, если это не старина Томми собственной персоной! И миссис Бирсфорд здесь же! Каким ветром вас сюда занесло? Целую вечность от вас ни слуху ни духу.

- Ба, Пузырь! - удивился Томми, отставляя остатки коктейля и оборачиваясь взглянуть на пришельца - огромного широкоплечего мужчину лет тридцати в костюме для гольфа. Его круглое лицо сияло. - Старый добрый Пузырь!

- Однако, дружище, - орал Пузырь (которого, кстати сказать, в действительности звали Марвин Эсткорт), - не знал, что ты подался в монахи. Вот уж не думал увидеть тебя в качестве подслеповатого падре!

Таппенс расхохоталась, и Томми смутился. А потом, как-то совершенно неожиданно, они осознали присутствие четвертого лица.

Четвертым было длинноногое небесное создание с шевелюрой из чистого золота, огромными круглыми голубыми глазами и громадными жемчужными сережками в ушах. Оно куталось во что-то безумно дорогое, отделанное горностаями, и улыбалось. Эта улыбка говорила о многом. В том числе и о том, что создание отчетливо сознает тот факт, что в Англии, если не во всем мире, смотреть, кроме как на него, в общем-то особо и не на что. Создание нисколько этим не кичилось - оно просто не забывало сознавать, твердо и непоколебимо, что это так.

И Томми, и Таппенс узнали ее сразу же. Они трижды видели ее в «Сердечной тайне», столько же - в еще одном шедевре, «Столбах пламени», и в бесчисленном множестве других. Пожалуй, в Англии не было другой такой актрисы, покорившей британцев столь окончательно и бесповоротно, как мисс Джильда Гленн. Считалось, что она самая красивая женщина в Европе. Поговаривали, правда, что и самая глупая...

- Мой добрый друг, мисс Гленн, - поспешно и отчасти смущенно пробормотал Эсткорт, словно извиняясь за то, что посмел хоть на секунду забыть о таком ослепительном создании. - Томми и миссис Томми, позвольте представить вас мисс Джильде Гленн.

В его голосе явно слышалась гордость! Показавшись с ним на людях, мисс Гленн оказывала ему великую честь.

Актриса с неподдельным интересом разглядывала Томми.

- Вы что, в самом деле священник? - наконец спросила она. - Ну, то есть действительно католический священник? Я думала, у них не бывает жен.

Эсткорт разразился оглушительным хохотом.

- Вот это здорово! - гремел он. - Ну ты хитрюга, Томми! Хорошо, миссис Бирсфорд, что, отказавшись от мирских соблазнов, он таки не отказался от вас.

Джильда Гленн не обратила на его слова ни малейшего внимания. Она продолжала с недоумением разглядывать Томми.

- Так вы священник? - настаивала она.

- Очень немногие из нас являются тем, чем кажутся, - осторожно ответил ей Томми. - Хотя наши профессии чем-то схожи... Я не отпускаю грехи - но я выслушиваю исповеди...

- Да не слушайте вы его, - вмешался Эсткорт, - вечно он всех за нос водит.

- Но если вы не священник, почему же вы так одеты?

Не понимаю, - совершенно искренне призналась мисс Гленн. - Если только...

- Нет, я не скрываюсь от полиции, - сказал Томми. - Дело в другом.

- О! - протянула мисс Гленн, нахмурив брови и не отрывая от него своих прекрасных глаз.

«Интересно, дойдет до нее когда-нибудь? - подумал про себя Томми. Придется, видно, ограничиться односложными словами».

Вслух же он произнес:

- Пузырь, ты случайно не знаешь, когда ближайший поезд до города? Нам нужно двигать домой. Станция далеко?

- Минут десять пешком. Но можете не спешить: поезд только что ушел. Следующий будет в восемнадцать тридцать пять, а сейчас всего без двадцати шесть.

- А как все-таки пройти на станцию?

- Выходите из гостиницы и сразу налево. Потом - дай подумать, - потом, наверное, лучше всего пойти по Морган-авеню.

- Морган-авеню? - Мисс Гленн заметно вздрогнула и испуганно уставилась на Эсткорта.

- Я знаю, о чем вы сейчас подумали, - рассмеялся тот. - Привидения. Морган-авеню идет вдоль кладбища, а предание гласит, что некий полицейский, умерший не своей смертью, время от времени встает из могилы и начинает расхаживать по привычному маршруту - вверх и вниз по Морган-авеню. Полицейский-призрак - можете себе представить? И однако, куча народу клянется, что видела его собственными глазами.

- Полицейский? - переспросила мисс Гленн и поежилась. - Но ведь на самом деле никаких привидений нет, ведь правда? То есть такого же не бывает, да?

Она поднялась, поплотнее запахнулась в свои горностаи и удалилась.

- До свидания, - подарила она пространству напоследок.

Во все время разговора она вела себя так, словно Таппенс еще не родилась на свет, не глянула в ее сторону и теперь. Зато на прощание бросила через плечо еще один недоуменно-вопрошающий взгляд на Томми.

Когда она уже выходила из дверей, навстречу ей поднимался высокий седой мужчина с отечным лицом. Он издал удивленное восклицание, взял ее под руку и повел на улицу, оживленно что-то втолковывая.

- Восхитительное создание, правда? - спросил Эст-корт. - А вот мозги как у кролика. Говорят, она выходит за лорда Лэконберри. Ну, этого, который только что был в дверях.

- Бывают женихи и получше, - заметила Таппенс. Эсткорт пожал плечами.

- Думаю, титул извиняет многое, - заявил он. - А Лэконберри - это вам не какой-то там обнищавший дворянчик. С ним она будет как сыр в масле. Ведь никто не знает, откуда она вообще взялась. В любом случае, не слишком далеко от какой-нибудь канавы, будьте уверены. И вообще, все это чертовски таинственно что она здесь делает? В гостинице она не останавливалась, а когда я пытался вызнать, где же в таком случае она живет, она осадила меня, и довольно грубо осадила - по-другому она, кстати, и не умеет. Черт меня подери, если я понимаю, что все это значит.

Он взглянул на часы и вскочил.

- Мне надо спешить. Был чертовски рад снова повидать вас обоих. Как-нибудь вечерком надо выбраться всем вместе в город - погудеть. Ну, до скорого.

И он умчался прочь. Как только он исчез из виду, к столику подошел бой, неся на подносе записку. Адресата на ней не было.

- Это вам, сэр, - обратился мальчик к Томми. - От мисс Джильды Гленн.

Томми с любопытством развернул записку. Это оказались всего несколько строк, написанных неумелой, нетвердой рукой.

«Я не уверена, но, возможно, вы сумеете мне помочь. Вы все равно будете проходить мимо по дороге на станцию. Не могли бы вы заглянуть в „Уайт-хаус“, что на Морган-авеню, в десять минут седьмого?

Искренне ваша

Джильда Гленн».

Томми кивнул бою, и тот ушел. Таппенс еще раз внимательно прочитала записку.

- Невероятно! Это потому, что она все еще принимает тебя за священника?

- Нет, - задумчиво возразил Томми. - Скорее, потому, что теперь она принимает меня за кого-то другого. Эй!

А это еще что?

«Это» представляло собой скверно одетого молодого человека с огненно-рыжими волосами и злобно отвисавшей челюстью. Войдя в ресторан, он принялся расхаживать взад и вперед, что-то бормоча себе под нос.

- Черт! - вдруг громко и злобно выкрикнул он. - Да, да! Именно черт!

Он плюхнулся в кресло неподалеку от молодой четы и мрачно на них уставился.

- Черт побери всех женщин, вот что я вам скажу, - заявил он, окатывая Таппенс ненавидящим взглядом. - Да, да, давайте, поднимайте шум, возмущайтесь! - продолжил он. - Заставьте их вышвырнуть меня отсюда. Мне не привыкать. Почему человек не может говорить то, что думает? Почему мы должны вечно скрывать свои чувства, глупо улыбаться и твердить в точности то же, что и другие? У меня нет желания быть вежливым и умиротворенным. У меня желание взять скорее сейчас кого-нибудь за глотку и с удовольствием придушить.