Паспорт - Акрам Айлисли

Акрам Айлисли

Перевод с азербайджанского Т. Калякиной

ПАСПОРТ

1

Желтоватые отсветы только что закатившегося солнца медленно сползают с вершин, сереет небо; вечерняя грустная тишина опускается на деревню. Опустела площадь: магазин на замке, парикмахер тоже повесил уже на дверь замок. В чайхане под чинарой — никого, чайханщик занят уборкой.

На замке и правление, и сельсовет. Только почта еще работает. Небольшая комната с низким потолком. На стене — ходики, к гире привешен солидный булыжник. Две табуретки. Весы, телефон и старый заржавленный сейф. Дядя Ашраф стоит перед сейфом, что-то укладывает туда. Курбан, паренек лет семнадцати, сидит у окна на табуретке и не отрываясь глядит на клуб, откуда доносится громкое постукивание нардов.

Дядя Ашраф запирает сейф. Кладет в карман ключ, подходит к столу, садится. Он очень выразительно поглядывает на Курбана, но тот не замечает этого укоризненного взгляда — он весь там, на клубной веранде, где в окружении толпы болельщиков сражаются в нарды два парня.

Не переставая исподлобья поглядывать на Курбана, дядя Ашраф подвигает к себе стакан с водой, одну за другой начинает наклеивать на конверты марки; потом встает, подходит к часам — на часах ровно половина восьмого — и тянет за привешенный к гире камень. Снова останавливается перед сейфом. Достает из кармана ключ.

— Курбан, — негромко говорит он, — которое сегодня число?

Курбан молчит — он не слышит. Дядя Ашраф снова отпирает сейф. Достает стопку денег и, подержав в руках, снова кладет на место.

— Тринадцатое сегодня, — бормочет он себе под нос. — А паспорт ей так и не прислали. Представляешь, Курбан, не прислали! Не прислал ей, негодяй, паспорт!..

Не переставая сердито бормотать, дядя Ашраф снова запирает сейф. Снова кладет ключ в карман, садится на свое место и снова начинает недовольно поглядывать на Курбана. Потом говорит несколько уже раздраженно:

— Скажи, Курбан, пятьдесят пять рублей — это сколько же выходит денег?

Курбан поворачивает голову и несколько секунд оторопело глядит на своего начальника.

— На старые деньги — пятьсот пятьдесят рублей, — торопливо говорит он, недовольный тем, что его потревожили.

— Так… — многозначительно произносит дядя Ашраф, водя мокрым пальцем по марке. — Теперь скажи мне вот что: сколько пудов муки можно купить на эти деньги? И сколько сахару?

Курбан наконец поворачивается, взгляд у него виноватый. Чувствуется, что ему очень трудно оторваться от увлекательного зрелища.

— Пятьдесят пять рублей, — продолжает дядя Ашраф, — это двенадцать-тринадцать пудов пшеницы; заметь: по рыночной цене считаю. Пятьдесят пять рублей — это пятьдесят пять кило сахару! И мы с тобой не для того здесь посажены, чтоб такие деньги зазря получать!

Он умолкает, целиком занятый марками. А Курбан все поглядывает в окошко, от клуба доносятся смех, громкие возгласы. Это сейчас самое веселое, самое шумное место в деревне; все остальное уже накрыла вечерняя тишина. Солнце сползло с вершин, поблекли, потемнели скалы. Во дворах вовсю дымят самовары, а чайхана уже спит: большой замок висит на ее двери. Такой же, как на дверях магазина, чайханы, парикмахерской… И на правлении, и на сельсовете — замок… Они словно бы переглядываются молча, забытые, грустные… А на почте еще нет замка, почта открыта, ходики показывают без пяти восемь.

— Я говорю, слава богу, что у нас отделение открыли, — продолжает дядя Ашраф. — Где еще такую работу найдешь: спокойно, чисто? И жалованье день в день… А раз так, сынок… — Дядя Ашраф поднимает голову и видит, что парень снова прилип к окну. Дядя Ашраф говорит громко, очень громко, но Курбан все равно не слышит. — Знаешь, сколько Реджеб получает?!

Курбан слегка поворачивает голову.

— Какой Реджеб?

— А тот, что уборные порошком посыпает. Я про того толкую.

— Рябой Реджеб? Они за мельницей живут?

— Да, — говорит дядя Ашраф, — за мельницей. Так вот этот рябой Реджеб каждое утро чуть свет топает в район. От самой мельницы. Ясно? А вечером обратно. И весь день уборные нюхает. А сколько получает — знаешь?

То ли оттого, что дело дошло уже до уборных, то ли голос у дяди Ашрафа совсем стал сердитый, но Курбан вроде бы очнулся. Он поворачивается и садится перед дядей Ашрафом лицом к лицу. Старик сразу успокаивается.

— Вот ты, — мягко говорит он, — каждый месяц пять сотен в карман кладешь, а мысли твои совсем не на работе…

Наступает тишина. В этой тишине отчетливо раздается громкое тиканье ходиков. С клубной веранды слышны веселые голоса, стук костяшек; сквозь бреньканье тара доносится мычание пришедших из стада коров, блеяние овец, собачий лай…

Дядя Ашраф молча прилепляет еще несколько марок. Пересчитывает конверты с марками, кладет сумму на счеты и складывает конверты стопкой. Оставшиеся марки тоже складывает, тоже пересчитал, тоже кладет на счеты. И, видимо желая немножко смягчить свою суровость, заводит разговор о другом:

— Стало быть, если бог даст, этот год учиться уедешь? Что ж, дело доброе… Вот только деньжонки тебе понадобятся. Подкопил небось — ты ведь у меня больше года работаешь?

Курбан оживляется.

— Подкопил! — радостно говорит он. — Каждый месяц пятнадцать рублей откладывал, отцу отдавал. Сказал, пальто мне купит. А чемодан у меня есть. И свитер есть — бабушка связала. Она и носки свяжет. А отец сказал, первым делом пальто нужно…

Видно, что дядя Ашраф попал в точку — Курбан все говорит, говорит. Он говорит, а дядя Ашраф быстро-быстро щелкает на счетах. Наконец Курбан замолкает, и старик, перекинув последнюю костяшку, провозглашает торжественно:

— По моим подсчетам, у тебя имеется сто восемьдесят рублей новыми деньгами!

— Двести тридцать рублей! — с не меньшей торжественностью уточняет Курбан. — Да пятнадцать рублей за Сусанной. Я ей дал, когда ситец в магазин завезли. Телка прирежут, сразу отдаст!

И снова недолгая тишина. Снова тикают ходики. Снова где-то поблизости мычит корова, побрехивает чей-то пес. Голоса на веранде постепенно стихают…

Дядя Ашраф собирает конверты без марок, убирает в стол. Берет марки и конверт с марками и встает. До восьми еще три минуты. Он подходит к сейфу, достает из кармана ключ, отпирает. Вынимает из сейфа деньги, смотрит на них…

— Что же делать-то будем, а? — озабоченно говорит он. — Паспорт-то ей опять не прислали!

— А тетя Зейнаб деньги требует?

— Требует!.. Разве она будет требовать?.. — Дядя Ашраф бросает пачку денег в угол сейфа. — Ничего она не говорит. Стыдится. А ведь быть того не может, что деньги ей не нужны. И в кассе нельзя ее деньги держать — не дай бог ревизия!

— Так отдай ей!

— Как это отдай? На подлог идти?

— Какой тут подлог? Пенсия-то ее, все равно получит.

Дядя Ашраф бросает на парня сердитый взгляд и молча захлопывает сейф. Оба молчат. Слышно лишь тиканье ходиков. Потом дядя Ашраф подходит к Курба-ну и кладет руку ему на плечо.

— Сынок, — говорит он, — чтоб выдать пенсию, нужен документ, паспорт. Так по закону положено. По закону — ясно тебе? Ведь почему у ее парня материн паспорт потребовали? Он как думал? Напишу, мол, мать у меня, живет в деревне, теперь со мной будет жить — и все, получай жилплощадь. Не тут-то было. Паспорт нужен. А почему? А потому, Курбан, что так положено по закону. А уж если там, в городе, где и народу чуть не миллион, так строго закон соблюдают, нам и вовсе нарушать не годится! Зейнаб я от роду знаю — соседка, дом в дом живем, а все равно закон есть закон. И не для того я тридцать лет в партии состою, чтоб советские законы нарушать. Я и ей так сказал. Сколько лет, говорю, мы с тобой соседствуем, и ни разу промеж нас никакого раздора не случалось. Орешник мой у самого забора растет, хоть раз твои ребята польстились на мои орехи? Твой виноград по моему забору вьется, грозди до зимы висят, было хоть раз, чтоб мои парни ягодку какую сорвали? Ты, говорю, мне, Зейнаб, все равно что родная, но тут дело государственное, тут ни на родство, ни на свойство глядеть не приходится. Так что, говорю, как получишь паспорт, приходи и забирай свои деньги!

Курбан внимательно смотрит на дядю Ашрафа, слушает. Вокруг уже совсем тихо. С клубной веранды все разошлись. Вечерние сумерки проникают в комнату, слышен стрекот цикад.

Дядя Ашраф подходит к сейфу и достает какую-то бумагу.

— Вот видишь — справка. Написал на всякий случай. Слушай. — Дядя Ашраф нацепляет очки. — "Выплата пенсии в сумме сорок два рубля, получаемой гражданкой 3. Халиловой за погибшего на фронте старшего сына Имрана, приостановлена по случаю получения квартиры проживающим городе Баку младшим сыном гражданки 3. Халиловой Ахсаном". Эта за прошлый месяц. В этом я тоже составил. Вместе с деньгами держу, в сейфе. Придет пенсия, опять справку и в сейф… Ты, Курбан, одно пойми: советская власть не зря деньги тратит, грамоте нас уча. Для того учит, чтоб всякая работа по порядку шла, как должно… Правильно я говорю?