Зубодёр - Линкольн Чайлд

В Нью-Йорке, в полумраке просторной библиотеки особняка под номером 891, одиноко стоящего в стороне от Риверсайд-драйв, собралась компания из трех человек. Двое из них – специальный агент Алоиз Ш.Л. Пендергаст и его подопечная, Констанция – расположились в креслах перед потрескивающим в камине огнем. Со скучающим видом агент листал каталог бордосских винных фьючерсов, а сидящая напротив Констанция с головой ушла в изучение трактата под названием "Трепанация черепа в Средневековье: инструментарий и методики".

            Третий предпочел остаться на ногах и раздраженно ходил взад-вперед. Выглядел этот небольшого роста человечек смешно и необычно: на нем был фрак, а на груди расположилась висящая на серебряных цепочках целая связка разнообразных непонятных амулетов и безделушек, начинавших звенеть и бряцать при каждом движении гостя. Шагая, он опирался на трость-дубинку с набалдашником, вырезанным в виде скалящегося черепа.

            Все это время пустой желудок человечка громко и недовольно бурчал. Звали гостя мсье Бертан – это был пожилой наставник Пендергаста, в детстве преподававший ему уроки естественной истории, зоологии и других необычных дисциплин. Находясь в Нью-Йорке, учитель навещал своего давнего протеже.

            – Это возмутительно! – заявил он на всю библиотеку. – Fou, très fou![1] Боже мой, в Новом Орлеане я бы уже давно поужинал. Глядите, уже почти полночь!

            – Еще и половины девятого нет, maître[2], – с легкой улыбкой ответил Пендергаст.

            В дверях библиотеки появилась фигура экономки. Пендергаст обернулся:

            – Что такое, миссис Траск?

            – Повар, – ответила та, – просила передать, что ужин будет подан на полчаса позже.

            Бертан раздраженно запротестовал.

            – К сожалению, она переварила пасту, – продолжила миссис Траск, – поэтому придется готовить ее заново.

            – Передайте повару, пусть не беспокоится, – произнес Пендергаст в ответ. – Мы никуда не спешим.

            Кивнув, миссис Траск повернулась и исчезла.

            – Не спешите! – возмутился Бертан. – Говорите за себя. Я, ваш гость, умираю тут с голоду, словно узник в Бастилии. После такого мой желудок больше не будет работать как прежде.

            – Поверьте мне, maître, ожидание того стоит. Тальятелле аль тартюфо бьянко очень простое блюдо, несмотря на всю его изысканность, – Пендергаст замолк, словно мысленно дегустировал еще готовящийся ужин. – Оно готовится из пасты тальятелле и тонко нарезанных отборных белых трюфелей, обжаренных в масле. Для приготовления этого блюда повар берет грибы из городка Альба, расположенном, как вам известно, в провинции Пьемонт. Там растут лучшие в мире трюфели, которые продаются на развес по цене золота.

            – Ну и гадость! – заявил Бертан. – Нет, мне ни за что не понять страсти, которую янки испытывают к недоваренным макаронам.

            Теперь и Констанция – впервые за все время – включилась в разговор:

            – Янки здесь не при чем, – пояснила она. – Сами итальянцы предпочитают готовить пасту достаточно твердой – "al dente" – что означает "на зубок".

            Но, кажется, объяснение лишь рассердило Бертана:

            – Что ж, я предпочитаю, чтобы спагетти были мягкими: как рис, как крупы. Получается, это мещанство, oui[3]? Al dente, ишь ты! – с этими словами учитель повернулся к Констанции и сказал: – Спроси-ка своего опекуна про зубки. Вот тебе история, чтобы скоротать время, пока кое-кто умирает от голода.

            Оскорбленный Бертан ушел, и стук тросточки, с каждым шагом выбивавшей дробь по полу соседней комнаты, постепенно затих.

            На мгновение в библиотеке воцарилась тишина. Констанция покосилась на Пендергаста и заметила, что взгляд агента ФБР прикован к двери, через которую Бертан только что вышел. Затем агент повернулся к своей подопечной и сказал:

            – Бертан настоящий чревоугодник. Не обращай внимания на его ворчание. Как только подадут основное блюдо, доброе расположение духа снова к нему вернется, будь уверена.

            – Что он имел в виду под историей о зубках? – спросила Констанция.

            Пендергаст замялся.

            – Тебе будет неинтересно, – проговорил он. – Я уверен. История не из приятных, да и… связана с моим братом.

            Лицо Констанции на долю секунды приобрело бесстрастное выражение:

            – Это обстоятельство лишь подогревает мой интерес, – ответила она.

            Долгое время Пендергаст молчал, и взгляд его блуждал где-то очень-очень далеко. Констанция тоже сохраняла молчание и терпеливо ждала. Наконец, Пендергаст глубоко вздохнул и начал рассказ:

            – Тебе знакома детская сказка о зубной фее?

            – Конечно. Когда я была маленькой, в обмен на мой зуб родители должны были класть под подушку одноцентовую монетку … когда у них имелись деньги, конечно же.

– Совершенно верно. Во Французском квартале Нового Орлеана, где я провел большую часть своего детства, ходило аналогичное старинное поверье. Но кроме него, у нас была еще одна, скажем так, подобная история.

– Подобная?

– Некоторые малыши из нашего квартала верили в привычную сказку – в ту, что ты только что рассказала. Но большинство детей верили в кое-что совершенно иное: что Зубная фея – вовсе не то эфемерное существо, что приходит по ночам. Зубной фей из Французского квартала жил по соседству, вниз по улице от нашего дома. Им был не кто иной, как человек, которого все мы звали Стариком Дюфуром.

– Дюфур… – проговорила Констанция. – Французская фамилия, означает "из печи". Полагаю, Бейкер – ее английский эквивалент.

– Его полное имя было Морус Дюфур, – продолжил Пендергаст. – Этот старик-затворник неопределенного возраста обитал в ветшающем особняке на улице Монтегю в нескольких кварталах от нас. Он, наверное, лет пятьдесят не выходил из дома. Понятия не имею, чем он питался. Детьми мы порой видели по ночам сгорбленную тень Дюфура, которая бродила от одного тускло освещенного окна его жилища к другому. Как и следовало ожидать, соседские дети рассказывали о нем всякие жуткие истории: будто он – убийца с топором, питается человечиной и мучает мелких животных. Порой хулиганы постарше приходили к особняку по ночам, швыряли в окна один-два камня и тут же убегали. На большее духу не хватало даже у них. Никто никогда не осмеливался пойти, и, скажем, позвонить в дверь, – Пендергаст выдержал паузу. – Дюфур жил в одном из тех старинных особняков в креольском стиле, к тому же имевшем мансардную крышу и эркерные окна. Дом представлял собой пугающее зрелище: большинство стекол были выбиты, черепичная крыша прохудилась, крыльцо вот-вот грозило провалиться, а палисадник зарос увядающими карликовыми пальмами.