Королевская ложа - Анна и Сергей Литвиновы

Анна и Сергей Литвиновы

КОРОЛЕВСКАЯ ЛОЖА

В Королевский теннисный клуб меня привел Вик.

Он был настойчив и шумен:

– Совсем зачахла! Сидишь сычихой!

Я уверяла его, что вовсе не чахну: у меня дома есть телевизор и запасы хорошего кофе. Но Вик неумолимо тряс дорогой стрижкой:

– Тебе надо развеяться!

И вот я стою в неуютном коротком платье на теннисном корте. По другую сторону сетки мечется Вик. Его широкие шорты трепещут на весеннем ветру, он возмущенно машет на меня ракеткой, кричит:

– Набегай! Набегай на мяч, говорю! Обходи его справа и набегай.

Как это – обходить и набегать, — я не представляю. Все время кажется, что проклятый Вик целится мне прямо в нос. И я отпрыгиваю от упругих желтых кругляшков.

– Ты совсем потеряла форму! – возмущенно кричит он.

У корта толпятся высокомерные любопытные. Королевский теннисный клуб – элитарное, закрытое заведение. Иностранные дипломаты снисходительно наблюдают, как я спасаюсь от мяча. Персонал – все в одинаковых белых костюмах – старательно прячет ухмылки. Что мне сейчас полагается сделать? Швырнуть ракетку об землю?

К счастью, Вика отвлекает знакомая компания. Он забывает про меня, лезет обниматься. Ветер доносит: «Вы в ресторан? А я вот недотепу привел, пытаюсь обучить!»

Скотина он, этот Вик. Я бочком, с ракеткой под мышкой, выхожу с корта. Ныряю в сосновую аллею, без сил падаю на лавочку. В глазах мелькают желтые мячики. Я грустно откладываю ракетку, мимоходом замечаю: не очень-то мне идет короткое теннисное платье. Руки худые, а ноги… пожалуй, полноватые. Нет, просто не тренированные. Мышц мало осталось. Раньше надо было за себя браться, когда менеджерши уговаривали – пойдемте с нами на шейпинг, пойдемте с нами в бассейн…

В сосновой аллее одиноко и тихо. Здесь нет официанток с соком на подносах, нет бизнесменов, покрытых фальшивым загаром. Я закрываю глаза. В нос бьется весенний воздух – свежесть вперемешку с хвоей.

– Прячетесь?

У моей лавочки стоит молодой мужчина. Штаны и футболка – белые. Я говорю и стараюсь, чтобы вышло гневно:

– Спасибо, мне ничего не нужно.

Он плюхается рядом:

– А я ничего и не предлагаю. Учиться теннису вам бесполезно.

– Кто вы такой?

Он пожимает плечами:

– Местный тренер. Занимаюсь с богатыми курочками.

Глаза у него глубокие, карие. В них отражаются сосны.

Я отодвигаюсь на другой конец лавочки:

– Пардон, мсье… Тренеры меня не интересуют.

Знаем-с, читывали романы, читывали – эти жиголо так и норовят прыгнуть в постельку к богачкам. Или к тем, кого они считают богачками.

Он говорит с ноткой гордости:

– На самом деле я студент. Закончу учебу – буду программистом. А здесь так, подрабатываю.

– Очень рада за вас!

Когда же он наконец отвалит?..

– А вы кто? Певица? По телевизору вроде вас видел.

Мог, конечно, и видеть. Только не на сцене. Я по другой части.

Глаза у него замечательные. А в остальном – мышцы да смазливая морда. Халявщик.

Я встаю. Нужно привыкать быть высокомерной.

– Спасибо за компанию… юноша.

На лавочке у корта нетерпеливо вертится Вик.

– На-астик? Ну куда ты делась?

Я категорически отказываюсь вернуться на корт. Вик сдается. Ведет меня в ресторан (улитки, между прочим, несвежие). Затем отвозит домой. Когда я выхожу из машины, он кричит мне вдогонку:

– Эх ты, спортсменка! Ну и сиди перед своим ящиком!

Понедельник начался в семь утра. Ленинградское шоссе было забито, и в Шереметьево я чуть не опоздала. Джайлс прилетел сонный и желчный: его соседом в самолете оказался нестерпимо болтливый коммивояжер. «Пришлось обещать, что куплю у него партию принтеров… А где я буду жить? Опять в «Балчуге»? Фу, там так шумно. Ой, у тебя все та же машина! Ей же уже два года! Полтора? Ну, все равно пора менять». Он ворчал всю дорогу до гостиницы. Я старалась не смотреть на его кислую физию со следами недавней подтяжки. Хорошо бы Джайлс успел отдохнуть до обеда, когда мы начнем работать.

В офис я приехала в десять. Утренним затишьем и не пахло. Бизнес кипел, телефоны разрывались, на меня сыпались обычные проблемы. Сына издателя Ткаченко в монтанском колледже замели с марихуаной. Дочка композитора Ходакова в истерике звонила из Англии и жалилась, что она постоянно ходит голодной, а от овсянки ее тошнит. «Наверняка залетела. От местного тренера по теннису», – подумала я, слушая ее кислый слезливый голосок. Надо будет позвонить директору школы. Попросить, чтобы девчонку срочно посмотрел врач.

К одиннадцати стали подходить клиенты. Все как обычно: «Можно сначала аванс, а остальное потом? Я жду денежных поступлений со дня на день… Вы гарантируете, что она не начнет там курить? И… в общем… не заведет себе приятеля?..»

Дочка клиента сидит рядышком. Чистое, без косметики, лицо, скромная юбка по коленки, глазки потуплены. А из-под пуха ресниц так и брызжут искорки: «Эх, вырвусь отсюда! Буду в Штатах учиться! О-о, как я там развернусь!!!»

Приезжает Джайлс. Он выспался и шныряет по всему офису. Роется в рекламных буклетах. Просматривает видеотеку. Инспектирует менеджеров и даже проверяет, достаточна ли память у наших компьютеров. Джайлсу Седдонсу все можно. Он – директор американской корпорации, практически монополист на все школьное образование в Штатах. Если Джайлс возьмет нас в свои представители… Я улыбаюсь ему: «У нас на сегодня большие планы. Большой театр и ужин в «Черной кошке»… Да, так и называется – «Black Cat».

Жаль, что некогда наложить свежий макияж. И вечернее платье я в офис привезти не догадалась. А в Большом театре у нас королевские места – ложа литеры D, первый ряд. Билеты стоили по триста долларов каждый. Джайлс ахает: «Вау! Здесь сидят президенты!»

– А ты и есть президент, – подлизываюсь я.

Как хорошо, что не поскупилась на правительственную ложу.

Давали «Анюту». В главной роли – Ананиашвили. Джайлс раскинулся в своем кресле, прикрыл глаза под грустную увертюру. Мне в ухо сзади прошипели: «Пардон, мадам».

К своим местам в ложе пробирались дородная тетя в бриллиантах и молодой смазливый парень. Я сразу же узнала его. Это был тренер из Королевского теннисного клуба.

Подняли занавес. «Анюта» – грустный балет. Первая картина – похороны. На сцене – церковь, гроб, люди в черном. У Джайлса – вот тебе и акула капитализма! – на глазах слезы выступили. Он казался очень стареньким – как мой дед, дремлющий на лавочке под солнцем. А молодой тренер – он сидел по другую сторону от меня – прошелестел в ухо:

– Привет, малышка!

– Псыть!

Я так на кота цыкаю. Когда он новую мебель когтями дерет.

Тренер на цыканье не отреагировал:

– Меня, кстати, Владик зовут. А вас?

Его спутница элегантно спустила с колен холеную бриллиантовую руку и ущипнула невежу за бок. Вадик глухо пискнул и замолк. Похороны закончились. Я увлеклась сценой на бульваре. Ветреную Анюту обхаживает красавец-студент, а старый чиновник пыхтит от страсти и размахивает дорогим букетом.

Джайлс пытался дирижировать в такт музыке. Дорогая спутница тренера Владика одобрительно покачивала головой. А Владик, кажется, пересчитывал хрустальные подвески на театральной люстре.

В антракте в ложу явилась русская красавица – официантка с длинной русой косой. Она предлагала икру и шампанское. Джайлс, который, похоже, именно так и представлял себе красивую жизнь по-русски, заказал два ведерка: в одном – бутылка, в другом – черная икра. Официантка широко улыбнулась. Заказ был исполнен мгновенно. А счет девушка сунула мне в руку – умница, понимает, что к чему. Еще двести баксов. Джайлс, ты просто обязан взять меня в свои представители.

Владик и его пожилая подруга весь антракт где-то шлялись и вернулись лишь с первыми аккордами нового действия. Он отодвинулся на безопасное расстояние от шипучей спутницы и опять склонился ко мне:

– Так как вас все же зовут?

Я отвернулась. Владик не отставал:

– Я все равно узнаю. Хочу пригласить вас в кино.

В полумраке театра он смотрелся красиво. Молодой, беззаботный, сильный. Не то что мой дряхленький Джайлс, которому уже не помогают ни массажи, ни ежедневный теннис. Этот Владик по-своему неглупый, жизнь правильно строит. Работает тренером в дорогом клубе, прогуливает по театрам бриллиантовых старушек. И одновременно кадрится к соседке по правительственной ложе. Я-то моложе. Но тоже с деньгами.

– Так как насчет кино? Я балет терпеть ненавижу.

Он воровато оглянулся на свою спутницу и слегка коснулся моей руки.

Анютин муж на сцене получил от его сиятельства орден и принялся прыгать от счастья. Я на секунду отвлеклась от его победного танца и с достоинством прошептала:

– Владик! Оставьте меня в покое!

Не нужна мне его гора мышц.

Неделька выдалась сумасшедшей. Мы с Джайлсом подписали договор о намерениях, и он отбыл в свою Америку. На прощанье высокопарно сказал: «Теперь ваша фирма выходит на новый виток развития». Пока никаких витков не наблюдалось. Обычная текучка. Английское посольство не дает визу девочке по фамилии Гордиевская – требует подтвердить, что она не является родственницей знаменитого шпиона. Секретарша Машенька, как обычно, путает факсы и блеет по-английски так, что сам черт не разберет. Звонят из заграничных школ: где оплата? Почему дети не хотят ежедневно стирать футболки? Я всех умасливаю и строю, примиряю и покрикиваю. К вечеру пятницы сил нет ни на что. Я возвращаюсь домой в десять вечера. Темно и грустно. Только кот с укоризной мерцает глазами. И даже на колени не идет – сердится, что целыми днями сидит один. Я откупаюсь от обиженного зверя новым сногсшибательным кормом и плюхаюсь на диван – обшивку кот ободрал окончательно. Телевизор? Газеты? Поужинать?