Двойной кусок пирога с вишней - Алекс Эл

Алекс Эл

Двойной кусок пирога с вишней

Случилось это в одной из питерских булочных, что завелись уже почти в каждом дворе и ещё по десятку чуть ли не на каждой улице. У кассы образовалась непривычно многолюдная очередь. Подслеповатый старичок никак не мог определиться с покупкой. Молодая продавщица ждала, пряча свое недовольство за терпеливым выражением лица. Покупатели уже стали волноваться и заглядывать через плечи друг друга.

— Мне вон тот кусок пирога. Это он с вишней? — наконец промямлил дедушка.

— Он, берите, — сказал кто-то из очереди.

— Вам один кусок? — спросила продавщица.

— Ага, один. С вишней, пожалуйста, — еле выговорил старик, пока девушка открывала витрину и перекладывала коробку с пирогом на прилавок.

Старик долго доставал очки из внутреннего кармана пиджака, потом еще с минуту пытался приладить их куда следует и, наконец надев, стал разглядывать пирог, чтобы убедиться, тот ли ему достали. Неизвестно, сколько это могло продолжаться, если бы вдруг с улицы не послышалась громкая матерная ругань. Очередь почти синхронно повернулась в сторону входа. Это была питерская очередь, и она не могла не повернуться, услышав такое…

У стеклянной двери булочной, чуть приоткрыв её, притормозил здоровенный парень в шортах, футболке и с толстой ажурной золотой цепью на шее. Он очень неласково отчитывал кого-то по телефону. Резкий голос и красочные неинтеллигентные выражения, доносящиеся из-за двери, действовали на людей в булочной, как перфоратор, внезапно застучавший субботним утром. Они стали переглядываться и морщиться, как от головной боли.

Закончив витиеватое описание умственных и физических недостатков отдалённого абонента отправкой его по известному адресу, парень резко открыл дверь и вскочил в булочную. Увидев осуждающие взгляды, он понял, что увлекся и, наверное, был грубоват и громковат. Он чуть виновато улыбнулся уголками губ и двинулся к прилавку. Между тем разговор продавщицы и старика, о которых все ненадолго забыли, стал напряженным.

— Дедушка, я же говорю вам, один кусок пирога стоит сорок пять рублей. Вы показываете на двойной кусок, он стоит девяносто.

Старик молча хлопал глазами, сквозь очки силясь разглядеть разницу между одинарным куском и двойным. А она, надо сказать, даже для человека с хорошим зрением, была не слишком очевидной.

— Будете брать двойной кусок за девяносто? — спросила еще раз продавщица.

Дедушке, видимо, показалось, что его не расслышали, и он повысил голос.

— Мне пирог с вишней, — сказал он, снова показывая на двойной кусок и протягивая пятидесятирублевку.

Продавщица натянуто улыбнулась и, тоже начав говорить громче, уже приготовилась заново объяснять старику соотношение цен и размеров, но её прервал уверенный бас:

— Красавица, заверни весь.

— Что, простите?

— Я говорю, весь заверни, я оплачу, — сказал матерщинник, бросив на прилавок пятитысячную купюру.

Продавщица не сразу поняла, что ей делать. Возникла неловкая пауза, и парень, которого даже при богатом воображении трудно было назвать робким, на этот раз все-таки смутился. Он не рассчитывал привлекать внимание к своему предложению, он просто спешил.

— Дедушка, вы весь пирог брать будете? — осторожно спросила продавщица.

— Что брать? — переспросил дед.

Вся очередь посмотрела на парня. Здоровяк решительно шагнул вперед и наклонился к деду:

— Отец, бабку любишь свою? — громко спросил он, чуть улыбнувшись.

— Чего? — прокричал дед, оглядываясь и пытаясь понять, кто и зачем с ним разговаривает из-за спины.

— Бери, говорю, и шагай к бабке, скажи, пенсию пирогами выдали.

Парень протянул старику коробку, и пока дед соображал, каким таким чудом у него в руках оказался огромный целый пирог, забрал сдачу, буханку хлеба, которую просил для себя, и быстро выскочил на улицу, даже не обернувшись.

Очередь оживилась. Кто-то подошел к старику, объясняя, что пирог — это подарок. Кто-то дал дедушке большой пакет, чтобы положить в него коробку, а кто-то открыл ему дверь. И сказанное продавщицей вдогонку «Заходите к нам еще, у нас тепло и вкусно!» прозвучало уже не как вызубренная рекламная приговорка, а как искреннее напутствие от нахлынувшего на неё чувства.