Рядом с Джоном и Йоко - Джонатан Котт

Джонатан Котт

Рядом с Джоном и Йоко

Мы — чародей и ведьма в миг свободы.

Предисловие автора

В книгу «Рядом с Джоном и Йоко» я впервые включил авторские версии всех своих важных интервью и обычных разговоров с Джоном Ленноном и Йоко Оно; многие из них ранее не публиковались.

Впервые я встретился и поговорил с Джоном в Лондоне в сентябре 1968 года. Это было первое большое интервью, он дал его через четыре месяца после того, как они с Йоко стали любовниками и соавторами. Краткая версия той беседы была напечатана в первом юбилейном выпуске журнала Rolling Stone 23 ноября 1968 года.

Джон как-то сказал мне: «Йоко — самый знаменитый неизвестный художник. Все знают, как ее зовут, но никто не знает, чем она занимается». В 1970 году при его поддержке и участии я написал один из первых подробных материалов о Йоко. Сокращенная версия того текста вышла 18 марта 1971 года в Rolling Stone, а полная публикуется в этой книге впервые.

Когда в начале 1970-х Джон и Йоко переехали в Нью-Йорк, я сталкивался с ними в странных местах и в странное время, и мы втроем отправлялись ужинать. В эту книгу вошла одна из самых необычных и оживленных наших застольных бесед, состоявшаяся 17 марта 1971 года.

Я встречался с Джоном и разговаривал с ним 5 декабря 1980 года — за три дня до его гибели. Это было последнее его интервью, и большая часть нашей девятичасовой беседы впервые была опубликована в Rolling Stone 23 декабря 2010 года. Еще более расширенная и теперь уже полная версия вошла в эту книгу.

14 марта 2012 года, специально для «Рядом с Джоном и Йоко», я побеседовал с Йоко в Стокгольме, и здесь это интервью публикуется впервые.

Я включил в книгу несколько коротких отрывков из своего эссе «Джон Леннон: как он стал тем, кем стал», впервые опубликованного в 1982 году в антологии издательства Doubleday «Баллада о Джоне и Йоко»; я был одним из ее редакторов. Также сюда вошло мое эссе «Дети райка: назад к истокам», впервые опубликованное в десятом, юбилейном выпуске Rolling Stone в 1977 году.

Вступление

«Кто бы выслушал мой рассказ / О девчонке, что вошла в мою жизнь?»[1] — вопрошал Джон Леннон в песне Girl на Rubber Soul — битловском альбоме 1965 года. Тремя годами позже я звонил в дверь подвальчика в доме номер 34 по Монтегю-сквер в Лондоне. Через несколько секунд одетый в черный свитер, джинсы и белые теннисные туфли веселый 27-летний мужчина с темными волосами до плеч и в круглых «бабушкиных» очках открыл мне дверь. «Давай, входи!» — сказал он, и мы проследовали в гостиную, где он представил мне фантастическую девчонку, которая вошла в его жизнь, предложил сесть на диван и спросил, не хочу ли я выслушать его рассказ.

«Рядом с Джоном и Йоко» — моя личная история о том времени, что я провел с Джоном Ленноном и Йоко Оно. Она начинается холодным нью-йоркским декабрьским утром 1963 года. Шел мой первый семестр четвертого курса Колумбийского университета. Радиобудильник поднял меня в 7:30. Мне страшно хотелось поспать еще хотя бы несколько минут и было плевать на самую ужасную в мире лекцию по теории множеств, так что я решил выключить радио. Но стоило мне потянуться к кнопке, как я услышал мужской голос, выкрикивавший «Раз, два, три, ВПЕРЕД!»,[2] а потом — «Ей было всего семнадцать, / Если вы понимаете, о чем я!»[3] И ровно так же, как это случилось с исполнителем, мое сердце сделало БУМ, и я понял — начиная с этого момента песня I Saw Her Standing There станет будить меня по утрам всю оставшуюся жизнь.

«Я не могу тебя разбудить, — как-то сказал Джон Леннон. — Это можешь сделать только ты сам». К счастью, Beatles продолжали напоминать мне об этом: «Проснулся, выскочил из постели, / Провел расческой по волосам».[4] Иногда, правда, казалось, что и сами Beatles были сном, который ни за что не хотелось прерывать. И действительно, многие думали о битлах как о символических героях сновидений — как о четырех апостолах, четырех временах года, четырех фазах луны, четырех сторонах света, — и, если рассуждать примитивно, каждый из битлов в зависимости от того, как он выглядел, жестикулировал, вел себя, пел и писал песни, играл предназначенную ему роль: Пол — милый и чувствительный; Джон — беспокойный и мятежный; Джордж — загадочный и таинственный; Ринго — ребячливый, но не лишенный здравого смысла.

«Ни один из нас не сделал бы этого в одиночку, — говорил Джон, — потому что Полу не хватило бы сил, я не так чтобы сильно привлекал девчонок, Джордж был тихоней, а Ринго — барабанщиком. Но мы думали, что будем как минимум друг друга поддерживать, и так это все завертелось». Для меня Джон Леннон всегда был Единственным. В моих глазах он мгновенно стал героем, когда я впервые услышал выступление Beatles в лондонском Театре принца Уэльского в 1963 году перед королевой-матерью и принцессой Маргарет. Представляя песню Twist and Shout, Джон шагнул к микрофону и объявил: «Для исполнения следующей песни мне понадобится ваша помощь. Те, кто сидит на дешевых местах, — хлопайте. Остальные могут просто позвякивать драгоценностями».

За полтора века до того, в 1812 году, еще один мой герой, Людвиг ван Бетховен, прогуливался по улице баварского курортного городка в компании уважаемого немецкого писателя Иоганна Вольфганга фон Гете, когда они столкнулись с императрицей Марией-Людовикой и ее придворными. Гете отступил на шаг, снял шляпу и низко поклонился. Бетховен, который ни перед кем не падал ниц,[5] прошел прямо сквозь сиятельную толпу и пожурил подобострастного писателя, напомнив ему, что дворян пруд пруди, «а нас только двое». Beatles продолжили в том же духе: «Ее величество — милашка, но вот сказать ей почти что нечего».[6] (Как я выяснил позже, по иронии судьбы и сама Йоко Оно может претендовать на родство с японским императором xix века, и в этой книге я как раз расскажу историю ее семьи — ту, с которой, по всей вероятности, большинство людей не знакомы.)

Все двенадцать лет, что я общался с Джоном, он неустанно рос и как художник, и как личность, последовательно раскрываясь передо мной и миллионами поклонников, и, например, приглашал нас составить ему компанию в путешествии к Земляничным полям, чтобы мы смогли увидеть всю безграничную глубину его души, погрузиться в нее и исследовать его разум — тоже своего рода Земляничное поле. Ссылаясь на известную картинку с жирафом, заглядывающим в окно, Джон говорил: «Люди всегда видят лишь кусочек, а я стараюсь увидеть целое… не только в своей жизни, но и во Вселенной, весь замысел целиком». Он был сразу и Человеком-из-ниоткуда, и Эггманом,[7] сочетал в себе множество личностей и ткал из них песню о себе самом.