Камень 2. Продолжение - Алексей Юрьевич Булатов

Глава 1. Амнезия

Жрец не успел почувствовать боли. Когда фугас пробил потолок, ударился об алтарь и сдетонировал, он уже был мёртв. Огонь заполнил всё пространство, каждую щёлочку, каждый миллиметр. Тело жреца испарилось в этом огне, как испарилась и вся атрибутика храма, которая могла испариться. Чёрный феритовый алтарь, который был в центре храма, разлетелся на мелкие треугольники. Огонь сжёг всё, даже то, что, казалось бы, не могло гореть. Когда он потух, некогда красивый храм превратился в руины. Он стал напоминать старый гнилой зуб, острые края которого ещё торчат, но ни корней, ни основы уже не осталось. Запах, который шёл от пепелища, ещё больше усиливал эту ассоциацию…

* * *

— Пойдём туда.

— Что там делать? Там всё сгорело.

— Золото не горит! Оно даже если сплавилось, его можно найти.

— Ганс, какое тут может быть золото? Это бедная страна.

— Там был храм, в который ходили все местные, если тут и есть чего взять, то только там. Пойдём, я тебя прошу, я чувствую, там есть чем поживиться. В конце концов, мы должны же ведь заработать на этой проклятой войне что-то, кроме ранений и этих бесполезных железяк!

— Ну хорошо, Ганс, пойдём. Но я уверен, что мы только зря потратим время.

— В конце концов, мы просто прогуляемся, сколько можно сидеть в этой казарме?

— Твоя взяла, Август, пошли. Но нам нужно вернуться до построения.

— Вернёмся.

Двое молодых солдат вермахта вышли из казармы и направились из посёлка, где дислоцировалась их часть, в сторону разрушенного храма. Идти предстояло далеко, но дорога была выложена булыжником и буквально отшлифована миллионами ног людей, которые ходили по ней тут, может быть, много тысяч лет.

— Смотри, Август, тут брусчатка, как у нас в Берлине, только стёрта практически под ноль, давненько тут не ремонтировали дорогу.

— Да вижу, только проблема не в ремонте, а в наших танках, которые тут всё исполосовали.

— Что сделать, Август, война есть война, не бывает войны без выстрелов.

— Но всё-таки нужно было осторожней. Этот храм, который разрушили наши бравые лётчики, один из древнейших храмов планеты, историки нам никогда не простят его разрушения.

— Ой, лишь бы там было чем поживиться, и мы сохраним это для историков рейха.

Два молодых человека засмеялись. Но поживиться оказалось нечем, храм превратился просто в груду битого камня. Если какие-то ценности и были тут, то они погребены под кучей этого самого камня.

— И какого чёрта мы попёрлись сюда? Тут нет ничего вообще.

— Может, и есть, давай посмотрим, может, всё-таки чего-то найдём.

— Да что тут найдёшь, груда хлама, а по краям воронки.

— Но золото-то наверняка можно найти?

— Конечно, ищи, а я пойду, видимо.

— Смотри, Ганс, какой камень необычный, может, это золото, которое сплавилось?

— По-моему, камень как камень.

— Дай мне штык, я посмотрю.

— На, держи.

Ганс взял странный камень, который он подобрал из кучи, он был явно тяжелей обычного булыжника, и попробовал поскрести его штык-ножом. Сталь ножа не смогла оставить царапины на поверхности камня. А вот на самом ноже остались глубокие полоски от камня.

— Август, смотри, это явно необычный камень. Смотри, что случилось со штыком?

— Да это просто гранит, испортил мне штык.

— Нет, это явно не гранит, он много тяжелей, как свинцовый или золотой, но при этом очень твёрдый.

— Дай посмотрю.

Август взял камень в руку и взвесил его. И тоже провёл штыком по поверхности камня, стараясь оставить на нём царапину. Как и у Ганса, у него ничего не вышло, камень остался без единой царапинки, а вот штык-нож получил две новых полосы.

— Нет, это не золото и не гранит. Странный минерал, но не думаю, что он имеет какую-то ценность.

— Отдай его мне, я возьму его в качестве сувенира.

— На, лови, — произнёс Август и кинул камень в Ганса, тот увернулся, чтобы не попасть под удар. Камень со странным звуком ударился о кусок стены позади и, оставив на нём глубокую вмятину, упал на землю.

— Ну зачем ты так, Август?

— Прости, Ганс, просто злой, что зря протащились такое расстояние. Нет тут ничего ценного для нас.

Август убрал странный камень в свой мешок и, понимая, что по-хорошему Ганс прав, тяжело вздохнув, побрёл вместе с другом в лагерь.

* * *

Старый дом на окраинах Берлина видел очень много. Он пережил две войны, он пережил бомбёжки. Он выжил, когда бушевали ураганы, ветер и грозы. Но теперь старый дом умирал, так как он не мог пережить одного — одиночества. Старый хозяин умер, а дети решили переехать в город и не посещали родовое гнездо. И теперь дом умирал, с каждым днём всё ветшая и разваливаясь. Когда отвалился громоотвод, это уже не было чем-то необычным, так как водопроводная труба отвалилась ещё раньше. Железо ржавело под натиском времени и из-за отсутствия ухода. Старые штифты, на которых всё это держалось, не выдержали, и громоотвод с треском рухнул вниз. Дом не боялся молний, они попадали в него и раньше, так как он стоял на холме, но теперь он был безоружен. Дом умер ночью, когда пришла гроза. Молния ударила в железную крышу и, пройдя через деревянные гнилые перекрытия, ушла в землю, по пути сожгла всё на своём пути. Старое гнилое дерево, иссушённое годами, успело сгореть до приезда пожарных. Дом горел всего пятнадцать минут. Но молния, когда проходила сквозь дом, прошла и через странный камень, который стоял в одной из комнат на полке. Этот камень лежал тут много лет, как тут лежало и множество других предметов. Сейчас огонь пожирал все эти реликвии, некогда дорогие нынче покойному хозяину. Но камню не был страшен огонь, как не была страшна и молния. Но когда молния прошла через камень, он засветился синеватым цветом, явно впитав в себя энергию молнии.

* * *

— Что там, Фриц?

— Да ничего, камень какой-то.

— Давай его в вещдоки.

— Чем мы тут занимаемся, ну вот нафига все эти отчёты? Всё же понятно, как день. Сгорел старый дом от удара молнии. Зачем мы тут копаемся?

— Так положено, нам за это платят. Так что давай соберём по-быстрому всё, что положено, погода, похоже, не собирается нам помогать.

Дождь лил как из ведра, превращая остатки сгоревшего дома в чёрные лужи. Чёрные ручьи текли, смывая остатки целого дома, который когда-то тут стоял. Дом сгорел, что называется, дотла. Не осталось даже гвоздей,