Дело чести, или Счастливый день на Марсе - Александр Тюрин

Александр Тюрин

Дело чести, или Счастливый день на Марсе

0

На марсианское дюнное поле садился челночный корабль, похожий на елочное украшение. Из-за горы Павлина метнулся луч восходящего солнца, который, окрасив свой путь в сиреневые тона, с меткостью снайпера поразил челночный корабль в борт, подарив ему несколько мгновений звездного блеска.

На борту челнока находилось четверо смелых людей. Их знания были отточены волей и азартом, их реакции выкованы многолетними тренировками в горах и пустынях Земли, их навыки закалены в изощренных виртуальных средах, их кровь несла миллиарды нанороботов, способных уничтожить любую инфекцию. Их мотивация была усилена большой зарплатой. Все четверо были кавалерами ордена «пурпурное сердце», закаленными ветеранами минувших войн – элитных воздушно-десантных, бронетанковых и разведывательных подразделений. Все они умели сопротивляться боли. Их отношение к смерти вполне совпадало с тем, что некогда изрек Эпикур: «Когда мы есть, то ее нет, когда она есть, то нас уже нет».

Корабль-игрушка замедлил свое падение, он словно встал на сверкающий пьедестал реактивной струи. А потом как лифт небоскреба плавно, но быстро опустился на грунт.

Воздушная волна полетела в сторону исполинского купола Павлина и пропастей Валлес Маринерис. По дороге она сдула реголитовую крошку с черепа, обтянутого высохшей желтой кожей.

1

– Проснитесь, Борис Иванович, – звенящий голос возник вначале в самом сне, он принадлежал волшебнику, похожему на столб ледяной пыли, который кружился то там, то сям в разных углах тронного зала.

– Проснитесь, Борис Иванович, – снова обратилась коммуникационная система, выражая голосом нетерпение. – Экстренный вызов от лорд-протектора Ли, приоритет высший, партнер эмоционально нестабилен.

Борис Иванович с трудом поднял веки, одновременно активизировался и бимолекулярный слой, покрывающий глаза. С виртуального экрана, занимающего четверть нормального поля зрения, на него смотрело лицо американского лидера. Узкие глаза, желтоватого оттенка кожа, позади стена, которую невозможно не узнать. Овальный кабинет Белого Дома. В углу виртуального экрана бежали секунды. Тричаса пять минут петербургского времени. В Вашингтоне куда меньше.

Коммуникационная система предложила выбрать интерфейс общения. Речевой, мыслеголосовой, виртуально-клавиатурный.

Борис Иванович почувствовал, как гравитация усталости пытается снова сомкнуть его веки, как глаза «тонут»в глубине черепа.

Коммуникационная система, выждав положенные пять секунд, установила речевой интерфейс с односторонним визуальным контактом.

– Что случилось, Ли? Атомная война? Нападение страшного вируса на главную американскую водокачку? – спросил человек, лежащий в императорской кровати, человека, сидящего в изрядно запаршивевшем Овальном кабинете.

– Да нет, конечно, Боб, – несколько смущенно отозвался лорд-протектор.

– Ли, я установил линию немедленной связи для чрезвычайных случаев, – строго сказал Борис Иванович. – Не делай так, чтобы я раскаялся в этом.

– Но это действительно чрезвычайно, Боб. Ты, конечно, знаешь, что сейчас на Марсе работает пятая американская экспедиция…

– Ну да, как не знать, Ли. Я тебя уже поздравлял с этим, также как и весь твой народ.

– Дело в том… я получил очень неприятное сообщение по каналам космической сетевой связи около часа назад… Я не мог ждать утра. Ты же понимаешь, я бывший астронавт, также как и ты.

– Ладно, в чем дело, Ли? – Борис Иванович подумал, что его голос звучит слишком жестко и американский лорд-протектор, чувствующий сейчас свою вину, впоследствии может превратить ее в обиду. Что типично для людей «повелевающего» типа. Борис Иванович дал команду коммуникационной системе, чтобы она смягчала интонации с помощью дипломатического интерфейса.

– У членов нашей экспедиции было столкновение с марсианами. Один из наших, Джек Тао Бяо, мой дальний родственник, погиб.

Напряжение, исходящее от лорд-протектора, приобрело конкретную форму. Форму, смахивающую на государственное безумие, как подумалось Борису Ивановичу. Почему американец так просто вываливает вещи, которые принято скрывать за семью печатями? Неужели у него так все плохо, что он сам инициирует волну истерии, которая должна промыть мозги его подданных?

– Столкновение с кем? Честно говоря, Ли, услышав такое, я первым делом подумал, не надо ли проверить психическое состояние твоих астронавтов. Отравление, шок, передозировка модельных наркотиков, – стараясь говорить ровно и отстранено, перечислял Борис Иванович, – могли привести к ослаблению функций сознания.

– Боб, это исключено. Работает же телеметрия, датчики-имплантаты, интракорпоральные наносенсоры. Все наблюдаемые параметры сразу передаются на фобосский маршрутизатор, а дальше на узлы управляющей сети.

– Почему все-таки ты позвонил посреди ночи мне, а не его китайскому величеству, который твой стратегический партнер и тоже бывший астронавт? И, кстати, в Пекине уже утро.

– Дело в том, Боб, что эти марсиане… не китайцы.

Лорд-протектор явно сдерживал себя, может быть ему помогала в этом его коммуникационная система, но лицо американца выдавало и растерянность, и даже некоторую степень отчаяния.

– А кто ж эти марсиане – русские, что ли? Это похоже на провокацию, старина Ли. На Марсе не было и нет российских астронавтов, ты же знаешь, что мы не ведем эти дорогостоящие и малоосмысленные игры. Только автоматика, да и то в полярных областях…

– Боб, у меня видеофайл на пятнадцать минут. Сейчас я тебе его передам. Только разреши доступ в твою инфосферу.

Доступ я тебе разрешу, подумал Борис Иванович, но надо заодно поднять в воздух на боевое дежурство еще пару эскадрилий роторников и активизировать орбитальные гамма-лазерные платформы. Не нравишься ты мне сегодня, старина Ли.

2

Марсровер шел со скоростью тридцать миль в час по дюнному полю. Смешная скорость для Земли, где на любой конфедеральной трассе тебя обязывают ехать со скоростью болида. Не можешь сам, покупай автоводилу стоимостью в сто тысяч новых баксов. Но тридцать миль здесь – быстрота невероятная, которая и не снилась прошлым экспедициям.

Дюжина колес – каждое с кучей датчиков, отдельным приводом и своим управляющим компьютером, в ядре у которого добрый десяток процессоров. Все эти двенадцать систем замыкаются на бортовой гиперкомпьютер, с которым связаны навигационные спутники, стационарные и мобильные сейсмографы и много еще чего.

Казалось бы, избыточно все это. Но, кстати говоря, ничто не ездит по Марсу дольше двух недель. На тихой, как будто, планете с мощной корой и минимальной вулканической активностью жизнь невозможна, ни своя, ни пришлая. Жизнь здесь появится только через пару миллиардов лет, когда остывающее и разбухающее Солнце уже проглотит Меркурий, расплавит Венеру и испепелит все живое на Земле…

– Расстояние до «Натаниэла Йорка» сорок две марсианские мили, – сообщил бортовой гипер, вернее одна из его коммуникационных подсистем. – Скорость ветра незначительная, температура воздуха минус десять, выходы газогидрата не зафиксированы. Дюнное поле состоит из ориентированных с востока на запад продольных дюн с симметричными склонами и средней шириной в милю. Все так спокойно, что можно сыграть в скрэббл. Я достойный противник, капитан Уайт, как-никак искусственный интеллект уровня «доктор философии». Если вы не хотите напрягаться, то я просто могу развлечь вас. Вот свежий русский анекдот. Выходит Колобок из бани и говорит…

– Гипер, я не знаю, кто такой Колобок. И вообще не надо ни развлекать меня, ни играть со мной.

На самом деле капитан Уайт знал, кто такой Колобок, но он ненавидел компьютеры с назойливым интерфейсом.

Все показатели, сообщенные гипером, дублировались на нижнем подшлемном дисплее. На верхнем отображались результаты глобального позиционирования на марсокарте. На центральном прозрачном дисплее, что напылен мономолекулярным слоем на стекло шлема, выдавалась «расширенная реальность». Она накладывалась на обычную реальность указателями расстояний, скоростей, азимутов, всплывающими подсказками и комментариями…

Ты конечно силен играть в скрэббл, подумал капитан Уайт о гипере, а также в тысячу и одну другую игру. Но на Марсе не бывает все спокойно, и тебе это не понять, железяка хренова, пока ты не попадешь в переделку. Это дюнное поле напоминает рельеф Восточной Сахары, где кумулятивный заряд прошил броню моего танка и сжег трех членов моего экипажа, всех, кроме меня… И какому только умнику из Хьюстона пришло в голову дать челночному кораблю имя собственное «Натаниэл Йорк»? Несчастливое имя. Действующее на нервы. По крайней мере капитану экспедиции.

Трое остальных членов экипажа «Натаниэла Йорка», узкоглазые амеразианцы, выдрессированные на киберсимуляторах и заряженные нейромышечными активизаторами, вряд ли знакомы с классической литературой. От них требуется только одно – оправдать вложенные деньги. Найти выход для цивилизации, сильно вывалянной в дерьме и крови. Может быть, это последняя попытка.