Вампир - Мария Моисеева

Мария Моисеева

Вампир

1

Я родился… Нет, почему я так пишу — родился? Я сам не помню этого момента. Никто и никогда не видел мою мать. Был ли я вообще рожден женщиной? Или — был ли я рожден? Странный вопрос, вы скажете? Но для меня он совершенно не странен. Иногда мне кажется, что я просто был, был всегда, и именно поэтому я не умираю. Возникший когда-то давно, на заре этого мира, когда небеса были детски-улыбчивы, а солнце ласкало юную землю, я появился противовесом этой детской наивности и красоте. Очевидно, просто нельзя иначе. И там, где есть свет, обязательно должна быть тень. А где есть улыбки — никак не обойтись без слез. Жизнь не существует без смерти, вы согласны? Я не умираю, следовательно, возможно и то, что я и не живу. Но я — есть! Оглянитесь вокруг, присмотритесь к окружающему вас миру, и вы увидите — меня. В темном клубке ужаса, выползающем из шкафа ночью, пугающем дремлющего ребенка. В вашем собственном раздражении на незнакомого человека, случайно толкнувшего вас на улице. В каждой ссоре, в которой вы когда-то перешли к оскорблениям. Раскройте газету, разберите черных тараканов букв по словам и строчкам. Всмотритесь в фотографии. Вы видите это? Трупы, лежащие на асфальте под радостным солнцем, кровь, привлекающая полчища мух своим ароматом, люди, бегущие куда-то, сжимая в побелевших руках оружие. Это тоже — я! Вы видите меня? А вот фотография из так называемого зала суда. Убийца. Тот, кого вы называете человеком, убивший несколько таких же, как он сам, людей. Убивший ради каких-то денег, или просто — в пьяном угаре. Вы видите в его глазах отражение меня? Видите, конечно. Так почему же вы утверждаете, что меня — не существует? Что я — всего лишь детская страшная сказка? Мне смешно слышать такие утверждения. Ведь это тоже — ваш страх передо мной. Правда, вам удобнее считать, что меня нет? Не так страшно, да? А когда вы дрожите ночью под одеялом, боясь взглянуть на собственную одежду, валяющуюся в кресле, вы уговариваете себя, что все в порядке, это — просто нервы, достаточно включить свет и все пройдет. Не пройдет! Потому что даже руки ваши дрожат, когда вы тянетесь к выключателю, и нет сил щелкнуть клавишей, потому что страх вытягивает решимость, а ужас высунуть руку из-под одеяла — гораздо больше показной храбрости слов.

Но что-то я разговорился. Ушел от темы. Собственно говоря, я не собирался философствовать и доказывать вам свое существование. Вы сами прекрасно знаете, что я есть, и этого — вполне достаточно. Аксиома не нуждается в том, чтобы быть доказанной. Она просто существует, независимо от того, что кто-то думает по этому поводу. И параллельные прямые никогда не пересекутся в евклидовом пространстве, сколько бы раз и какой длины их ни чертили. Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж… Знаете такой стишок на одну букву, да? Почему-то всплыл в памяти… Ладно, на чем я остановился?

Да, так вот, никто не знал моей матери. Впрочем, как и отца. Меня нашли в лесу, маленького, вопящего младенца, завернутого в какие-то тряпки. Кто была та женщина, которая бросила своего ребенка на лесной поляне, даже не обрезав ему пуповину? Никто не знал. Считали, что это была какая-нибудь нищенка, которая пробиралась лесами, сокращая путь к ближайшему поселку. Все возможно. Я не виню ту, которая бросила меня. Я представляю, как она испугалась, увидев то, что родила, и улыбаюсь. Мне доставляет удовольствие осознание ее темного страха. Находились женщины, которые кричали о том, что таких, бросающих своих детей на съедение диким животным, нужно рвать на куски и забивать камнями. Я улыбался, слушая эти вопли. Интересно, а как бы они себя повели, эти поборницы морали, любящие детей, если бы обнаружили, что их дитя является воплощением всего ужаса земного? Как себя может чувствовать женщина, являющаяся матерью Антихриста? Нет, я — не Антихрист. Кстати, я даже не уверен, что он существует. Это все людские глупые предрассудки и суеверия, боязнь темноты. Это — страх передо мной, воплотившийся в такую легенду…

Меня нашел охотник. Удивительно, что именно в этот день вельможа пожелал свежую дичь. Любопытно то, что в кухне и в кладовых замка было множество дичи, самой разнообразнейшей. Но этот привередливый князь отправил главного егеря за свежим мясом. Чем ему не подходили копченые куропатки, связками висящие рядом с множеством колбас, на леднике замка — кто знает. Иногда я думаю, что это Тот, Который Есть Я, внушил князю мысль о свежей дичи, рисуя в его воображении нежную птицу, истекающую соком на вертеле. Скорее всего, Тому не хотелось терять новообретенное воплощение, и егерь был отправлен в лес.

Я лежал на поляне, чувствуя скованность движений от грязных тряпок, окутывающих мое тело и страдая от непонятной боли. Я задыхался, в недоумении — что же происходит со мной. Услышав приближающиеся крадущиеся шаги, я закричал, призывая помощь. Я еще успел удивиться тому, что мой голос звучит так странно — детским плачем.

— Господи, Юлиу, посмотри, какая-то тварь оставила здесь младенца! — сильные руки подняли меня в воздух, я завопил еще сильнее, чувствуя удушье, когда чужие пальцы начали распутывать тряпки, в которые я был завернут.

— Александру, у него пуповина не обрезана! — в хриплом низком голосе звучало удивление.

— Угу. Да еще и вокруг шеи обмотана, — буркнул тот, что держал меня на руках. — Наверное, баба решила, что ребенок мертв, вот и оставила его тут.

— Точно, подумала, что задохнулся. Да и не удивительно, глянь, он посинел весь! Что делать будем? Все равно помрет ведь, — хриплоголосый был нерешителен, наверное, не привык к принятию самостоятельных решений. Есть такие люди, которым нужно указание вышестоящего на любое действие, даже на спасение жизни младенца.

— Что делать, что делать… Пуповину резать, вот что делать, — держащий меня был решителен. — Давай-ка в темпе подготовь нож.

— Это как? — тот, с хриплым голосом, растерялся окончательно.

— На огне накали, придурок! В первый раз, что ли, дитё видишь?

— Так я ведь, кроме своих, никогда новорожденных в руках не держал, — человек засуетился, что-то делая, шурша и постукивая.

— А теленка тоже не держал? — я наслаждался звуками этого голоса, сердито режущего фразы.

— Ладно, ладно, Александру, не злись. Уже все готово, держи нож, — тот, второй, явно заискивал.

Было больно, больно, больно! Я впервые по-настоящему узнал, что такое — боль. И разом пропало все, кроме бессмысленности младенчества, словно обрезанная пуповина соединяла меня с Тем, Который Есть Я, а эту связь оборвали одним взмахом горячего острого ножа. В тот момент я стал обычным человеческим ребенком, сохраняя в себе только тень присутствия Того, Который Есть Я. Единство восстановилось только через годы, в день, когда я стоял рядом с Владом Тепешем посреди леса из двадцати тысяч деревьев, посаженных по приказу князя. Я расскажу об этом позже, если время и окружение позволят мне. Сейчас же для меня приятны воспоминания бессмысленного детства, когда я только интуитивно ощущал свою инаковость.