Давай всех обманем - Элла Никольская

Никольская Элла

Давай всех обманем

Элла Никольская

ДАВАЙ ВСЕХ ОБМАНЕМ

По весне пришло письмо из Австралии от дальнего во всех отношениях родственника - Рудольфа Дизенхофа. Всеволод Павлович удивился. Руди исправно давал о себе знать, но ограничивался открытками: поздравлял с Новым Годом, а заодно и с Рождеством Христовым, потом с Пасхой вкупе с Первомаем - две-три открытки за год набегало. Раньше приходили и письма: когда жива ещё была Гизела - жена Всеволода Павловича, приходившаяся Рудольфу родной сестрой. Но Гизелы почти три года как нет.

Прежде чем вскрыть конверт, Всеволод Павлович внимательно рассмотрел марку: коала, пухленький заокеанский медвежонок. Попадались на австралийских марках и кенгуру, и пестрые птицы, и незнакомые какие-то существа, открытки тоже сами по себе представляли интерес: улицы чужих городов. Руди только такие и присылал, вечный горожанин, сельских пейзажей, видно, не любит. Открытки покупает сам, выбирает со значением. А конверт он безлик... Надо надеяться, ничего там у него не случилось.

"Дорогой Всеволод - почерк, как всегда, размашист, но пару раз рука писавшего дрогнула, сорвалась и вертикальная линия будто перечеркнула строчки, Всеволод Павлович по себе знает, как это случается. - У нас кое-какие новости, есть и неплохие. Мы, наконец, поселились в собственном доме. Пятрас, старший сын моей жены Бируте провел несколько удачных коммерческих операций с недвижимостью, в результате удалось купить ферму, о чем всегда мечтала его мать. Ты, должно быть, уже заметил, что на конверте новый адрес..."

Всеволод Павлович взял конверт и убедился, что так оно и есть.

"Второе, что я хотел бы сообщить, для тебя, конечно, уже не новость, но мне интересно было бы узнать, как ты к этому относишься. Еще перед Рождеством я получил письмо из Мюнхена от моей племянницы Маргариты, тебе хорошо известной..."

Юмор у старины Руди ничего себе, ещё бы Всеволоду Павловичу не помнить Маргариту, Гретхен - бывшую жену.

"Она пишет, что, отдыхая осенью в Испании, неожиданно встретила там Пауля, кто бы мог подумать? Воистину неисповедимы пути Господи! Что бы сказала на это наша дорогая Гизела, царствие ей небесное? К сожалению, Гретхен, как обычно, поскупилась на подробности, ты, конечно, знаешь об этой встрече больше, чем я. Как все это произошло и как воспринял Пауль свидание с родной матерью?

Объединяя эти две новости в одну, я думаю, что неплохо было бы обсудить семейные дела не в письме, а лично. Теперь, когда мы поселились в большом доме, появилась, наконец, возможность повидаться. А для этого ты и Пауль должны навестить нас и собственными глазами убедиться, что мы, австралийцы, не ходим вверх ногами. Бируте, Регина, Пятрас и Ионас рады будут с вами познакомиться. Мы берем на себя оплату дороги в оба конца (но не самым шикарным рейсом) и все прочие расходы, вам остается выправить медицинскую страховку и получить въездные визы в австралийском посольстве..."

Откинувшись на спинку кресла - внезапно закружилась голова - Всеволод Павлович на миг представил себя в салоне самолета. По правде сказать, он только по телевизору видел, как выглядит салон современного лайнера, ему-то довелось летать на аэрофлотовских Илах и Ту-104 не дальше Сухуми, да и то всего трижды, в прежние времена предпочтительнее казался поезд, Гизела и вовсе боялась летать.

Австралия, неведомая земля. Практически все, что он об этой земле знает, почерпнуто из "Детей капитана Гранта". Каторжники, золотоискатели, эвкалипты, каннибалы племени маори - нет, это уже Новая Зеландия. Да, а новый адрес Рудольфа - это и не Австралия даже, а Тасмания, остров возле самой Антарктиды, куда ссылали самых неисправимых... Далеко же тебя занесло, старина Руди, дальше некуда. Но похоже, тебе там неплохо.

Преодолевая легкое головокружение, Всеволод Павлович поднялся, поискал в книжном шкафу с детства любимый старинный географический атлас. Потертый, белесый от старости толстый переплет, золотого тиснения буквы почти с него осыпались. Павлушка, когда меленький был, тоже его любил, листал часами... Сейчас отыщем эту Тасманию, убедимся, что и впрямь существует она на белом свете.

Когда Павел и Лиза вернулись с работы - они всегда являлись вместе, встречались где-нибудь на улице, Лиза не любила приходить домой одна, квартира все ещё оставалась для неё чужой - так вот, когда молодые вернулись, Всеволод Павлович дремал в своем кресле с географическим атласом на коленях. Заокеанское письмо валялось рядом на полу. Павел поднял его, потормошил отца:

- Пап, на закате спать вредно, голова разболится.

Слово в слово в таких случаях говорила и Гизела. Всеволод Павлович встрепенулся:

- Да я и не спал вовсе...

За ужином обсуждали письмо Рудольфа.

- По-моему, тебе стоит поехать... - сказал Павел. - Только сначала посоветуйся с врачом.

- Приглашают нас обоих, - напомнил Всеволод Павлович.

Павел пожал плечами:

- Не получится. Кто меня с работы отпустит? Отпуск только через полгода.

- Вот через полгода и поедете вдвоем, - вмешалась Лиза. - Конечно, Всеволод Павлович один лететь не может. Сколько туда лету? Сутки, небось, а то и больше...

- Не в том дело. - Павел замялся, Всеволод Павлович понял: сыну неловко назвать истинную причину того, что обоим им заманчивый вояж в ближайшем будущем не светит. Не в Австралию надлежало собираться старшему Пальникову, а в ближайшее Подмосковье, в кардиологический центр, где проходят реабилитацию более или менее благополучно выжившие инфарктники, и пора уже заниматься оформлением курортной карты, поскольку в собесе твердо обещают путевку.

- Ладно, - будто не поняв, бодро произнес Всеволод Павлович, - Утро вечера мудренее. Посмотрим. Коньков же в Швецию улетел - и ничего.

- Вам Коньков не указ, - фыркнула Лиза. - Он и водку пьет. Как конь. И где Швеция, а где ваша Австралия...

- Лиза, прекрати!

- Оставь, Павлуша, - великодушно сказал Всеволод Павлович. - Твоя жена заботится о моем здоровье, не так ли? Кони, кстати, водку не пьют.

Он слегка поклонился в сторону Лизы, которую упорно при всяком удобном случае величал женой сына, хотя знал отлично, что молодые не венчаны и не расписаны. Лизу это почему-то уязвляло - не сам факт, а то, что свекор или не свекор? - его то и дело подчеркивает. Павел же старался в их перепалках не участвовать - лучшее, что можно делать, если пребываешь между двух огней.

Изучая заморский конверт, Лиза неожиданно извлекла из него не замеченную Всеволодом Павловичем фотографию, вложенную обстоятельным родственником. Ага, вот и новый дом. Настоящие хоромы, шесть окон по фасаду в первом этаже, да ещё галерея наверху, да ещё пристройки какие-то. Главное же - местность вокруг, убегающие за горизонт голубоватые холмы, прямо по ним - низкие слоистые облака. Группу людей, стоящих и сидящих на широком крыльце, Всеволоду Павловичу пришлось разглядывать сквозь увеличительное стекло. Когда после основательного изучения он положил снимок на стол, им тут же завладела неугомонная Лиза, начала спрашивать, тыкая пальцем:

- Вот этот сидит - Рудольф, да? А этот длинный? И вот ещё парнишка и три женщины. Которая из них его жена? Если эта, то вот эта ихняя сноха, а третья кто? И куры, и две собаки, надо же...

Всеволод Павлович по мере сил удовлетворил её любопытство, он и сам-то не сильно разбирался в дальней этой родне. Знал одного Рудольфа, да и то лет двадцать назад. Однако был уверен: сутуловатый старик, примостившийся на ступеньках боком к объективу, будто прикрикнувший на остальных, и есть его давний знакомец. Больше никого не узнал, благо и не видел никогда, только догадываться мог.

На следующий день Всеволод Павлович, как только остался один, сел сочинять ответное послание.

"Рад за тебя, старый дружище Руди, - Ваш новый дом, судя по фотографии, просторен и удобен, к тому же расположен в красивом месте. Далеко ли это от ближайшего города? Ты ведь, насколько я помню, не любитель сельской жизни. Или поблизости имеется все же какой-нибудь паб?"

Далее он коротко написал о себе: та же квартира, которую ты, должно быть, помнишь, однако жизнь вокруг совершенно другая. Спасибо за приглашение - к сожалению, сам не сможет пока им воспользоваться, у него несколько другие планы. Но если бы Руди пригласил Павлика и его подругу Лизу, очень милую девушку, то это было бы просто отлично. Павлик охотно расскажет тебе все, в частности и о встрече с Маргаритой, это удивительная история, её стоит послушать..."

Старина Руди не откажет, в этом Всеволод Павлович был уверен. Все справедливо - молодежь на край света, а ему поближе, в кардиологическую клинику.

После тридцати часов полета пол уходил из-под ног. Правда, были посадки в Сингапуре и Дубае, но между ними подолгу приходилось сидеть в неудобном кресле, почти не двигаясь: жалко было беспокоить прикорнувшую на его плече Лизу, сам же Павел спать сидя не умел.