Наследство - Ольга Каменская

Ольга Каменская

Наследство

1

Дом номер пять угрюмо стоял среди однотипных серых зданий на пересечении Гоголевской и проспекта Ленина. Никто из прохожих не обращал на него внимания, лишь некоторые жильцы изредка оборачивались, выходя из подъезда, и находили взглядом свой балкон по какому-нибудь отличительному признаку, будь то красный халат, бултыхающийся на веревке, или прибитая кормушка для птиц. Во дворе уже много лет ничего не менялось: одни и те же старушки сидели на лавочках, обсуждали, кто из соседей не выносит мусор, оставляя его в пакете перед дверью. Ника прошла мимо них и направилась к своему подъезду. В кармане пискнуло напоминание на телефоне, что скоро должна прийти первая клиентка. Она набрала код домофона, толкнула неподатливую дверь и зашла внутрь. Ей навстречу, тяжело дыша, спускалась по лестнице женщина с потрепанной сумкой наперевес.

— Вы с какой квартиры?

— Десятой.

— Ага, зна-а-ачить, вам заказное, — женщина потянулась к сумке и достала пухлый конверт. — Паспорт давайте.

— Он дома, а что за письмо?

Почтальонша недобро прокашлялась и заворчала:

— Носишь-носишь за копейки эти письма, а они даже паспорт не могут подготовить…

Окончание монолога Ника уже не расслышала, забежала в квартиру, достала с верхней полки документы и поспешила обратно. Почтальонша сунула ей в руки письмо, побрела к выходу. Ника сорвала верх белого прямоугольника, достала сложенные пополам бумажки. В ее глазах заплясали буквы, они стали складываться в предложения, смысл которых дошел не сразу. Наследство. Некая Надежда Ильинична Брыль оставила ей квартиру в Москве. Взгляд заскользил дальше и уперся в предложение: «Явиться для подписания документов необходимо в течение месяца». «Тетка, что ли, по материнской линии померла, вроде та в столицу переехала», — рассуждала она, поднимаясь на свой этаж.

Квартира, где жила Ника, не представляла из себя ничего особенного: кухонька два на три, коридор с отклеивающимися обоями и две небольшие комнаты. Она заглянула на кухню, под столом увидела начатую бутылку водки. «Нашел все-таки!» — пришлось подойти ближе и спрятать поллитровку за шкаф. Заклокотал дверной звонок, Ника поторопилась открыть дверь. Пухлая пергидрольная блондинка неспешно сняла пальто и прошла по-хозяйски в дальнюю комнату, села за стол и, поковырявшись в коробочке, выбрала пузырек с красным лаком, сунула его под нос Нике.

— Я ей и говорю: «Поступай на юридический!» — забасила блондинка.

Словно ширмой, своими мыслями Ника отгородилась от звучного голоса собеседницы. Один за другим начали всплывать из затопленного подвала памяти блеклые снимки: школьный двор, заляпанные пальцы в синих чернилах, повариха в столовой раскладывает по тарелкам безвкусный обед. Карусель воспоминаний нехотя остановилась, один из снимков стал обретать краски: училка в монашеской юбке и огромных очках в роговой оправе смотрела прямо на нее. Она вела самый ненужный, по мнению Ники, предмет — технологию. Ну вот зачем современным девочкам кроить фартуки и учиться вязать крючком? Тех, кто отказывался заниматься этими истинно женскими обязанностями (а Ника частенько попадала в их ряды), технологичка отправляла в подсобку, там в холодной воде заставляла полоскать замученные тряпки, носить помои в дальний загаженый туалет, а если что-то делали не так, выгоняла в коридор махать шваброй по деревянному полу. И не дай бог, в это время пройдет кто-нибудь из своих, увидят, так и засмеют, а еще прилепят позорное прозвище — поломойка.

Как ни старалась Ника толкнуть карусель, чтобы та закрутилась и высветила более приятные воспоминания, заржавелый механизм не подчинился, и вновь она вернулась в пыльный класс. Школу Ника не любила. За партой приходилось всегда сидеть одной, ни с кем из одноклассников она так и не подружилась. И когда узнала, что многие собираются уходить после девятого, обрадовалась.

— Вот поштуплю в инштитут, начну получать штипендию, — не дожевав пригоревшую картошку, рассуждала однажды Ника за обедом.

— Да разве без денег туда попасть, — перебил ее отец. — Сиди уж, не высовывайся!

В десятый класс Нику не взяли, точнее ее не порекомендовала та самая училка технологии (по совместительству их классуха), поэтому пришлось ей записаться на курсы маникюра, чтобы не слоняться из угла в угол от безделья. «Поломойка, и ты тут», — постоянно слышала Ника за спиной от бывших одноклассниц. Дурацкое прозвище преследовало ее еще две недели, пока читали лекции, а потом началась практика. Нику распределили в парикмахерскую недалеко от дома.

— Здесь неровно, — отвлекла ее блондинка. — Так… на чем я остановилась? Ах да, на худой конец пусть поступает на экономиста, уж бухгалтером я ее всегда пристроить смогу.

Блондинка взглянула на ногти, одобрительно кивнула и направилась в коридор. Там натянула, запыхавшись, сапоги, обвила вокруг толстой шеи шаль и долго пыталась попасть рукой в рукав пальто.

Уже десять лет Ника пилила, красила, наращивала ногти, мысленно мечтая о другой жизни: дорогих ресторанах, путешествиях за границу и своем собственном салоне красоты. Взгляд упал на конверт с торчащими из него листами. Вот он счастливый билет.

Из комнаты донесся скрип кровати, потом зашелестел линолеум. В дверном проеме появился отец со взъерошенными волосами, он подтянул сползающие треники, спросил:

— Ушли твои? На кухню пройду?

Ника кивнула и поторопилась к холодильнику, вынула продукты, порезала толстыми кусками хлеб и докторскую, поставила незамысловатый завтрак на стол. Отец пошарил рукой по креслу в поисках пульта от телевизора, нашел.

— Опять? — недовольно спросила Ника, загородив экран.

— Стопочку выпил-то после дежурства, стресс снять, как говорится.

— Там полбутылки не было, тебе врач что говорил?

Отец отмахнулся и отодвинулся в сторону, чтобы было видно телевизор.

— Я на следующей неделе уеду, нужно будет Рысю кормить.

— Ага, — отец уставился, словно под гипнозом в экран. — Куда собралась?

— Тут такое дело… — Ника рассказала отцу о наследстве.

— Что за чушь! — отец отвел глаза от экрана. — Не было у твоей матери никаких сестер. Двоюродный брат, да и тот помер раньше нее. Скажешь тоже, родственники в столице.

По позвоночнику заплясали мурашки, а в глазах на секунду образовалась синяя, засасывающая вглубь дыра. Пришлось сесть на табуретку. Чайник вовсю шипел на плите, но Ника не слышала ничего, кроме заевшей пластинки: «Скажешь тоже, родственники в столице».

— Если эта Надежда, как ее там, Брыль нам никем не приходится, то зачем же мне прислали документы?

— Чайник поди щас сгорит!

— Ах! — спохватилась Ника.

Отец подлил кипятка в кружку и прошел к себе в комнату.

— Знаю, знаю, до вечера больше не выйду, — кинул он вслед закрывающейся двери.

За окном начинало темнеть. Ника посмотрела сквозь стекло во двор и