Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Сергей Волков

Волков Сергей

Чингисхан-2

Чужие земли

Не оставляй в живых того,кто сделал тебе добро,чтобы никогда не быть в долгу.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Погоня

Я хочу тишины. В горах ее нет. Пространство вокруг нас наполнено звуками. Ветер тихонько скулит в острых гранях утесов. Шуршат осыпи. Гулко бьют в барабаны камнепады. Ущелья отзываются эхом. Ревут срывающиеся с круч водопады. Хрустит снег под ногами. Вечерами нагретые за день солнцем камни потрескивают, отдавая полученное тепло. Тревожно кричат птицы, кружащиеся над неприступными вершинами. Мы с Нефедовым говорим редко и очень тихо, но наши голоса далеко разносятся окрест и слова, отражаясь от мертвых скал, начинают жить своей самостоятельной жизнью.

Даже ночью, когда все успокаивается, я слышу еле заметный гул. Он идет со всех сторон, тихий, но мощный. Так гудят провода высоковольтных линий, так гудят рельсы. Поначалу я никак не мог понять, откуда берется этот звук, а потом догадался. Это разговаривают между собой сами горы. Увенчанные снежными шапками пики ведут бесконечные беседы. Им нет никакого дела до двух уставших, измученных людей, ползущих неведомо куда в этом царстве камня, снега и облаков.

Я хочу тишины и покоя. Но, как это обычно и бывает в жизни, получаю обратное.

Пятый день люди Надир-шаха преследуют нас. Пятый день мы пытаемся оторваться, уйти, спрятаться. Гиндукуш при желании может сокрыть в себе целую армию. Но среди его вершин нет места двум беглецам. Наверное, все дело в том, что мы плохо знаем эти места, а те, кто идет по нашему следу, наоборот, слишком хорошо. Это их дом, их земля.

Долго так продолжаться не может. Нас убьют, рано или поздно. За нами идет по меньшей мере три десятка человек. Все вооружены, все прекрасно ориентируются в хаосе гор. Нас может спасти только чудо. Чудо — и английская винтовка «Ли-Энфильд» образца 1895 года, модификация «Бур». Наш козырь, джокер и прикуп одновременно. Правда, патронов осталось всего семнадцать штук. Но это лучше, чем ничего…

Все началось пять дней назад у развалин той самой крепости, где в незапамятные времена погиб внук Чингисхана Мутуген и где серебряный конь открыл мне великую тайну Потрясателя Вселенной.

Мы едва успели закончить скудный походный ужин, как на равнине внизу появились люди. Они приехали на нескольких машинах и рассыпались полукольцом, окружая нас. Нефедов сразу побежал вверх по склону, я же попытался остановить профессора. Мне казалось, что можно договориться с этими людьми, узнать, что им нужно. Выстрелы и цокающие по камням пули очень быстро убедили меня, что никаких переговоров не будет.

Потеряв драгоценные минуты, мы уходим. Наш осел сбежал, и поклажу приходится тащить самим. Нас спасают ночь и ущелье, узкий проход между двух горных вершин, ведущий вглубь горной страны Гиндукуш.

… На рассвете, добравшись до выхода из ущелья, устраиваем привал у нависшей над ручейком скалы. В небе разгорается заря нового дня, снега на дальних вершинах озаряются светом восходящего солнца.

Привалившись спиной к холодному камню, я смотрю, как Нефедов скидывает со спины тяжелый мешок, и тихо спрашиваю:

— Почему они стреляют в нас?

— Мстят за Надир-шаха, — раздраженно отвечает профессор.

— То есть им нужен ты?

— Мы оба. Они же не знают, что я был один.

— Кто такой этот Надир-шах?

— Местный правитель. Феодал, если говорить по-научному. Это его земли.

Сплевываю вязкую слюну и продолжаю допрос:

— Зачем ты его убил?

Профессор исподлобья смотрит на меня, жестко усмехается.

— С чего ты взял, что это сделал я?

— Не убивал?

— Нет.

— Тогда откуда у тебя еда и оружие?

— Оказался в нужном месте в нужное время.

— Ты можешь нормально рассказать, что произошло?! — взрываюсь я. Эхо прыгает по ущелью.

— Т-ш-ш! — Нефедов прикладывает палец к губам. — Никогда не кричи в горах. Жрать будешь?

— Потом. Так что же…

— У нас может и не быть «потом», — с угрозой в голосе произносит он, доставая сверток с едой.

— Я не отстану.

— Вот ты упертый! — в голосе профессора сквозит раздражение. — В общем, так: когда я ушел из военного городка, у меня при себе был только табельный «Макаров» и фляжка с самогоном. Повар у нас гнал, большой специалист по этому делу. Ну, ты в курсе, пробовал. Я готовился уйти, собрал снарягу, продукты, но взять не сумел — обстоятельства так сложились…

— Погоди-погоди, а зачем ты вообще ушел? Ты что, знал…

— Тормози на повороте! — Нефедов отрывает кусок от лепешки, передает мне. — На вопросы отвечать не стану. Хочешь — слушай, нет — я вообще ничего не буду говорить.

«Вот же козел, — думаю я, разглядывая своего спутника. — И ведь не заставишь…»

— В районе Баклина я наткнулся на расстрелянный джип. Подошел, постучал, залез внутрь. Живых, как мне тогда показалось, не было никого…

— Что значит, показалось?

— Потому что там были неподвижные люди, изрешеченные пулями, залитые кровью, со стекляными глазами…

— И там был этот Надир-шах?

— Там и был… Я забрал все, что нашел и что мог унести с собой… в этот момент один из душманов очнулся, стал скулить… Видимо, запомнил меня, решил, что я и есть убийца. Потом описал меня этим… — Нефедов кивает куда-то в сторону преследователей.

— И что? Ты не помог раненому?

— Я что, скорая помощь? Что я, по-твоему, должен был сделать? Взвалить на себя и тащить до ближайшего населенного пункта?

— Ты оставил его умирать!

— Как видишь, он не умер… если успел показать на меня.

Я пожимаю плечами. Неизвестно, как бы я поступил в такой ситуации.

— Мне нужны были припасы. И оружие, — запальчиво говорит профессор. Он словно бы оправдывается. — Дайте человеку цель, ради которой стоит жить, и он сможет выжить в любой ситуации. Я обязан был выжить, потому что у меня есть…

— Цель? — заканчиваю я за него. — Какая?

— Да пошел ты! — профессор уже открыто прикладывается к фляжке. — Но ты не сомневайся, Артем, мы уйдем от них, оторвемся, вот увидишь. Главное — что я нашел тебя! Вот это главное! Вот это…

«Он что, уже успел хлебнуть до этого? — прислушиваясь к словам профессора, думаю я. — Если так, то дело плохо. Пьяный на войне — труп. И меня за собой утянет».

— Цель? — вновь заканчиваю я за него и, предупреждая очередной всплеск эмоций, протягиваю руку. — Дай глотнуть.

Теплая фляжка заполнена больше чем наполовину. Глядя прямо в глаза Нефедову, переворачиваю ее и выливаю самогон на камни.

— Ты что?! — он бросается на меня, растопырив руки.

Я предвидел такую реакцию. Сил у меня немного, поэтому я даже не пытаюсь встать, увернуться — просто выставляю ногу. Это не удар, он сам натыкается животом на мою ступню и сгибается пополам, хрипя ругательства.

— Дурак ты, Игнат, — я бросаю опустошенную фляжку на сверток с едой.

— Гнида!

Он садится, опустив голову. Здоровый, крепкий мужик, то ли потерявший в жизни все ориентиры, то ли, наоборот, слишком хорошо знающий, что ему нужно.

Спрашиваю безо всякой надежды на ответ:

— Кто убил Генку Ямина?

— А? Что?! Какого еще Ямина?

— Пацана, который лежал со мной в полевом медпункте. Он выпил отравленной глюкозы. Ее должны были закачать в меня.

Нефедов поднимает на меня мутные глаза.

— Погоди-погоди… Ты уверен?

— Я видел все своими глазами.

— Выходит, они знают… — бормочет он.

— Кто — они? Что — знают?

— Про предмет. Ох, черт! Тебя выследили. Понимаешь?

— Кто выследил? Кто?!

Он открывает рот, чтобы ответить, и тут из ущелья оглушающе бьет выстрел. За ним второй, третий. Одна из пуль попадает в камень рядом со мной и с визгом рикошетит в небо.

Мы прячемся за скалой.

— Уходим! — рявкает Нефедов. Он подхватывает мешки, я — винтовку и сверток с едой. В тучах пыли, обдирая локти и колени, мы съезжаем по склону к подножью скалы и бежим, спотыкаясь, вдоль ручья.

Я оборачиваюсь и вижу наверху несколько человеческих фигур. Руки сами делают то, что должно — передергивают затвор, вскидывают винтовку. Глаз привычно ловит цель.

Выстрел!

Отдача у «Бура» чудовищная. Меня едва не разворачивает на месте. Но это неважно. Я попал. Один из людей падает. Остальные прячутся и начинают стрелять.

Поздно, ребята, поздно. Мы уже под защитой уступов очередной скалы. Впереди — проход между двумя горами, заваленный гигантскими глыбами. Там вы нас не возьмете.

Следующий привал делаем далеко за полдень. Неприметная ложбинка, белый корявый ствол давно высохшего дерева. Нефедов, тащивший тяжелые мешки, опускается на землю, пьет воду и засыпает. Я закидываю в рот горсть урюка из запасов Надир-шаха и забираюсь повыше — нести караульную службу. Мне очень хочется верить, что душманы отстали, потеряв нас в этом лабиринте.