Ранение - Сергей Герасимов

Сергей Герасимов

Ранение

Они перебегали улицу, когда рванул снаряд. Может быть, это был не снаряд, а мина или бомба, ведь все произошло мгновенно, так быстро, что ни один болевой импульс не успел пройти по испаряющимся нервам в мозг, в мозг, которого сразу не стало. Они остановились, ошеломленные. Дольский, который шел первым, обернулся и посмотрел на остальных. Ребята стояли неподвижно, еще не прийдя в себя. Все до одного были целы.

– Что это было? – спросил Петрин.

– Снаряд. Смотри.

Снаряд попал в тот дом, куда они бежали минуту назад. Снаряд вывалил угол дома и теперь виднелись две комнаты первого и второго этажа, нижняя в розовой побелке, верхняя – в голубых обоях с золотыми цветами. В верхней стоял совершенно нетронутый рояль. Ничего себе.

Они осматривали себя, все еще не веря, что обошлось. Ни одной царапины, ни мельчайшей. Снаряд рванул совсем рядом, но шесть человек остались целы.

– Ничего, и не такое бывает, – сказал Миша Якобсон, – значит бог помог.

Долго жить будем. Пошли.

И они пошли, но сразу остановились. Они остановились, потому что Дольский обернулся назад, да так и остался стоять. Улица позади них исчезла. То есть, не совсем исчезла: осталась дорога, остались изрубленные осколками кусты по бокам дороги, но домов уже не было.

– Пацаны, это был не простой снаряд, – заключил Батюшкин, тупой рыжый гигант, нахал и любимец женщин. – Линяем отсюда, это было какое-то новое оружие.

– Если это новое оружие, то мы все в могиле. Тут должна быть страшная радиация.

Они снова пошли и снова остановились, потому что Дольский, который все еще шел впереди, наткнулся на что-то. Он чуть не налетел на это носом. Преграда была стеклянной, холодной, молочно-прозрачной и, видимо, толстой.

Батюшкин поднял кирпич и разбил его о стеклянную стену. На стекле осталась небольшая выбоинка со звездочкой трещин, разбегающихся в стороны.

– Помоги мне! – они втроем выворотили плиту тротуарного бордюра, уже расколотую взрывом, подняли, качнули и ударили в стену. Плита выбила кусок стекла величиной с большую тарелку.

– Ни черта себе, новое оружие, откуда она взялась?

Они ударили еще несколько раз и выколотили еще пару крупных кусков.

Стеклянная преграда шла поперек улицы от одного дома и до другого. Пройти вперед они не могли, а назад не хотели. Оставалось еще право и лево.

– Может быть, это новое противопехотное заграждение.

– А ты слышал о таком?

– Нет.

– Ну так что?

– Зато я вижу такое. Может быть, она кристаллизовалась из песка.

– А если мы в ловушке?

– В ловушке лучше, чем на том свете. Выберемся.

Они прошли вдоль стены метров сто. Теперь вел Батюшкин. На дороге тут и там виднелись лужи, хотя дождя не было уже недели две. Вода в лужах рябила, как будто дул ветер. В лужах вращалось что-то вроде мертвых черных водорослей. Их вращало течение; хотя течения в лужах вроде и не бывает.

Миша Якобсон присел на корточки. Погрузил в воду пальцы.

– Что там?

– Вода прибывает. Сочится из щелей между булыжниками, как будто под давлением. Выходит и течет. А что это, я не знаю. Как будто какие-то черные тряпки или растения. А, черт!

Он вскочил и отпрыгнул в сторону. Булыжник под его левым сапогом провалился. Сразу же обвалилась еще полоса камней в двух метрах позади них.

Теперь их осталось четверо: Притыкин и Лучиков мгновенно скрылись под водой.

Без крика, без жеста – просто исчезли. Там, где они стояли только что, сейчас вращался мутный поток.

Но времени на сантименты не оставалось. Вода подступила к самым ногам и продолжала прибывать. Между водой и стеной оставалось еще метра два свободного пространства, но и это пространство быстро сокращалось. Вода бурлила, в ней то и дело всплывало что-то, напоминающее плохо переваренные остатки, черные лохмотья, тряпки, лоскуты и все это явно пахло чем-то неестественным, химическим и ядовитым. Это была не та вода, в которой можно плыть. Миша Якобсон растопырил пальцы, которые только что окунул в воду, растопырил, показывая всем: на пальцах уже не было ногтей, а кожа сморщилась и потрескалась.

– Она проникла мне в сапог, – сказал он, – и я не чувствую своей ступни.

Батюшкин побежал. Он побежал вдоль стены, не оглядываясь и не заботясь об остальных. Он всегда действовал просто, и эта простота ему помогала. Если нельзя оставаться здесь, то надо бежать хотя бы куда-нибудь.

Остальные бросились вдогонку. Якобсон хромал, но не отставал. Они бежали, слыша тяжелый топот своих каблуков, свое шумное дыхание, стараясь не наступить на тонкие жидкие змейки, уже подтекающие к самой стене.

Но стена стала другой. Здесь она была толще, массивнее. Она уже не была такой прозрачной. На ней появился повторяющийся рельефный узор: что-то вроде неровных больших квадратов. Теперь было видно, на какой высоте она заканчивается: метров двенадцать – пятнадцать скользкой глянцевой поверхности и над нею небо. Они продолжали бежать.

Рельеф стены становился все более выпуклым: выступающие неровные квадраты, между ними глубокие щели, там и тут разбросано нечто, напоминающее символы или буквы. Батюшкин догадался первым: он просунул пальцы в щель и поднялся на нижний квадрат. Теперь он был выше воды и даже, если бы очень постарался, смог бы подняться на самый верх.

– И долго ты так провисишь? – спросил Дискин, – Это…

Но он не успел договорить; камни обвалились под его ногами.

Теперь их оставалось трое и все трое висели на стене в довольно неудобных позах.

– А он был прав, – сказал Дольский, – сколько мы сможем так висеть?

– Я – сколько угодно, – ответил Батюшкин.

– А я нет, – сказал Миша Якобсон, – я стою на одной ноге. Мне осталось час, отсилы два. Надо что-то придумать. Попробуем залезть наверх?

– Сам и залазь.

– Я не смогу.

Батюшкин переступил на соседний квадрат.

– Надо не разговаривать, а делать, – сказал он. – Если бы не я, вы бы уже давно все сдохли. За мной!

И он пошел вперед, передвигаясь с одного квадрата на другой. Он был силен как бык и двигался быстро. Через четверть часа он скрылся из виду далеко впереди.

Теперь их было двое. Они шли медленно, но вначале легко. Потом руки устали и начали невыносимо ныть. Потом они поймали ритм: «раз-два-три-четыре» – говорил себе Якобсон, на каждый счет делая одно движение. Это здорово помогало. Болели лишь мышцы спины, но пока терпимо. Так можно было идти еще несколько часов, тем более, что щели стали гораздо удобнее для пальцев, а стена приобрела небольшой уклон. Можно было прислониться к ней, чтобы передохнуть. Сейчас она стала совсем непрозрачной. Ее поверхность напоминала отшлифованый гранит. Вода под ногами продолжала бурлить. Теперь над нею поднимался неплотный туман, то розоватый, то светло-зеленый. Видимость была всего метров десять. Они висели на стене и не было вокруг ничего – лишь малый пузырек пространства, окаймленный со всех сторон цветным ядовитым смогом; лишь два человека в самом центре этой маленькой вселенной.