Эволюция жизни и формы - Анни Безант

Анни Безант

Эволюция жизни и формы

Лекция I. Древняя и современная наука

Братья! Предмет, о котором я буду беседовать с вами сегодня и в трех следующих лекциях, весьма сложный и трудный.

Я говорю это не для того, чтобы извиниться перед вами за трудность избранной мной темы. Когда мы встречаемся здесь, на нашем ежегодном собрании, мы приходим сюда не для светской беседы, а для того, чтобы учиться. Изучая предмет, мы стараемся подготовить себя к тому обмену мыслей, который происходит на этих собраниях.

Из-за трудности предмета его нельзя изложить ясно и понятно, не прибегая к помощи некоторых технических терминов. Но термины эти, будучи точными, не представят затруднения для учащихся и будут понятны им.

Большинство из вас люди учащиеся, а поэтому и я, говорящая с вами, и вы, мои слушатели, удовлетворимся несколько формальным и техническим способом изложения. В общем план мой таков: я хочу в доступной форме изложить перед вами понятие об эволюции, рассматривая ее с двух сторон: как эволюционирующую жизнь и как развитие форм.

Я начну свое изложение с общего обзора методов древней и современной науки, того направления, в котором они работали и теперь работают, и выскажу надежду на их слияние в будущем.

Что может служить лучшим залогом для блага всего мира, что породнит между собой все человеческие расы, как не соединение на умственном плане древней и современной науки, восточной и западной, когда они сольются воедино и соединятся разделенные в настоящее время народы, поставив целью своей то братство всего человечества, о котором мы мечтаем.

Рассмотрев сегодня древнюю и современную науки в их общем и широком смысле, я буду говорить завтра о функции богов, понимая под этими словами деятельность той невидимой стороны природы, от которой зависит все видимое.

Будем ли мы называть эти развитые духовные интеллекты дэвами, или же вместе с сынами ислама, евреями и христианами назовем их ангелами и архангелами – это безразлично. Понятие о них присуще всем религиям человечества.

Мы будем изучать их функции и мире и попытаемся понять, как действуют они в качестве исполнителей божественной Воли. Мы перейдем затем и эволюции жизни, которая скрывается под эволюцией форм. Наконец мы изучим эволюцию форм, и увидим, что она обещает нам конечное совершенство, что все стремится к совершенному концу, и лучшее, о чем мы только можем мечтать, все-таки ниже, чем творение Бога. Таков общий план нашей работы.

Приступим теперь к первой части нашего изложения – к древней и современной науке.

В древние времена, к которым здесь, в Индии, наши мысли и чувства возвращаются с любовью, уважением и гордостью, здесь, как и во всех других странах, религия и наука всегда составляли одно. Не существовало разногласия между умом и духом.

Вы можете обратиться к любому народу древности, пройти всю Халдею, изучить развалины Древнего Египта, исследовать памятники Персии. Можете, переплыв Атлантический океан, отправиться в Америку и там производить раскопки городов, которые были утеряны для мира еще раньше, чем ацтеки основали здесь свое могущественное государство, павшее под ударами испанцев. Вы можете отправиться в Китай и в разных уголках этой еще не исследованной страны разыскивать, что осталось от древнейших времен. Даже не выходя из пределов собственной страны. вы можете обратиться к литературе, составляющей нашу гордость, и прочитать великие книги, которые написаны древними риши. Повсюду древность будет говорить с нами на одном языке. Религия раскрывает эту единую духовную истину. Ум изучает эту истину в ее многообразных проявлениях и действиях. Наука, изучающая явления или образы аспектов божественного, является помощницей, сестрой религии, им не свойственны гибельные для прогресса раздоры.

Таков был взгляд древности. Но когда мы доходим до нашей эпохи, мы встречаемся с новым явлением. С одной стороны, религия подозрительно смотрит на науку с ее прогрессом, с другой – наука с гордым презрением относится к требованиям религии. Откуда возникла эта рознь? Почему этот разлад между двумя великими двигателями эволюции человечества? Причину искать недалеко.

На Западе наука отдаленной эпохи, древняя наука, потонула в великом потоке варварского нашествия, в водовороте, образовавшемся во время разложения Римской империи и позднее, при падении этой самой империи с ее новым центром в Константинополе.

Нашествие варваров, наводнивших Европу с севера и с востока и покоривших ее, внесло за собой невежество. И в результате ночь опустилась над знанием, и глубокий мрак окутал те страны, которые должны были стать колыбелью новой цивилизации. Когда солнце знания снова засияло над западным миром, оно явилось в форме совершенно чуждой, даже более того, враждебной господствовавшей в ту эпоху религии. Оно пришло от детей ислама, от тех, кто признавал Магомета своим пророком. Из мусульманских школ в Аравии явились в Европу первые учителя современной науки. Правда, в умственном отношении они являлись потомками греческих мыслителей. Они черпали свое вдохновение из школы Платона через неоплатоников. Они повторяли мысли Порфирия, Птолемея и других греческих и египетских мыслителей, неоплатоников и даже гностиков. Но на все набросили они покров ислама и придали своему миросозерцанию форму арабской мысли.

И потому, когда наука проникла в Испанию с маврами, с теми, которые изгнали из южного полуострова властителей испанской христианской монархии, христианам эта наука представилась прежде всего во враждебном свете. Она явилась как враг-завоеватель, а не как свет, озаряющий всех. Отсюда возникла рознь.

Некоторые люди, принадлежавшие к могущественной римской церкви, движимые стремлением к новому знанию, протянули руки за дарами, которые несла им наука. К этим людям отнеслись с подозрением, с ненавистью, которая проявилась в жестоких гонениях.

Кто может спокойно читать историю Роджера Бэкона, этого удивительного монаха? Кто может спокойно глядеть на Коперника, когда он лежит на смертном одре, а ему подносят его бессмертный труд, прежде чем закрылись навеки очи его, – ему, который уклонялся раньше от обнародования своего труда, чтобы избежать мученической смерти? Кто может стоять в Риме на Поле Цветов и спокойно глядеть на статую, воздвигнутую на том самом месте, где был сожжен тот, кто, умерев однажды, вечно будет жить в будущих веках, а именно Джордано Бруно? Кто может спокойно выслушать, как трепещущими устами Галилей отрицает истину, которую он знает, и изрекает ложь, которой не признает? Кто спокойно может идти по мученическим следам, запечатленным кровью и огнем, и не понять причины вражды науки с религией, не признаться со стыдом и горем, что вражда эта создана и оправдывается теми жестокостями, с какими религия преследовала тогда еще слабую и юную науку?

Всякий из нас, стоящий за религию, должен признать, что мы пожинаем горькие плоды наших прошлых заблуждений, и прав тот закон, в силу которого мы в настоящее время испытываем всякие затруднения и встречаемся с оппозицией.

Наука крепла с мечом в руке. Она боролась за каждую пядь той земли, на которой она теперь стоит, и только защищая себя, она могла избежать огня или тюрьмы. Поэтому она искала в природе все, что могло бы служить ей оружием против нападок врага.

Оттого и приветствовала она с таким жаром все, что по-видимому указывало на материализм как на истинную философию жизни. Если мы вернемся на двадцать пять лет назад, к тому времени, когда многие из нас были еще юны, то увидим, что над западной наукой тогда висела тень материализма и все сильнее и сильнее было стремление «видеть в материи залог и потенцию всякой формы жизни».

Вспомните знаменитые слова профессора Тиндаля, человека религиозного по своим стремлениям и отнюдь не материалиста.

Доведенный до отчаяния, он требовал признания победы науки, отрицал всякие требования религии, так как она зажимала рот и запрещала честно мыслящим людям открыто говорить, что они думают.

Но все больше и больше меняются взгляды, и по мере того, как религия становится более либеральной и рациональной, наука делается менее материалистической и высказывает меньше притязаний. Мы скоро увидим, что самая современная из наук, не та, которую вы узнаете из учебников – она уже устарела среди течения мысли, идущего с Запада, – а наука лучших, передовых мыслителей все более и более приближается к той области, где ученые видят в религии помощницу, а не врага.

В самом деле, с той же самой кафедры, с которой Тиндаль провозгласил свои знаменитые слова, что «в материи он видит залог и потенцию всякой формы жизни», его преемник, сэр Уильям Крукс, член нашего теософического общества, говорил, переставляя слова своего предшественника: «Я вижу в жизни залог и потенцию всех форм материи».