Стихи - Мигель де Унамуно

Мигель де Унамуно

Стихи

перевод: Лариса Валентиновна Кириллина

Стихи из книги «Песенник» (Cancionero), 1928-1936

Странник, странник, отраженьеты заметил в чистых водах?Ведь вода в коловращеньеу скалы журчит с восхода.

Солнце странствует с тобоюи заглядывает в сердце,встав с рассветом над тропою,чтобы ты сумел согреться.

Взгляды сущих всюду сея,пьёт земля святую воду,что под жезлом Моисеядаровала жизнь народу.

Странник, странник, отраженьеулови в ручье кристальном,и узришь в его движеньепуть, что задан изначально.

В текущую реку глядится гора,и чувствует: я — живу,душа, искупавшись в иных мирах,вкушает жизнь наяву.

Недвижное видит свою же сутьв душе, летучей как дым;чтоб жить и чувствовать, нужен путь,который неповторим.

Знаю о своём незнанье,а иным и невдомёк,что наш путь — одно скитаньебез ветрил и без дорог.

Знаю: кровь из ран саднящихне иссякнет никогда;знаю: жизнь душе болящейдарит жажда, не вода.

Не смотри мне прямо в очи,лучше взором взор пронзи мне,ибо тот, кто скован плотью,не постигнет тайны жизни.

Созерцай во мне зерцалочто глядится в отраженье,ибо всё, что плотью стало,обрекается забвенью.

Здесь пахнет небом Испании,пахнет сиянием юга,пахнет воспоминаниемо юных друзьях и подругах!

Пахнет лазурью и зеленью,пахнет весенним ветром,отчизной моей потерянной,благоуханием света!

Море, горькое от соли,соль твоя поёт под солнцем,одинокость славословясолнца, моря, сонных грёз.

Горечь мира порождаеттьму глубин твоих бездонных,море, горькое от соли,средоточье наших слёз.

Соль твоя предохраняетот гниенья наши души,море, солнечная горечь,одиночество без звёзд.

Печальный тамаринд с прибрежной дюны,истерзанный восточными ветрами,он чертит охранительные рунывокруг корней мохнатыми ветвями.

Любовь его и мука — только море,которое как мачеха надменнои обдаёт солёной влагой корни,лишь притупляя боль шипучей пеной.

Влача свой рок в стоическом юродстве,— ни свет, ни мрак, — он рассыпает к летуседую пыль цветов… О сумасбродство:любить, терзаясь, и не ждать ответа!

Он был как жердь сухощавым,Дон Кихот из Ла Манчи,и ездил на Росинанте,а рядом с ним — верный Санчо,толстяк на сером осляти.О дон Кихот, Санчо Панса,неразлучная пара,конь да ишак, худобаи праздник плоти — контрасты,которых с детства искаладуша моя в странствиях тайныхпо выцветшим старым эстампам.

Ах, мельница ветряная,о Дон Кихот мой Ламанчский,что душу мне перемололав селении Доброй удачи!

Как хлеб, взращённый в пустыне,дотла и до пепла сожжённый,я вместе с моей отчизнойобъявлен теперь вне закона.

А ветры, вращавшие крыльятой мельницы-душегуба,навеяло тёмное море —давнишняя грёза Колумба.

Спасибо тебе, Дон Кихот мой,я знаю, кто я такой,и знаю, что милость Господняпростёрлась над нашей землёй.

Вставал рассвет над Ла Манчей,когда ты вышел в поход,чтоб блеском своих деянийзатмить дневной небосвод.

Души блуждающей образ,идальго заблудший мой,ты принял за истину фокус,подстроенный хитрой рукой.

Но жизнь — не одно наважденье,и славен да будет герой,что смог воплотить сновиденьеи мир исцелить мечтой.

Эбро, Миньо, Дуэро, Тахо,Гвадиана, Гвадалквивир —реки родины: что за отвага —течь за смертью в морскую ширь!

Лишь оглохнув, Гойя понялсуть Испании своей:над землёю — Бог оглохший,души — глухи от скорбей.

Преврати свой стиль в стилет,перья опери как стрелы,пыль смахни с доспехов смело —и рази! Пощады нет.

Закрой глаза и вмечтайсяв то, что осталось где-то:во мраке предстанет ясновсё, что блёкнет от света.

Я не помню, кем я был,да и кто я есть такой,и откуда я отбыл,и куда стремлюсь душой.Канули иглой в стогукорни истин, ибо ябольше верить не могув неизбывность бытия.

Как бесплоден путь, что вьётся,не суля вина и хлеба!Пыль да прах.Или грязь — когда прольётсядождь с разверзшегося неба.Путь впотьмах.

Путь без отдыха, без света!Уж не знаю, ждёт ли где-тостол и дом.Хлеб, вино, еда и жажда…Сердце судорогой сжато.Не дойдём?

Живу лишь своими снами,что переслоились с былью.Они рождены временами,которые были да сплыли.

Живу лишь своими снами,что снились когда-то мнесумрачными вечерамив забытой, как сон, стране.

Читать, читать, читать; прожить те жизни,что выдумал кто-то.Читать, читать, читать; забвение истин —душе работа.

Одни лишь цветы фантазий и сказокв миру нетленны;лишь то, что рождает наш разум,— в осадке пены.

Читать, читать, читать… Возможно,и я стану чтеньем?Своим творцом, своим прошлым,своим твореньем?

Этот риф — воспоминанье?Или память — мель сплошная?Я в смущении гадаю,кто навеял заклинанье.

Память, словно пуповинаперерезана эпохой,и упрятана далёков недрах мебели старинной.

"Это мир — он мой!" — глаголитум. Но я — в своём уме ли?Мои годы улетели,настоящее — уходит…

Память — вымершее судно,потерпевшее крушенье.Или ждёт по возвращеньив порт немыслимое чудо?

Этот риф ощерен пастью,что меня измелет в клочья…Мама! Ты должна помочь мне,чтобы мог домой попасть я!

Гостья, ласточка, поведай,где ты зиму коротала?Для гнездовий заповедныхесть ли в небе угол малый?

Ты летишь, а дом твой где-то…Солнце в небе без остаткарасплавляет синь рассвета,перелётная касатка.

В день весенний, в день цветущийты вернёшься к нам под кровлю,пробуждая в наших душахвсё, что мы зовём любовью.

Только где оно, то счастье,та отрада для страдальцев,то бессмертное участье,зов гнезда, что ждёт скитальцев?

Несколько стихотворений из сборника 1907 года

На земле моей отчизныгоры смотрят в море,а дубравы на отрогахсолоны как горе.

Море яростным дыханьемгоры овевает,и они в своей утробеморе колыхают.

О приморская Бискайя,кручи, бездорожье,пики гор целуют небо,море льнёт к подножьям!

Твоё море, твои горыв сердце не исчезнут,я стремлюсь вершиной в небо,а корнями — в бездну.

Говоришь, я — загадка,ну и что, моё счастье?Ты — загадка другая,но горишь ко мне страстью.

Разум мой — в цитаделиза высокой стеною,ну и что, зато сердце —нагишом пред тобою.

Твои мысли — потёмки,я не рвусь в них проникнуть;но зато твоё сердцепредо мною — как книга.

Ум не знает пределов,сердце смерти не знает.В твоем домике беломжить нам, не умирая.

То было под дубом ветвистымна самой вершине холма.Как ветер коснётся листьев —почуешь: память — жива.

То было под дубом — вспомни! —у древних его корней,под сенью его укромной,что стала нам друга верней.

Когда ты проходишь под дубом, —о счастье моё и боль! —неужто лиственным шумомв душе не ахнет любовь?

Иль в сердце, что дуба упорней,нет места былым мечтам?То было под дубом горным,о вспомни, то было там!

Покоясь на постели,как в гробнице,я дожидался наступленья сна.А рядом спал в уютной колыбелимой сын.Чуть дальше, в глубинежилища, под зелёным светом лампы,три силуэта виделись неясно,три согнутые тени, что шептали"аве, Мария".То были мать, жена, сестра.И показалось мне,что нахожусь я в странном пограничьемежду мирами, тем и этим —и оба равно далеки.А вдоль по тихим комнатам, в которыхвитали души,ускользнув из тел моих детей,в глубокий сон доверчиво ушедших,скользили шёпоты,вбирая их дыханье.И мне в моём бессонном полуснеподумалось:а вдруг я — умер?И неужели вечность — лишь виденье,картина в раме,символ бытия?Я чувствовал, что в тёмной колыбелирождается, как еле слышный вздох,ворочаясь во сне, душа младенца.Я протянул десницу,чтоб прикоснуться к маленькому тельцуи убедиться:сумерки пока ещё лелеютдитя из тёплой плоти,сгусток веса.И ощутив ладоньютепло его дыханья,я подумал в полудрёме:нет, я жив!А три согбенных тени,кучно слившись,не двигались,и свет зелёной лампыбыл столь же неподвижен,и тишина незыблемо стояла,и в этой атмосфере,сгущённой, словно ладана куренье,незримой, словно звук,рождались медленно,как капли рос ночных,и растворялись в тёмном небеслова — "аве, Мария".Я понял, что есть вечность…А дальше — пустота…

………………………………………………