Планета обетованная - Андрей Романов

Романов Андрей

Планета обетованная

Андрей Романов

ПЛАНЕТА ОБЕТОВАННАЯ

ГЛАВА 1

Какой сегодня выдался багровый закат. Словно кровью из перерезанной вены перепачканы небеса. Ржавые облака, похожие на куски окровавленной ваты, набухшие от выпитой влаги, лениво тянутся вдаль, растворяясь в приближающихся сумерках. Утомленное солнце медленно опускается за горизонт, роняя последние капли лучей на покатые крыши домов, торчащие шпили башен, и наполняя душу черной меланхолией.

В такой вечер особенно хочется, перерезав себе глотку, свести счеты с затянувшейся жизнью. Да и пора бы уже. В душе я давно готов к этому. За содеянное надо платить. За преступлением неизбежно должно следовать наказание. К какому же наказанию я приговорю себя, если преступление, совершенное мной настолько чудовищно, что даже самая страшная смерть (хотя смерть всякая страшна в своей безысходности) будет лишь долгожданным избавлением от душевных мук, терзающих мою душу подобно стае стигийских псов.

Да и какую смерть можно придумать тому, кто поставил человечество на грань гибели? И кто приведет приговор в исполнение если людей, сотворенных Богом по подобию своему и населявших Землю до начала моих научных экспериментов, уже нет. Те уроды, в которых превратились люди по моей вине, ужасны. Но более ужасно то, что сами они до сих пор не осознали кем стали.

И едва-ли уже осознают. Итак, мне нет места в этом мире. Я решил для себя вопрос вынесения приговора и его исполнения. И судьей и палачом буду я сам. Оружие возмездия, выбранное мной, необычно. Оно - плод всей моей жизни; утомительный труд многих бессонных ночей и угрюмых дней, неразличимых в своей однообразности и серости. Оно - источник всех моих радостей и почестей, возвысившее меня над миром; пьянящее вино победы, поднесенное мне коварной судьбой.

Но вместе с тем, оно- трагедия всей моей жизни, трагедия ученого, осознавшего какого монстра он сотворил на благо человечества. Вот оно стоит посреди моей лаборатории: стальной цилиндр десяти футов в высоту и пяти футов в диаметре, с короткой антенной, торчащей сбоку. Раструб антенны направлен в маленькое оконце, похожее на бойницу в средневековом замке.

Сейчас такие цилиндры разбросаны в великом множестве по всей планете. Их можно встретить в непроходимой сельве, на вершине неприступной скалы и даже в открытом океане, установленными на понтонных платформах. А уж в городах такие цилиндры встречаются буквально на каждом шагу. Это приемо-передающие камеры пространственного транспортатора, изобретенного мной.

Это безобидное изобретение, сделанное во благо живущих, произвело революцию в науке и технике. Отпала необходимость в каком - либо транспорте, не нужна стала связь. Природа начала постепенно очищаться от антропогенного мусора. Жилые помещения, офисы, стали оснащаться приемо - передающими камерами и вскоре невозможно было найти дома, в котором бы не было транспортатора. Это было удобно; это было рационально; это стало необходимо.

Но я недолго купался в лучах славы, довольно быстро поняв, что изобрел погибель человечества. Мой прибор расщеплял любое материальное тело, находящееся в передающей камере, на пучок электромагнитных волн и передав его со скоростью света в точку назначения, восстанавливал в приемной камере. Но восстановление не было, да и не могло быть полным. Аппарат убивал человека, восстанавливая его копию, пусть очень точную, но все-таки копию.

Этот факт я осознал гораздо позже, когда на свете уже не осталось ни одного человека. Все люди в мире пользовались моим изобретением, значит все они были убиты мной. Многие неоднократно. Я не знаю, что чувствовал человек, находящийся в передающей камере, когда бушующий смерч электромагнитной энергии расщеплял его тело на молекулы и атомы, а затем посылал их невидимой струей через многие километры в пункт приема.

В приемной камере из тех атомов, которые дошли до нее не рассеявшись на неоднородностях атмосферы, создавалась копия человека. Копия, не помнящая о том, что происходило с ней в передающей камере, ведь момент электромагнитного бытия не запечатлевался в памяти человека. Но, что-то же происходило? Я чувствовал это. Воздух вокруг меня все более насыщался электромагнитными осколками человеческой плоти. Этим воздухом становилось трудно дышать.

Среди людей начались мутации. Сначала незаметные, но впоследствии все более сильные и все более ужасные. Все чаще они заканчивались трагически. Первое время прохожие, спешащие по своим делам, выказывали некоторое любопытство, встретив на улице человека, имеющего какой-либо недостаток, но вскорости перестали чему-либо удивлялся. Все стали такими, а значит подобное стало нормой.

А что-же я? Вы думаете, я сидел сложа руки и молчал, видя, как эшелон цивилизации набирая обороты мчится под откос? Не-ет! Я кричал! Кричал на всех перекрестках. Орал, срывая голосовые связки. Меня слушали, но не слышали. Мне рукоплескали, но не понимали. Я был бог. В бога верят, ему поклоняются, но его заповеди, как правило, не исполняют.

Тогда я заточил себя в тесной комнатушке на верхнем этаже высочайшего небоскреба, среди милых сердцу приборов. Я отгородился железобетонными стенами от всего мира, канул в небытие, растворился в вечности. Не знаю, насколько это помогло человечеству. Прав ли был я? Неизвестно. Адекватно ответить на этот вопрос может лишь тот, кто побывал в моей шкуре. Но таковых нет. Значит вопрос останется без ответа. Да и нужен ли кому этот ответ.

Наконец-то день умер. Ночь приспустила в знак траура свой черный занавес, готовясь окунуть во мрак этот грешный мир. Я уйду когда окончательно стемнеет. Включенный транспортатор негромко гудит. Его передающая антенна направлена в окно, в тот участок неба, где могильную черноту космоса не нарушает даже слабое сияние звезд. Координаты приемного пункта не заданы. Это означает, что я, войдя в передающую камеру и расщепив свое тело и сознание на пучок электромагнитных волн, отправлю его в безвозвратную космическую даль и он будет вечно странствовать по бесконечным, непредсказуемым дорогам мироздания.

Я в последний раз оглядел свою небогато обставленную лабораторию, ставшую мне прибежищем на многие годы, и мысленно попрощавшись с каждой вещью, вошел внутрь аппарата. За мной автоматически закрылась дверь. На потолке загорелась сигнальная лампочка, освещая красным светом приборную панель, на которой находился один-единственный переключатель.

Я нежно коснулся его пальцем, погладил, ощутив приятную прохладу металла, и потянул на себя. Раздалось легкое, почти неслышное, гудение. Я почувствовал как мои ноги подгибаются, будто ватные, потеряв твердость скелета. Поднеся руки к глазам я обнаружил, что они, чудовищно распухшие, с выступившими каплями крови из полопавшихся капилляров, теряют свои очертания, расплываются, словно сделанные из желеобразного вещества. Не успев по настоящему испугаться, я провалился в небытие.