В поисках идеального потока. История Производственной системы Росатома - Сергей Александрович Обозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но продержалось это все примерно 2 месяца. Почему? Потому что четвертое С мы пропустили — не был разработан и повешен стандарт, где что лежит, и не была оговорена ответственность за его поддержание и за нарушение. Понятно, что в семейных условиях не очень хочется жить в рамках жестких правил и контроля за их выполнением. Но ведь у многих как-то получается. Я помню скромную комнатку моей бабушки. Идеальный порядок! Когда я, мальчишкой, случайно переставлял слоников, бабушка мгновенно замечала это и ставила все на место.
Хаяси мне потом говорил: «Боже упаси тебя строить производственную систему дома! Где угодно — весь мир построй, только не свой дом!» Я развел руками: «Поздно, я уже попробовал». — «Живой остался? И что, развалилось все?» То есть он был совершенно убежден, что так и будет. Видимо, имел собственный аналогичный опыт.
Фокус очень простой. Внешнее — отражение внутреннего. Если ты изменяться сам не готов, не готов порядок и мир сотворить в своей душе, то и вокруг тебя порядка не будет. Вот почему, как я считаю, многим полезна армия, вот зачем нужна строгая дисциплина на производстве. В жестких условиях, хочешь не хочешь, тебя заставят меняться, через боль, злость, ругань. А пройдет время — еще и спасибо скажешь.
Кстати, как-то на Toyota я подошел к столу одного из сотрудников конструкторского отдела, чтобы посмотреть, как там вообще все устроено. И с удивлением обнаружил, что на столе лежит стекло, а под ним много личных фотографий. Мне это показалось перебором. Не удержался, спросил Хаяси, как же так, ведь непорядок. Он задумался и говорит:
«Знаешь, если всерьез отвечать на твой вопрос, я бы убрал то, что лежит под стеклом. Но если там фотографии любимой жены, детей, родных мест, это надо оставить — это одухотворяет. Не надо убирать вообще все, человек не машина, он живой, ему надо подпитываться»
Я его понял. Кстати, он не пошел сразу давать указание на разбор этих столов. Японцы, несмотря на их педантичность, продемонстрировали, что они все-таки уходят от излишнего формализма.
И это опять то, что ни в каких КПЭ никогда не сформулируешь. Это про другое, про что-то главное в нашей жизни.
20. Размышления о миссии ПСР
TPS и религия — нет предела совершенству
Глубокое проникновение в суть TPS — это совсем не обучение. Это некое посвящение. Это мы поняли не сразу — что это такой своеобразный обмен: отказ от самости в обмен на постижение сути. Это не моя придумка. Об этом и Хаяси не раз говорил. Что TPS — производственная религия, поэтому на производственной площадке не отвлекайтесь, не звоните, не разговаривайте. Погружайтесь! Как в Храме!!!
Честно, поначалу я не воспринимал это серьезно. Казалось, игра слов для лучшего восприятия, для большей серьезности. То есть сакральность на словах, а не на деле.
Но зимой 2010 года одно событие заставило меня задуматься об этом серьезней. Во время одной из поездок у Хаяси оставался один свободный день. Мы уже показали ему в Москве все интересные места. У кого-то мелькнула идея — Лавра? Ну там же иностранных туристов полно. Может, и ему будет интересно. Хаяси как-то сразу согласился.
Помню это зимнее утро. Семинарист-экскурсовод что-то рассказывает. Переводчик переводит. Боковым зрением фиксирую — Хаяси предельно серьезен и внимателен. Начинается молебен у Преподобного Сергия, Хаяси планировали в этот момент отправить на экскурсию.
Подошел момент, объясняю ему:
— Нам туда. Вам туда.
— А вы куда идете?
Начинаю объяснять, что это мой Святой, идем ему помолиться и к нему приложиться.
— А мне можно?
Зачем ему, думаю. Но звоню Владыке Феогносту, настоятелю монастыря. Он сходу говорит, что нет вопросов — пусть идет.
Хаяси спрашивает:
— Что надо делать?
Я показываю, как креститься будем.
— А мне можно?
Мое недоумение разрешают священники, которые рядом: «Пусть крестится».
Он спрашивает:
— Что это значит?
Катехизатор из меня никакой. Но я как-то быстро вспоминаю и соображаю, что три сложенных вместе пальца — это Святая Троица: Отец, Сын и Святой Дух. А два остальных пальца: земля и небо.
Мы на молебне. Хаяси собран и внимателен, крестится. Да, и еще я предупредил, что мы будем прикладываться к мощам.
— Ты будешь? А мне можно? — спрашивает он меня.
Я кручу головой, и кто-то из священников мне это подтверждает. Он крестился, кланялся и прикладывался, как и мы. Я, если честно, не понимал, что происходит.
А потом была трапеза. Владыка Феогност и Хаяси сидели напротив друг друга и общались, как будто знали друг друга уже много лет. Сильно врезался в память такой диалог.
Хаяси:
— Владыка, я понял. Православие и TPS — это одно и то же.
— Это как?
— И в том и в другом нет предела совершенству! У вас — это люди.
У нас — производственные процессы. А в результате — тоже люди.
Владыка (задумчиво):
— Это правда. Нет предела совершенству. И нет предела нашему несовершенству.
Они расставались почти как родные люди и потом через меня постоянно передавали друг другу приветы.
Года через три у меня возникла гипотеза, что все происходившее тогда в Лавре было не только искренним интересом к нашей религии, но и уроком! Уроком искреннего и полного погружения в новую тему. В зону интересов своих партнеров, где мы все, по мнению японцев, черпаем свою энергию.
И уже потом, когда я по халатности проявлял «неполное погружение» на площадке, демонстрировал невнимательность, отвлекался на короткие звонки и пояснения руководителю дивизиона, когда я находился от Хаяси непростительно далеко (3–5 метров), выходя из полного контакта, тогда он предъявил мне претензию по поводу слабого стремления к полному постижению сути TPS. И был прав. Я помню, что принес извинения за это.
Он, естественно, даже не вспомнил о Лавре в этот момент. Я сам все понял, состыковал, и мне стало стыдно. Примерно в то же время состоялась вторая встреча Владыки Феогноста и Хаяси — в Доме атомщиков, недалеко от Лавры. Хаяси вызвал туда двух директоров: Седельникова (на тот момент глава МСЗ) и Мамина (на тот момент глава КМЗ).
Перед
