Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот что решил хозяин и стал милостиво расспрашивать гостью. Алина рассказала все что могла и кончила просьбой достать ей арфу, на два часа времени.
– Гм!.. Хорошо… Завтра я вас сведу в магазин инструментов и возьмем это… Ну, а теперь вы хотите чего-нибудь… Есть хотите?
– Да… хочу, – отозвалась Алина мило, кротко и отчасти грустно.
Она все еще не верила в свое положение нищей на улице, целиком зависящей от каприза мужиковатого трактирщика, которого несколько дней назад прислуга ее не допустила бы даже до беседы с ней.
– Ну, я вам верю в долг еще до завтра! – резко, но усмехаясь, вымолвил хозяин и крикнул в кухню:
– Номеру седьмому – супу и вчерашних котлет пару!.. Да кофе чашку…
Никогда за всю свою жизнь Алина не ела с такой охотой… Слезы навертывались у нее на глаза каждую минуту. И она сама не знала, какие они были. Слезы ли оскорбленного самолюбия, или радость утолить мучительное чувство, которое она испытывала в первый раз в жизни, или, наконец, горькие слезы о своей странной судьбе авантюристки, сегодня страшно богатой, обожаемой принцами крови, а завтра нищей, в тюрьме или на улице, голодной, прозябшей, оскорбляемой первым прохожим.
– Но почему же это так? И когда же и чем кончится подобное существование? – думалось ей.
Но ответа она не находила.
Зато давно не спала Алина так сладко, как заснула в эту ночь.
Наутро хозяин, недоверчиво и усмехаясь, все-таки свел Алину в магазин инструментов. Алина искренне объяснила свое положение и свое дело, прося арфу на несколько часов, чтобы доказать свое искусство профессору и побудить его устроить концерт…
– Все это очень странно! – заметил главный приказчик. – Мы не можем всякой встречной делать одолжение…
– Да вы позовите хозяина. Он меня знает и мне поверит! – вдруг обозлилась Алина.
Хозяин явился. Это был пожилой человек, крайне добрый на вид. Он спокойно выслушал и трактирщика, и Алину, рассказавшую все искренне и подробно… Подумав минуту, он молча понюхал табаку и, наконец, выговорил как бы нехотя, обращаясь к приказчикам:
– Принести две арфы. Ту, что стоит у лестницы… А затем ту, что дана в починку баронессой…
Арфы принесли… Алине дали стул, придвинули плохую арфу, и продавец выговорил:
– Ну-с. Сыграйте что-нибудь!
– Зачем? Вы хотите убедиться?
– Да-с. Если вы можете играть, как говорите, то есть порядочно, то я сам могу вам все устроить.
Алина, не игравшая уже столько времени, положила руки на струны и почувствовала робость.
– А если он ничего не понимает! Он скажет: вы не умеете играть! И всему конец!
Алина взяла несколько аккордов… Пальцы пробежали по струнам, цепляя их… Резкий, дребезжащий звук коснулся слуха Алины. Арфа была отвратительная!..
И артистка, еще не убитая в ней совсем глупой и праздной жизнью, невольно сказалась в ней…
– О, какой инструмент!.. – воскликнула она с горечью.
Продавец молчал и только снова нюхнул из табакерки. Алина начала играть первую вспомнившуюся ей пьесу… Прошло не более полминуты, как продавец инструментов остановил ее игру.
– Возьмите другую. Хорошую…
И он приказал переменить дрянную арфу на другую, красивую, принесенную в чехле и стоявшую в стороне.
Арфу переменили… Алина взяла аккорд…
Звуки, гармонические и мягкие, огласили магазин, даже трактирщик встрепенулся от разницы тембра.
– Ого! – воскликнул он. – Эта громче звенит!
Алина оживилась при первых же чистых звуках своего когда-то любимого инструмента.
Разумеется, она тотчас же забыла все… Где она играет, зачем, что будет после ее игры, что скажет эта публика, состоящая из трех-четырех человек?..
Алина вспомнила иное время… Знакомые звуки знакомых и любимых мотивов перенесли ее мысли и чувства далеко от окружающего.
Алина сыграла одну пьесу, начала другую, потом третью… Потом, незаметно для себя, начала импровизировать со страстью и увлечением. Прошел час… Она наслаждалась – и никто ее не останавливал!
Она первая пришла в себя и оглянулась… Кто-то, какие-то люди что-то ей говорили громко, горячо… Кто-то трепал ее по плечу, махал руками…
– Где я? Что им нужно? Что они? – думалось Алине как сквозь сон.
Но тотчас же сознание окружающего вернулось к увлекшейся артистке. Она вспомнила все… И как мелко, как глупо, даже смешно, показалось ей это «все».
Она была сейчас в ином мире, в котором уже давно не бывала от лени и глупой обстановки жизни.
– Вы – замечательная музыкантша! – повторял продавец инструментов воодушевленным голосом. – Я все возьму на себя. Я вам все устрою… Не бойтесь, мой любезнейший, – обернулся он к трактирщику, – с таким дарованием эта дама не только может с вами рассчитаться, а одним или двумя концертами соберет столько денег, что купит у вас все ваше заведение.
– Да я не хочу! Мне не надо. Ничего не надо. Я вас месяц даром кормить буду! – воскликнул трактирщик.
Разумеется, все устроилось, хотя и не сразу. Алина дала три концерта… Весь город бросился за билетами на четвертый, и в одно утро все было взято… но Алина приказала за два часа до начала этого четвертого концерта объявить отмену его и раздать деньги обратно.
Она получила ответ от графа Осинского. Он был в отсутствии, вернулся и, найдя ее письмо, восторженно и страстно призывал ее в Париж.
Справившись на почте, Алина узнала, что в тот же день в десять часов вечера отходит почтовая карета в Париж… А следующая – только через день. Увлекшаяся Алина не колебалась.
Еще не все деньги были возвращены обратно из кассы недоумевающей публике, как Алина уже неслась по гладкой дороге. Устроившись в глубине кареты, она мечтала о встрече со своим возлюбленным, к которому у нее все еще было какое-то чувство, лучшее, нежели к другим, лучшее, нежели к принцу, которого она околдовала ради его состояния и отчасти по приказанию Шенка.
Граф Осинский был и остался для нее друг-соотечественник, возлюбленный, с которым она могла говорить на том же самом языке, на котором объяснялась когда-то с отцом. Он же первый назвал ей ее отца! Как недалеко было это время, а между тем Алина, игравшая два месяца роль ведуньи-обманщицы, чувствовала себя упавшею еще ниже г-жи Тремуаль.
Через два дня пути она встретилась с Осинским. Он ждал ее и приготовил ей особую квартиру, так как сам жил в доме посланника Огинского в качестве его родственника.
Алина обрадовалась юному другу. Но Париж – город, всемирная столица, – поглотил все ее внимание.
– Вот где жить надо! – весело и страстно шептала Алина, оглядываясь вокруг себя.
XV
Алина тотчас же, благодаря случайному сцеплению обстоятельств, попала в вихрь великосветской обстановки, очутилась в среде блестящего, элегантного и знатного общества.
