Великая Испанская революция - Александр Шубин

Объясняя причины поражения Восточного фронта, Малиновский сначала ритуально пишет об окопавшейся в НКТ «банде шпионов, диверсантов, вредителей, скрытых и открытых фашистов», но затем переходит и к более реальным обстоятельствам: бедности вооружения, безынициативности и плохой подготовке офицерских кадров, бедственному положению солдат, которые вынуждены ходить по холоду в парусиновых тапочках, когда магазины ломятся от кожаной обуви. Синдикалистская система снабжения армии осталась в прошлом — и вот результат. Малиновский считает, что «только великое терпение, привычка к нужде и безропотность испанского народа сдерживали массы бойцов от разгрома магазинов с обувью и теплыми куртками»[1466]. Малиновский не застал времени, когда всего год назад испанские трудящиеся не были столь безропотными, а производители обуви были куда альтруистичнее, чем нынешние хозяева магазинов. Революция подавлялась силой, и это бедственно сказывалось на положении как тыла, так и армии.

Длящаяся в Испании гражданская война воздействовала на ситуацию в Европе как болезнь, к которой привыкают. Ощущение драматической борьбы и многообразных угроз, связанных с войной в 1936–1937 гг., в начале 1938 г. уже притупилось. Германия выполнила свою задачу 1936–1937 гг., привязав к себе Италию. Британское руководство начинало ощущать, что Испания уже не выполняет роль отвлекающего фактора для Германии и Италии. Франция колебалась между двумя угрозами — образования прогерманского режима в тылу и, с другой стороны, втягивания в войну с Германией из-за Испании. Опасность революционных искр, разлетающихся из испанского очага, стала не столь актуальной после падения радикального правительства Ф. Ларго Кабальеро. Зато более умеренное правительство Х. Негрина имело (и не без оснований) репутацию прокоммунистического, что ставило в повестку дня появление на западе Европы советского плацдарма.

В этих условиях перед дипломатией Великобритании и Франции встала альтернатива: поддерживать конфликт в равновесии или открыто встать на сторону Франко, чтобы сделать его режим из прогерманского нейтральным в возможном мировом конфликте. Республиканское руководство так и не поняло этой альтернативы, продолжая рассчитывать на то, что Франция «одумается» и поддержит Республику. Однако шанс на это возникал только в случае прямого военного столкновения Франции и Великобритании с одной стороны и Германии и Италии — с другой.

К войне в Испании «привыкал» и Сталин. Во второй половине 1937 г. там возникло равновесие, что нельзя было сказать об остальном мире. Важнейшее значение для СССР играло начало японо-китайской войны 7 июля 1937 г. Япония давно была потенциальным противником СССР, и, несмотря на старые обиды, Сталин решил поддержать Чан Кайши. Теперь советская помощь поступала и в Китай, и ее объем «вычитался» из того, что СССР мог поставлять в Испанию. Этот театр был даже важнее для СССР, чем Испания — ведь на этот раз борьба развернулась в непосредственной близости от советских границ. Сдерживание Японии на дальних подступах к СССР было для него крайне важным на протяжении всех 30-х гг.

А с весны 1938 г. нарастала и военная угроза на Востоке Европы в связи с Чехословацким кризисом. Так что СССР и сам нуждался в вооружениях. Тем не менее, помощь Испании продолжалась.

Более того, Сталина раздражали и двойственные внешнеполитические маневры Республики за спиной СССР. Негоже стране «народной демократии» иметь самостоятельную внешнюю политику — этим наверняка воспользуются враги.

Хотя посол Гайкис и докладывал, что Асанье и Барриосу близки взгляды о долгосрочном союзе[1467] с СССР, однако Сталину уже сообщили, что Асанья ведет рискованную игру со странами Запада за спиной Советского Союза. Во время майского кризиса Асанья, по выражению А. Виньяса, «двинул пешку» — направил Х. Бестейро в Лондон на коронацию Георга VI. «Ларго Кабальеро предложил Мартинеса Баррио как председателя Кортесов, но Асанья был против. Несомненно, он хотел видеть в качестве представителя Бестейро, одного из немногих политиков, которые разделяли его мнение на предмет малой вероятности победы»[1468]. Коронация Георга VI 12 мая стала европейской дипломатической «тусовкой», где можно было обсудить животрепещущие политические проблемы в неформальной обстановке. Бестейро стал уговаривать английских и французских дипломатов выступить в качестве посредников в достижении мира с Франко. При этом Бестейро так скрывал свои переговоры о мире, что они стали всем известны.

Как справедливо пишет А. Виньяс, «вмешательство Асаньи могло иметь очень тяжелые последствия. Иден говорил об этом с Литвиновым, который также присутствовал на коронации. Последнему подобное вмешательство также не показалось пустячным. Когда в следующем месяце Паскуа[1469] проводил одну из своих периодических встреч со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым, Сталин спросил о его впечатлениях в связи с ситуацией. Посол передал последнее устное сообщение Ларго Кабальеро, выражавшее твердую уверенность в конечной победе. Трудности заключались в несоответствии и недостаточности вооружения. Посол также добавил, что новое Правительство следует той же линии. Сталин холодно посмотрел на него и бросил ему в лицо: „Так то, что Вы мне говорите, не согласуется с недавними хлопотами представителя президента Республики о приостановлении военных действий и, затем, о посредничестве в достижении мира“»[1470].

Однако этот эпизод хоть и огорчил Сталина, но пока не определял его политики в отношении Республики. Ведь теперь, после свержения строптивого Ларго, она могла воевать «как надо», опираясь не на самоуправленческую социальную революцию, а на твердую дисциплину. Ведь именно это обещали Сталину майские победители, а Штерн заверил, что осенью противник «покатится». От выполнения обещаний зависела и политика Сталина.

После прихода к власти Негрин всячески демонстрировал советским представителям готовность к самой тесной связи. 23 мая 1937 г. посол Гайкис на встрече с Негрином обсуждал перспективы долгосрочного сотрудничества Испанской республики и СССР как на основе взаимовыгодных экономических отношений, так и идейной близости советских людей и испанцев, готовых сплотиться под руководством объединенной социалистической партии, которая завоюет «в Испании руководящее место» и направит «все дальнейшее развитие Испании по определенному пути»[1471]. Готовность идти «по определенному пути» должна была выгодно отличать «своего» Негрина от «чужого» Ларго.

Так будут говорить с посланниками Сталина лидеры стран «народной демократии» на начальном этапе их существования. Беседа ведется так, будто победа над Франко уже достигнута. Но пока сумели победить только «внутреннего врага» (да и то не окончательно). Гайкис прагматично добавляет, что основа сохранения таких настроений Негрина — советская помощь Испании[1472].

Каковы были планы Сталина в отношении Испании Негрина? Следуя за советской историографией и доверяясь официальной позиции СССР, историк А. Виньяс уверен: «Вопреки страхам Франции, Британии, США и прочих, Сталин не собирался устанавливать в Испании начальную стадию народной республики, как в Центральной и Восточной Европе после Второй мировой войны… Этого не позволяли ни геостратегические, ни геополитические обстоятельства»[1473]. Сталин, однако, руководствовался не только геополитикой. Если бы не так — он и вовсе не «влез» бы в Испанию. Впрочем, вот-вот Вторая мировая война серьезно переменит и эти геополитические «расклады». Уже в 1939 г. Гитлер будет готов идти на большие уступки СССР. Но для запуска своего плана завоевания Польши Гитлер дождется падения Испанской Республики. История, таким образом, была полна альтернатив, в которых Республике было место, пока она сражалась.

Мотивы Сталина представляют нерешаемую проблему для историков, которые отрицают его намерение контролировать внутриполитический процесс в Республике. Такие усилия — и ради чего? Чтобы после завершения Гражданской войны просто уйти с доброй улыбкой? А. Виньяс нашел такой мотив: «Сталин надеялся наугад и часто посредством скромной поддержки левых слегка подтолкнуть французов к сопротивлению экспансионистским действиям Оси, хотя и знал, что не стоит ждать от Парижа многого»[1474]. «Слегка подтолкнуть», хотя уже в 1937 г. очевидно, что «не стоит ждать»? И это должно объяснить те жертвы, которые Сталин принес на алтарь Испанской республики? Все-таки Сталин был кем угодно, только не наивным альтруистом.

Сталин решал в Испании более важные задачи, чем сомнительное «вразумление» Франции. В случае сохранения Республики возникала возможность получить плацдарм на западе Европы с вытекающими из этого многочисленными возможностями. Даже если Республика уже не могла победить, ее борьба имела для СССР большой смысл, отвлекая Германию и Италию в направлении, противоположном от Советского Союза. В любом случае для Сталина было важно, чтобы Республика продолжала сопротивляться, а не маневрировать за его спиной. А для этого важно было держать пальцы на пульсе политической системы Республики. Причем желательно недалеко от горла.