Умри или исчезни! - Андрей Дашков

Следующим был сон о кладбищенской лошади, плавно переходящий в сон об одноногом мужчине на костыле. Отсюда уже недалеко было до первого перекрестка, который пронизывал сны о фатальных символах. Крылатый корабль, созданный из гниющей плоти мертвецов и перелетающий со звезды на звезду. Философская бабочка Бретона. Упоминание (всего лишь вскользь) о Лунном Человеке, хотя именно он был главным действующим лицом ночной рулетки…

Сомнамбулические видения. Растянутый во времени летаргический сон, заканчивающийся ощущением рыхлой земли в носоглотке… Лунатический город, оживающий ночью и наполняющийся шорохом тысяч босых ног… Неясная угроза, возникающая внутри подрагивающего металлического вагона, под частый стук колес на стыках рельсов…

Если бы Ирина знала, что из всего этого нужно слепому и Клейну! В словах старухи еще не было самого кошмара, только намек на него.

София всегда просыпалась раньше, чем страх достигал критической точки. Воплощение в реальность предстояло пережить кому-то другому, менее пугливому, и более отчаявшемуся…

УХОДИЛО драгоценное время, а Савелова выслушивала почти бессвязный поток откровений, понятный ей только потому, что она приблизительно знала, о чем идет речь… Сон, который мог бы присниться останкам в цинковом гробе, если допустить, что… Дальше, дальше… Грегор Замза[21] из книги старых сказок… Перекресток зыбких форм. Жуткие трансформации тел и еще более неприятные трансформации намерений… Змеи с безглазыми головами, ползающие в китовых внутренностях. Люди, спрятанные в предметах. Губы, шевелящиеся на поверхности телефонной трубки. Младенческая голова, выступающая из стены и старательно заклеенная обоями (но плач все равно слышен)… Женское лицо с густой черной бородой и красными отблесками догорающих углей в глазах…

Старуха внезапно захрипела. У нее изо рта хлынула кровь. Это была агония, и кто-то ее приблизил. Савелова обернулась.

Лицо, о котором она только что услышала, смотрело на нее из темноты.

Глава семьдесят вторая

Никто из них не заметил, как в комнату вошла Колчинская. Она подкралась неестественно тихо. С нею были двое бритоголовых, вооруженных винтовками. Макс начал разворачиваться, но слишком поздно. Они все опоздали, потому что мать София скончалась одновременно с выстрелом, отбросившим Голикова к стене.

Винтовочная пуля сломала ему ребро и прошла ниже сердца. Он ударился лопатками о камни и на несколько секунд потерял сознание. Он лежал неподвижно, с приоткрытым ртом и немигающими глазами. Его приняли за мертвого, и это спасло ему жизнь.

Колчинская едва заметно кивнула. Один из бандитов поднял «галил» и повесил автомат себе на плечо. Клейн отреагировал на происходящее единственно правильным образом. Он попытался сразу же ускользнуть в сновидения, но его возвратили оттуда еще одним выстрелом, раздробившим масону коленную чашечку. Двух минут боли, выжигающей мозг, в течение которых он просто не мог погрузиться в спасительный сон, оказалось вполне достаточно для его бывшей узницы…

Веки Макса слегка дрогнули. Он видел события растянутыми во времени и слышал звуки сквозь толстый слой ваты. Гулко и громко стучало сердце, словно внутренний метроном. Бритоголовые не стали тратить пулю на Ирину – молодая и к тому же красивая монахиня была слишком ценной добычей. Тот, который поднял «галил», шагнул вперед и наступил на приклад «фольксштурма», заодно придавив к полу ее пальцы. Потом схватил девушку за воротник балахона и рывком поставил на ноги. Она, стояла, согнувшись, и смотрела на мужчину снизу вверх.

Вокруг его глаз были вытатуированы паучьи лапки, а лоб и щеки затянуты синеватой паутиной. Это была тонкая работа, стоившая не менее двухсот патронов. Но Ирина не отрывала взгляда от рук бандита. Между запястьями и локтями проступали толстые извивающиеся шнуры. Не сухожилия и не вены. Для монахини это оказалось шокирующей новостью, а Максу уже приходилось видеть в пустыне такие вещи – червей, паразитирующих под кожей…

Колчинская прошла в трех шагах от него. Она была одета в вельветовые брюки «бенеттон», высокие армейские ботинки и мужской жилет со множеством накладных карманов. Из-под жилета выпирала внушительная грудь, выглядевшая особенно представительно по контрасту с темной бородой и мускулистыми руками, покрытыми жесткой порослью. Серые глаза мягко мерцали между длинными бархатными ресницами. Они смотрели на масона почти нежно. За поясом брюк торчала рукоятка «ТТ», но двуполое существо не воспользовалось пистолетом.

Колчинская остановилась над скорчившимся на полу Клейном и облизала свои окровавленные четырехсантиметровые ногти. Она вела себя так, что не оставалось сомнений в том, кто возглавляет банду и кому теперь принадлежит Лиарет.

Второй бритоголовый со счастливой улыбкой прогуливался вдоль ряда лежащих монахинь. Только раз он нагнулся, чтобы перерезать горло старухе, на губах у которой выступила пена и лопались розовые пузыри. Правая кисть брата Максима дрогнула и, словно искалеченный краб, стала медленно подбираться к «беретте»…

Колчинская уже стояла возле Клейна на коленях. Потом она резко наклонилась и приблизила свое лицо к его лицу. Макс понял, что происходит, только тогда, когда услышал нечленораздельный вой и увидел, как задергалась неповрежденная нога масона.

Существо выпрямилось. Между его зубами был зажат кусок розового мяса. Клейн, лишившийся нижней губы, почти непрерывно кричал. Боль не отпускала его в сновидения. Савелову чуть не стошнило. На лице масона теперь была жуткая перевернутая улыбка.

Колчинская выплюнула пережеванный кусок и вытерла губы бородой, которая от засохшей крови стала похожа на клок стекловаты. Она играла с Клейном; ее игра была не менее жестокой, чем многосуточная партия в подвале масонского дома, но гораздо более болезненной. Он балансировал на грани перехода, но уже понимал, что все кончено.

Четыре клиновидных ногтя пробили его кожу и погрузились под левую грудь. Ледяные лезвия проникали все глубже, и страх вытеснял нестерпимое осознание потери. Пожар боли был неотличим от их замораживающих душу прикосновений.

В легких Клейна не осталось воздуха. Его нервы сгорали, как бенгальские огни… В конце концов он ослеп, и вокруг разлилась слепящая белизна. Черная игла проколола ее; масон в последний раз ощутил свое тело, и смерть пришла к нему, как только пальцы гермафродита прикоснулись к его сердцу.

Двуполое существо вырвало из груди мужчины пульсирующий мешочек и стало жадно пожирать его, выдавливая зубами кровь. Савелову все-таки скрутила рвота, и бритоголовый со смехом зажал ее голову у себя между ног…