На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

обусловлен пароль для встреч с сотрудниками разведки: наш человек – «Mil saludos de Alejo», ответ – «Ah Rubio Español!» Нужно сказать, что в начале 1950-х годов, когда Густаво находился в эмиграции в Мексике, от «материальной помощи» советского резидента он отказался: «Сейчас деньги у меня есть».

Постепенно наладили выпуск посольского бюллетеня. Типография располагалась по соседству, её работники были членами КПК, что использовалось для раздувания слухов о финансировании посольством издания газет и листовок КПК. Возможно, по этой причине Антипов в январе 1945 года получил по «Воднику» указание: «Мероприятия через него не проводить. Связь с «земляками» запрещена категорически».

Общий контроль над выпуском бюллетеня осуществлял посол Резанов, «теневым» главным редактором был Николай Алексеев, атташе по печати. Технической редактурой занимался каталонец Габриэль Трильяс Бласкес, опытный журналист. Его считали полезным сотрудником, журналистскую закалку приобрёл на гражданской войне в Испании. К тому же он дружил и переписывался с колумбийским посланником в Москве Альфредо Микеленой. Именно от Трильяса в совмиссии узнали, что Микелена обратился к президенту Лопесу за разрешением заключить брак с русской гражданкой Дарьей Семёновой. Брак состоялся, однако новым послом Колумбии в Советском Союзе вскоре стал генерал Доминго Эспинель.

Сотрудники посольства с понятным нетерпением ожидали ежедневных сводок Информбюро о событиях на советско-германском фронте. На политинформациях для коллектива выступали Гонионский, Алексеев, Антипов, но чаще всех Догадкин. Его освещение событий однажды похвалил посол: «Чётко, доходчиво, анализ на уровне Генштаба!» Немногие посвящённые в характер служебных обязанностей Догадкина постарались спрятать улыбки. В посольстве он занимался не статистикой, как написал колумбийский корреспондент, а был командирован по линии Разведуправления Главного морского штаба ВМФ.

На бытовую сторону жизни в посольстве не жаловались. Коллективные выезды за продуктами в магазины и на рынок, культпоходы в кино, ознакомление с местными достопримечательностями. Поднимались на фуникулёре на вершину горы Монсеррат. Детей вывозили погулять по городским паркам. Нередко такие вылазки завершались посещением кафе-мороженых, которые часто носили «русские» названия: «Siberia», «Moscú», «Vladivostok», «Tobolsk» и даже «Oso Blanco» («Белый медведь»). На посольской территории разбили волейбольную площадку. Резанов поощрял спорт: «Для молодёжи это лучший способ избавиться от излишков энергии».

Посольский люд вроде бы привык к периодическому сотрясению почвы под ногами, знали, что в Боготе землетрясения не редкость. Одно из них произошло в 1947 году. В посольстве обошлось без разрушений, но в городе они были. Самый заметный ущерб был нанесён храму Лурдской Божьей Матери: рухнули башни и обрушились потолочные балки.

Коллективно праздновались дни рождения, деньги на подарки собирали со всех. В итоге образовывалась достаточно весомая сумма. Потом к имениннику подходил «ответственный» от коллектива, интересовался, «между прочим», что именно он желал бы получить в качестве подарка. Дружно отмечались правительственные награды. В сентябре 1944 года Антипов получил телеграмму из Центра о награждении медалью «За оборону Москвы». Это был хороший повод, чтобы организовать банкет для всей «посольской семьи». О том, чем конкретно Антипов занимался в дни обороны столицы, он, конечно, не распространялся, отделывался общими словами.

А ведь он был причастен к драматическим событиям. Антипов входил в специальную группу НКВД, которая готовила Москву к возможному захвату гитлеровцами, работала с минёрами, закладывавшими взрывчатку в административные здания, вела подготовку агентурных групп для организации покушений на высших иерархов Рейха.

Советские дипломаты совершали поездки по стране: их часто приглашали выступать с речами, открывать выставки, посвящённые Советскому Союзу, получать добровольные пожертвования для отправки на нужды Красной армии: чаще всего увесистые мешки с зёрнами колумбийского кофе и какао.

В декабре 1944 года стало ясно, что вылечить сына «Кирилла» в Боготе невозможно. Шифровальщик написал рапорт об откомандировании. В марте 1945 года вместе с семьёй он вылетел на родину. Центр уведомил резидента, что на место «Кирилла» подбирается замена. Этим всё и ограничилось. Трудоёмкие обязанности шифровальщика Антипову пришлось взвалить на себя. Немало времени уходило на сопровождение дипкурьеров. Из Боготы до Панамы, чтобы организовать их посадку на рейс в Мехико, и для встречи других дипкурьеров, чтобы «подстраховать» их на перелёте из Панамы в Боготу.

В сентябре – октябре 1945 года резиденту дважды пришлось отправляться в Каракас для организации встречи посла Требина и персонала. Им предстояло налаживать работу посольства в Венесуэле (в переписке прозрачно обозначавшейся словом «Нефтяная»). Заодно Антипов должен был подыскать для миссии здание. Вообще, проблем с посольством в Каракасе было много, главным образом из-за политической нестабильности в стране. По этой причине в Москве всерьёз рассматривали вопрос о переброске в Боготу части персонала, предназначавшегося для Каракаса. К тому времени количество наших дипломатов в Колумбии уменьшилось. В числе первых отбыл на родину Семён Гонионский. Потом был отозван и сам Антипов. Центр одобрил маршрут для возвращения: Богота – Мехико (самолётом), Мехико – Нью-Йорк (поездом), Нью-Йорк – Одесса (пароходом).

С последней почтой резидентуры Антипов направил в Москву акт об уничтожении шифрдокументов, пистолет в запечатанном пакете (личное оружие резидента), полезные материалы по Венесуэле, полученные от Густаво Мачадо, и справки Эриха Арендта по немецкой колонии. Резидент вложил в «тяжёлую почту» путеводители по Эквадору, Боливии, Венесуэле и Колумбии, книгу Мачадо «Нападение на Кюрасао» и брошюру, написанную его младшим братом Эдуардо Мачадо, – «Красная армия и причины её побед». Нашлось место для четырёх томов сочинений Покатерры, который был назначен послом в Москву. В сопроводительном письме резидент написал: «Эти произведения дают представление о биографии венесуэльского посла, его идейных и политических взглядах».

Памятуя о просьбах в личных письмах из Центра, Антипов вложил в вализы канцелярские принадлежности – авторучки, карандаши, копирку, ластики и прочее. С этим в «конторе» всегда была напряжёнка. Антипов вылетел с семьёй из Боготы в конце декабря 1945 года.

По мере приближения президентских выборов в Колумбии обстановка в стране осложнялась. Посол, опасаясь провокаций, распорядился тщательнее подходить к контактам с колумбийцами, особенно теми, кто находится в оппозиции к правительству. Ощущение тревоги в коллективе нарастало. В разговорах постоянно возникала тема «бесполезности» пребывания в Колумбии: «Нам тут нечего делать, американцы не позволяют колумбийским властям развивать отношения. Чем раньше мы уедем, тем лучше».

По прогнозам, «энергичный демагог» Элиэсер Гаитан должен был победить. Эта перспектива не устраивала олигархические круги, которых Гаитан подвергал бескомпромиссной критике. Возможный приход к власти сильного самостоятельного лидера, которого американцы в дипломатической переписке часто называли «каудильо», вызывал всё большую обеспокоенность Вашингтона. Не напрасно посол Джон С. Вилей в одной из депеш в Госдепартамент написал: «Гаитан постарается ощипать нашего орла». В ЦРУ Гаитан воспринимался как угроза для национальных интересов США в Западном полушарии. Сообщения из Боготы, поступавшие в штаб-квартиру ЦРУ в январе – марте 1948 года, накануне 9-й Панамериканской конференции, побуждали Вашингтон к принятию радикальных решений. Как по команде, западная пресса стала писать о планах Москвы по срыву конференции. Главный тезис был предельно упрощённым: «Советы намерены использовать свою «пятую колонну»