Афоризмы - Олег Ермишин

Состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, а тьма; а что стало отлично от дня, то названо ночью.[3362]

Пес не одарен разумом, но имеет чувство, почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над этим большую часть жизни – разумею хитросплетение умозаключений, тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он раз– делился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом через отрицание ложного находит истинное. Более ли этого делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?[3363]

Всего (…) труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков.[3364]

Надо учиться не стыдясь, учить не скупясь.[3365]

Всякий повод для лени есть повод для греха.[3366]

Добытое трудом с радостью и принимается и сохраняется, а что получено без труда, то быстро исчезает.

Не говори мне: «У меня знаменитые прадеды и отцы»– верный закон каждому повелевает своею жизнью хвалиться.

Доброе деяние никогда не пропадает втуне. Тот, кто сеет учтивость, пожинает дружбу; тот, кто насаждает доброту, собирает урожай любви; благодать, излившаяся на благодарную душу, никогда не бывала бесплодной, и благодарность обыкновенно приносит вознаграждение.

Хлеб, который ты хранишь в своих закромах, принадлежит голодному; плащ, лежащий в твоем сундуке, принадлежит нагому; золото, что зарыл ты в земле, принадлежит бедняку.

Целомудрие в старости – не целомудрие, но немощь бессилия: мертвец не венчается.

Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся.

Не слова вызывают боль, но нас оскорбившая наглость и надменность.

Трем лицам пакостит клеветник: оклеветанному, слушающему и самому себе.

Насильное обучение не может быть твердым, но то, что с радостью и весельем входит, крепко западает в души внимающим.

Когда веселится сердце, расцветает лицо.

Глупые богаты скорее сном, чем богатством.

Сверх меры подобает спать мертвым, а не живым.

Злой не видит, что является злом.

Опечалил ли кто тебя – не печалься, ибо ему уподобишься. Ведь никто не исцеляет злом зла, но добром зло.

Григорий Богослов (Григорий Назианзин)

(ок. 329 – 390 гг.)

христианский греческий писатель,

поэт и оратор

[О недостойных пастырях – своих современниках:] С неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и прежде, нежели сделались достойными приступить к священству, врываются в святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета.[3367]

Все, что делается недобровольно, кроме того, что оно насильственно и не похвально, еще и не прочно.[3368]

Мы храбры против самих себя и искусны ко вреду своего здравия.[3369]

Одни привыкли пренебрегать вразумлениями, сделанными наедине, но приходят в чувство, если укорять их при многих; другие же при гласности обличений теряют стыд, но их смиряет тайный выговор.[3370]

Для ходящего по высоко натянутому канату не безопасно уклоняться в стороны, и малое, по-видимому, уклонение влечет за собою большее, безопасность же его зависит от равновесия.[3371]

Все мы благочестивы единственно потому, что осуждаем нечестие других.[3372]

Простота неосторожна; человеколюбие не без слабостей; и кто далек от зла, тот всего менее подозревает зло.[3373]

Мы ловим грехи друг друга не для тою, чтобы оплакивать их, но чтобы пересудить, не для того, чтобы уврачевать, но чтобы еще уязвить, и раны ближнего иметь оправданием собственных своих недостатков.[3374]

Истинно богомудрые и боголюбивые (…) любят общение с добром ради самого добра, не ради почестей, уготованных за гробом. Ибо это уже вторая степень похвальной жизни – делать что-либо из награды воздаяния; и третья – избегать зла по страху наказания.[3375]

Тайна спасения – для желающих, а не для насильствуемых.[3376]

Все мы бедны и имеем нужду в благодати Божией, хотя и кажется один превосходнее другого, когда измеряем людей малыми мерами.[3377]

Если бы кто у нас спросил: что мы чувствуем и чему поклоняемся? – Ответ готов: мы чтим любовь. (…) Почему же мы – чтители любви – так ненавиствуем и сами ненавидимы? Почему мы – чтители мира – немилосердно и непримиримо враждуем? Почему мы – основанные на камне – зыблемся, утвержденные на краеугольном камне – распадаемся, призванные в свете – омрачаемся?[3378]

Разве есть определенное местом отечество у меня, для которого отечество везде и нигде?[3379]

Божество необходимо будет ограничено, если Оно постигнется мыслью. Ибо и понятие [постижение] есть вид ограничения.[3380]

Слово о Боге чем совершеннее, тем непостижимее; ведет к большему числу возражений и самых трудных решений.[3381]

Говорить о Боге – великое дело; но гораздо большее – очищать себя для Бога (…). Учить – дело великое, но учиться – дело безопасное.[3382]

Мужья были законодателями; поэтому и закон обращен против жен.[3383]

Всякий грех есть смерть души.[3384]

Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть; ибо слова: «был и будет» означают деления нашего времени и свойственны естеству преходящему; а Сущий – всегда.[3385]

Смерть [установлена] – в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным.[3386]

Закон мученичества таков, чтобы как, щадя гонителей и немощных, не выходить на подвиг самовольно, так, вышедши, не отступать; потому что первое есть дерзость, а последнее – малодушие.[3387]

Не должно унижать ученость, как рассуждают о сем некоторые [христиане]; а напротив того, надобно признать глупыми и невеждами тех, которые, держась такого мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве.[3388]

Те, которые преуспели или в делах, оставив слово [красноречие], или в слове, оставив дела, ничем, как мне кажется, не отличаются от одноглазых, которые терпят большой ущерб, когда сами смотрят, и еще больший стыд, когда на них смотрят.[3389]

Мысль, не высказывающая себя словом, есть движение оцепеневшего.[3390]

Как пламень по истреблении им вещества не сохраняется, но угасает вместе с тем, что горело, так и страсть сия [плотская] не продолжается после того, как увянет воспламенившее ее.[3391]

Легче заимствовать порок, нежели передать добродетель.[3392]

Учение есть пища и для питающего.[3393]

Бог творит все как хочет, а человек – как может.

Безумен, кто в богатстве забудет друга.

Злой человек и в богатстве живет неправедно.

Нам вверен был рай, чтоб насладиться; нам дана была заповедь, чтобы, сохранив ее, заслужить славу, – дана не потому, что Бог не знал будущего, но потому, что Он постановил закон свободы. Мы обольщены, потому что возбудили зависть; пали, потому что преступили закон; постились, потому что не соблюли поста (…). Мы возымели нужду в Боге, воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить. С Ним умерли мы, чтобы очиститься; с Ним воскресли, потому что с Ним умерли.[3394]

Старайся всякому делать добро, а не себе одному.

Не красота всякой женщины – золото, но ум и молчание.

Праведная жена – богатство дому и спасенье мужу.

Дурная жена в дому подобна злой вьюге.

Добрая жена любит труд и спасает от зла.

Пугливый муж пугливые мысли имеет.

Мудрым решения ночью приходят.

Мужу, в беду попавшему, не сотвори зла – и тебя не постигнет зло.

Никто о себе не скажет: я злодей.

Лучше смолчать, чем худое молвить.

Говорящий плохое – всегда в убытке.

Изрекать могут многие – понимают не все.

Одного невозможно избыть человеку: стремленья к женщине.

Ссоры любящих длятся недолго.

Не суди по виду, суди по делам.

Не сыскать ни одной жизни, без печали прошедшей.

Многих, творящих зло, оправдает их чин.

Беседы, долго идущие, пожирают жизнь.