Большой пробой - Александр Тюрин

Лаборант Андрей оснастил ухо стаканом и приложил к стене, за которой функционировала сауна для начальства.

Смешанный контингент мух и собак был еще не кормлен, не поен, но Воробьева это мало трогало.

– Хочешь, не хочешь, а придется подслушивать… Не стойте в стороне, товарищ Торн, про вас, между прочим, говорят. Сам Веревкин гудит. Мол, Торн недолеченный. Поэтому он вслед за алкоголиком Крюкоу ищет в пучках какой-то смысл. Эти два анимиста поклоняются пучкам, как праотцам всех вещей. Вон, Крюкоу кочегарит в их честь, пока не падает мордой вниз.

– Или в носу ковыряешься, засунув руку по локоть, или вот, подслушиваешь, – уныло промямлил Торн, – занялся бы чем-нибудь.

– Оставьте ваши рабовладельческие замашки. Меньше сотни не дадут, дальше Торна не пошлют. Не мешайте шпионить на благо общего дела. Эй, собака, прекрати скулить, а не то укушу. А вы действительно верите, что праотцы сюда к нам лезут?

– А может, уже отсюда. Представь себе мужика, который, вытирая лицо, выходит из комнаты, где полным-полно трупаков, и говорит: «Даже не знаю, как так получилось».

– Я вас понимаю, несмотря на разницу в зарплате.

Для Торна приближалось время культурного досуга, о котором Воробьев лишь догадывался. То есть, лаборант и другие посторонние знали о группе здоровья при институте для ослабленных сотрудников, дабы те не совсем зачахли и не запахли, что в ней десяток бледных немочей, что староста группы самый слабый (физически) ученый, доктор разных наук Макаров, он же заместитель Веревкина. Но, конечно, прыткий Воробьев пытался пронюхать и об остальном.

Торн отправился в разминочный комплекс. Побурлил в бассейне два по сто баттерфляем, позанимался кик-боксом. Авто-спарринг пару раз сбил Торна с катушек. Уж лучше робот, чем твой сослуживец, вроде стокилограммового Ливнева. Торн съел рвотное, слабительное и через пять минут закончил упражнения. Приладил экипировку, получил доведенную до кондиции машину. На «оздоровление» члены группы шастали поодиночке. Даже двоих ведьмаки засекали издалека и прятались в глубокую нору.

Торн остановил машину у речного порта. Ведьмаки с необъяснимой любовью относились к реке. Кроме того, там было где бомжевать по позабытым-позаброшенным пакгаузам. Однако, и вредность их там удваивалась. Один перспективный работник Биоэнергетического проекта вернулся с прогулки на речку утопленником.

В порт Дмитрий Федорович вошел через автомобильный въезд. Охранник-устрица глубоко влез в раковину будки, опасаясь лихих людей. Истеричный ветер носил водяную взвесь туда-сюда. Прожектора выхватывали из возбужденного воздуха портреты монстров. Не сразу угадывался кран или мачта. Чутье и индикатор пропели дуэтом. Асмоновый пес пошел вдоль вектора. Ему плевать было на Торна, который старался не отстать, переходя с кросса на барьерный бег и альпинизм. Когда на пути возник железнодорожный состав, Торн почти не обратил пристального внимания. Подпрыгнул чуть криво, с нелюбимой толчковой, звякнул наколенниками, но удержался на платформе. А когда соскочил, из ниоткуда рванула грубая масса, прямо на него. Квазиконечности успели крутануться назад. Уцепившись за край платформы, они подкинули Дмитрия Федоровича, как акробата. Мембранист легко взмыл и шлепнулся обратно на платформу, зазвучав, как котлетка, падающая на сковородку. Откатился, заняв огневую позицию, поводил эхолокатором. Погрузчик без ездока грустно стоял неподалеку и ничего плохого не делал из-за полной неспособности. Померещилось, как говорили в древности. Торн промокнул лоб и сглотнул слюну. Ничего особенного, смотри «Справочник мембраниста-прикладника», ДСП. Первая стадия мембранной атаки, его пси-мембрана окольцована вражеской дезинформацией, каналы потчуются всяким фуфлом. Но этим его разве остановишь, этим его только раззадоришь.

Торн разорвал финишную ленточку у складских ворот. Асмоновый пес махнул хвостиком, просочился в щель и был таков. Здесь уже Торн не сплоховал. Влил в скважину амбарного замка пасту «Радость», которая опухла и разнесла замок в клочья. У входа Торн щедрой рукой сеятеля раскидал шарики-крикуны. Если паскуда полезет здесь, то они завизжат так, что черти попросят прощения за плохое поведение. Рубильника он не нашел, пришлось в темноте охотиться, но с эхолокатором еще надежнее, аппарат – это вам не глаз. Склад был стеллажным. Стояло там два шкафа-махины с кипами хлопка на полках, а за потолок уцепился телескопический кран с захватом-клешней. Торн локационно принюхался и ущучил: в углу обычная куча тряпья необычно шевелится. Он подскочил, выхватывая плевалку ковбойским жестом, дескать, сдавайся, гад, а то как вмажу. Тряпье испугалось и вспорхнуло, тряпье закружилось, потянулось к югу и исчезло в стене.

У стены спокойно и безжизненно лежала драная мешковина. По спине не мурашки, таракашки пробежали табуном. Все по плану, правда, не по моему, утешил себя Торн. Стадия вторая мембранной атаки, защита пробита, в узлы впрыснуты, как яд, ложные установки. И поступившие сведения о среде, сбрендившими узлами перемешиваются и перетряхиваются, будто он собирается живописью «сюр» заняться.

Выходи, стервец. Где ты, змей? Не дает ответа. Удрал уже, наверное, пока он тут в его выделениях барахтается. Если перейти на галоп, засвистеть карающей шашкой, то можно еще догнать и располовинить мерзкое создание. Небось, к потолку не прилипнешь, и кран за уши не схватит. Чуть погодя выяснилось, что Дмитрий Федорович рано замахал шашкой, а вот сны-кошмары получили путевку в жизнь. Мостовая часть крана поехала потихоньку. Словно невзначай, якобы прогуливаясь. И даже остановилась под его взглядом, вроде бы смущаясь. Торн совершенно неожиданно представил координатную сетку, и там себя, в виде смешного пузатого человечка. И даже чуток поигрался с ним, как бы сбросил тюки здесь и так, вот пузатенький и накрыт, только пятнышко от него осталось. Торн, не обращая внимания на дурную мысленную игру, двинулся в путь. И тут кипа легла в то место, куда Дмитрий Федорович едва не дошел. А потом и туда, откуда он только что ушел. Торн отшатнулся, съеживаясь морально и материально, а кипы запрыгали по проходу, как два кенгуру, муж и жена. Что за стадия, видение или нет? Кипа обрушилась рядом с носом и, подпрыгивая, немного задела его, можно сказать, дружески скользнула. Но Дмитрий Федорович летел, подкручиваясь, как теннисный мячик. Он ощутил чувство полета. И чувство падения изведал.

Получается – не только видение. Блин, налицо третья стадия мембранной борьбы. Когда себе делаешь хуже. Есть пробой, вползает чужая голова, чужой психоцентр и начинает пользоваться его приблизительными способностями и дурными наклонностями по всей оси великой. Теперь можно «Справочник» отложить.