Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

леспромхоза, где работал муж, она еще не доехала и там уж, несомненно, будет настоящая медвежья глушь.

Андрюшку в чайной больше всего поразил жарко начищенный трехведерный самовар, уютно мурлыкающий на стойке в буфете. Наследник не спускал с самовара глаз, и Софье пришлось даже пересесть на другое место, чтобы не закрывать от сына медного великана.

Озябший мастер с шофером решили погреться спиртом; они заказали и на долю спутницы.

– Что вы? – испугалась Софья. – Я не пью.

– Выпейте, – дружелюбно сказал мастер, пуская в ход всю свою милую Софьиному сердцу военную вежливость. – На севере, да еще в дороге, – это самая первая необходимость.

– Так точно, – подтвердил шофер.

Софья поняла, что вежливый мастер с шофером от нее не отступятся. К их спору уже начали прислушиваться, и, боясь прослыть ломакой, Софья решилась.

– Сделайте, чтоб не очень крепко, – сдаваясь, шепотом попросила она, зажмурилась, залпом выпила сильно разбавленный потеплевший спирт и закашлялась, все еще не решаясь открыть глаза.

Андрюшка засмеялся и протянул ручонку к стакану.

– Правильный мужик растет! – одобрил шофер.

Принесли чай – крепко заваренный, обжигающий. Мастер, просвещая Софью, сказал, что чай на севере – вторая необходимость, и шофер снова подтвердил:

– Так точно.

Погода за окном стала портиться. Подул ветер, завихрилась поземка. Софья забеспокоилась: еще в гостинице она наслушалась разговоров о пассажирах, которые из-за непогоды по неделе задерживались в пути. Но шофер уверил ее, что сегодня же доставит в Сижму, и подсел к водителю соседней машины. Коллеги угостили друг друга папиросами, хотя Софья хорошо видела, что папиросы у обоих одинаковые – «Беломор», потом поговорили о подшипниках, аккумуляторах и зарплате и решили продолжать путь совместно, чтобы выручить друг друга, если кто-нибудь застрянет.

Софья с Андрюшкой снова села в кабину, мастер храбро полез в кузов. Грузовики тронулись один за другим. На открытых местах поземка уже успела замести дорогу. Колеса буксовали в сыпучем, сухом снегу. Шоферам приходилось частенько выпрыгивать из кабин, лопатами откидывать от колес наметенный снег.

Был ли тому причиной выпитый спирт или ожидание скорой встречи с Геннадием, но только на Софью вдруг напала болтливость, и она принялась очень искусно, как ей казалось, выпытывать истинное мнение шофера о ее муже. Выяснилось, что шофер по работе с инженером Костроминым лично не сталкивался, однако слышал от дружков-трактористов, будто новый инженер – человек ничего себе, насчет знаний подкованный, но крутовато берет на поворотах. Софья собралась было уточнять, в чем именно крутоват Геннадий, а потом подумала: есть что-то нечестное в ее расспросах – и замолчала.

С северо-востока надвигалась темная снеговая туча. Она густела на глазах, ширилась и вскоре захватила полнеба. Убегая от тучи, солнце на юго-западе заспешило к закату. Тени от деревьев, удлиняясь, пошли в наступление на дорогу. Раньше они едва достигали левой обочины, а теперь дотянулись до середины дороги, потом покрыли неровными зубцами правую обочину, поползли дальше, к освещенной косым солнцем медной стене сосен, переломились на стволах первого ряда, зарябили на задних стволах, карабкаясь все выше и выше.

Заметно потеплело, воздух стал сырым и пресным, как бывает перед снегопадом.

Выехали на вершину пригорка, и глазу открылся поселок, прильнувший к излучине застывшей реки. От середины излучины стрелой рванулась стремительная серебряная полоска узкоколейной железной дороги, вонзаясь в чащобу близкого леса.

– Вот и Сижма, – сказал шофер. – Прошу любить и жаловать!

2

Поселок поразил Софью обилием громкоговорителей. Черные тюльпаны громкоговорителей пышно цвели на столбах посреди улицы, в застрехах крыш, на крылечках домов.

Грузовик остановился перед двухэтажным зданием конторы леспромхоза, и не успела Софья выйти из кабины, как, словно по сигналу, густо посыпал снег. Софья увидела в окнах конторы любопытные лица. Ее рассматривали – ведь она была женой главного инженера леспромхоза!

Заслышав за спиной торопливые шаги, Софья радостно обернулась, думая, что это спешит муж, но вместо Геннадия увидела румяного незнакомца в шлеме летчика и длинной кавалерийской шинели.

– Комендант Звездочкин! – отрекомендовался он, приложил трехпалую рукавицу к шлему и стукнул каблуками красных калош, надетых на горские ноговицы. – Приказано вас встретить. Товарищ Костромин сейчас в отъезде… Это весь ваш багаж? Прошу за мной.

Путаясь в длиннополой шинели, комендант Звездочкин ринулся вперед, шагая в такт маршевой музыке громкоговорителей. Софья с Андрюшкой на руках еле поспевала за ним. К счастью, бурный марш сменился ленивым вальсом, и красные калоши коменданта, замедлив бег, с неуклюжей грацией поплыли в снежном вихре. Софья вслед за Звездочкиным вошла в новый дом со светлыми, еще не успевшими почернеть бревенчатыми стенами. Бравый комендант остановился перед дверью и зачем-то потрогал висячий замок, хотя и так было видно, что дверь заперта.

– Постойте минутку, я найду уборщицу: ключ у нее.

Комендантская минутка растянулась на добрых четверть часа. Софья одиноко стояла в сенях и злилась на мужа: уж если сам не мог встретить, так хотя бы дверь не запирал. И все время ей казалось, что кто-то пристально ее рассматривает. Софья досадливо обернулась. Дверь на противоположной стороне сенец была чуть приоткрыта, в щели невысоко над полом сверкал детский глаз – черный и любопытный. Потом глаз исчез, босые ноги зашлепали за чужой дверью, послышались невнятные голоса, и на пороге появилась невысокая дородная женщина в летнем платье с короткими рукавами.

– Зайдите к нам, а то с этим Звездочкиным вы намучаетесь… Заходите, заходите. По-соседски.

Она гостеприимно распахнула дверь, и Софья вошла в большую, жарко натопленную комнату с празднично чистым полом. У окна сидела девочка лет двенадцати и штопала мужской носок. Три маленькие девочки в одинаковых пестреньких платьицах стояли посреди комнаты и жгли Софью черными угольками глаз. Угадать, которая из них подсматривала за ней, было никак невозможно, но Софья решила, что это делала средняя: ее рожица была самой плутоватой. Три девочки разом пропищали:

– Здрасте!

Старшая, у окна, молча кивнула головой.

– Дочка? – поинтересовалась женщина, дотрагиваясь до Андрюшкиного одеяла.

– Нет, сын! – с гордостью ответила Софья.

Хозяйка вздохнула и пожаловалась:

– A y меня все дочки! Даже перед мужем стыдно… Я жена Чеусова – директора леспромхоза… Садитесь – как вас по имени-отчеству?

Софья назвала себя.

– Меня – Степанида Макаровна… Значит, к мужу?.. Вы раздевайтесь, у нас жарко. А ребенка передайте Александре Романовне.

Софья удивленно огляделась вокруг, не понимая, о ком говорит хозяйка. Старшая девочка перекусила зубами нитку, воткнула иголку в бисерную подушечку, висевшую высоко на стене, чтоб не добрались младшие, и не спеша направилась к Софье. Степанида Макаровна пояснила:

– Когда она совсем крохотная была, муж для смеха приучил ее так себя величать. Она даже обижалась, если ее называли Сашей или Шурой. А теперь