Странник и его страна - Михаил Веллер

Я был звеньевым, я был председателем совета отряда, и старостой класса я тоже был, я был всем по очереди. И категорически невозможно сказать, чем мы занимались на своих сборах и собраниях. За все годы я помню один поход звеном в кино, и то пришли три человека. Приучение детей к партийной демагогии… смена растет!..

Но. Кто пришел в школу без галстука – писали в дневник и отправляли за галстуком домой. Хулиганы не носили галстук из принципа.

И однако!!! Было ощущение социального статуса. Приличные люди.

Не то знак качества, не то гражданская зрелость. Достойный член общества своей возрастной группы.

Лесопосадки

Убей бобра – спаси дерево!

Слова «экология» еще не существовало, но «саженец» знали все. Пионер и саженец – это как голубь и письмо, или собака и бешенство: смысловая пара. Скворечник сколотить, саженец посадить, старушку перевести.

Скворцы у нас не водились, старушки не состарились, а жили мы в степи между сопок. Первые деревья были посажены солдатами в 1945 году. Американские тополя и акации. Другое не росло.

Тут все запели: «И на Марсе будут яблони цвести!» Озеленение внесли в планы. Целину распахать, пустыню оросить, степь озеленить. Освоить, проложить и возвести. И отрапортовать к Съезду Партии.

Нас сняли с занятий и вывели на речку. У берега высилась сопка из саженцев. До горизонта уходили квадратно-гнездовые ряды колышков. Каждому вменили двадцать саженцев. Лопата на четверых, два ведра на класс, а вон то вонючее – удобрение. Скоро мы все будем отдыхать в тени лесопарка!

Мы на ходу перенимали опыт друг друга, и процесс пошел. Один продвигался по колышкам, ковыряя ямки. Ямки были минимально достаточны для втыкания в них корневой части несчастного растения. Второй бегал с грязным ведром, всыпая в ямку горсть «удобрения». Третий пихал в ямку саженец и ногой прибивал корни, чтоб не торчали наружу. Четвертый засыпал это зверство землей. Пятый плясал на холмике, трамбуя и уплотняя, чтоб мелко воткнутый предмет не выпал обратно. Шестой плескал из ведра горсть воды. Сочувствующие суетились на подхвате.

Через два часа, в поту и одышке, мы утыкали обозримое пространство серыми безнадежными прутиками.

Летом пейзаж напоминал атомную войну. Осенью местные жители повыдергали лесопарк на растопку.

Игры патриотов

Ума не приложу, почему нам запрещали играть в «зоску». Пятак или свинцовая пломба зашивалась в клочок овчиного меха, и этот самодельный волан подбрасывали ногой. Кто больше набьет, не дав упасть на пол. Почему «зоска» считалась неприличной и хулиганской? Педагогический гипноз.

«Клопик» – там понятно. Краешком пятака ты давил на самый краешек лежащей монеты, чтоб она вывернулась, подпрыгнула и перевернулась на другую сторону. Второй переворот на прежнюю сторону – и ты ее выиграл. Не перевернул – тогда очередь соперника. Азартная игра на деньги в самом мизерном, детском варианте.

Хорош был «занзибар». Человеку предлагали достать из кармана монету и положить на три пальца, сложенные щепотью кверху. Потом задумать двузначное число. Потом сказать это число играющему. В ответ играющий называл другое число, большее (а хоть и меньшее), и заключал: «Я выиграл!» И забирал монету. В «занзибар» можно было сыграть только один раз.

Случайных взрослых зрителей чрезвычайно шокировал обогащенный род чехарды. Один сгибался, остальные складывали ему на поясницу свои кепки стопочкой. И прыгали по очереди. После каждого круга прыжков согнутый разгибался немного выше. Все запоминали, кто сколько кепок сбил, прыгая врастопырку через них. Затем сбивший меньше всех кепок первым вставал на четвереньки. Остальные брали «стоятеля» за руки-ноги лицом кверху, раскачивали, как таран, и с маху били его задницей в задницу готовного на четвереньках. Тот улетал за пять метров и зарывался носом в песок. Это и было самое интересное и смешное. Каждого стукали задом в зад по числу сбитых кепок. А бывший «стоятель» работал тараном весь круг без смены. На него бросали «на морского». Когда учителя узнали, что загадочная игра «чугунная жопа» и есть это хамство, они неистовствовали.

Как о несбыточном, пацан мечтал о малопульке – малокалиберная винтовка 5,6 мм. В однозарядном варианте она стоила 16 р. 50 коп. Главное счастье – если отец возьмет на охоту. Кто умел – охота была сказочная.

И все играли в ножички. Втыкали оборотами в песок: «с пальчиков», «с зубчиков», «с локотка», «с колена». Проигравший тащил зубами колышек из песка: по нему били рукояткой ножа столько раз, на сколько ходов он отстал. Перочинный ножик и китайский фонарик с фокусируемым «в точку» лучом были имущественным цензом нормального пацана.

Феномен

Я лично видел, как обычный с виду пятиклассник мочится на потолок. Он демонстрировал этот сольный номер на большой перемене в туалете. Как всякий большой артист, он ценил свое искусство и предпочитал ссать на потолок за деньги.

Желающие увидеть чудо находили новичка и предлагали поспорить хоть на сколько копеек, что такое возможно. Артисту предъявляли новичка с деньгами, и он снисходил.

Он там чего-то делал, зажимал, изгибался, исхитрялся, напрягался, и вдруг из двух кулаков вылетала струя, как из велосипедного насоса, и оставляла пятно на потолке. Смотреть на это было совсем не так интересно, как рассказывать. Зрелищу не хватало эстетики.

Но в осадке оставалось знание о безграничности твоих возможностей.

Пионерский лагерь

В лагерь ехали, как на зону для малолетних с облегченным режимом. То есть развлечение нестрашное, срок минимальный. Тоска, но переносимая.

В учебнике английского для пятого класса был текст: «Э пайониэ кэмп». Он содержал циничную лакированную ложь. Там розовые дети патриотично цвели в стерильном мире. Текст излучал зашифрованное предостережение.

Наш лагерь имел место в живописном сосновом бору на берегу красавицы Ингоды. В голубую и быструю красавицу-Ингоду нас пустили окунуться за месяц дважды. Купальню обтянули огородной сеткой. Врачиха мерила температуру. Вода не соответствовала инструкциям далекой Москвы.

В живописном же бору мы собирали шишки. Все. Чтоб территория была чистой! Комендант лагеря, в смысле директор, был отставным замполитом. Личный состав, в смысле пионеры, должны быть заняты делом.

Дощатые бараки пахли смолистым деревом. Спальню делила пополам щелястая перегородка между полусотней мальчиков и девочек. Мы мыли полы, заправляли кровати, раздраженно вылеживали «тихий час» после обеда и дрались подушками.

Невозможно даже сообразить, чем воспитательный гений занимал нас весь день. Но чувство постоянной несвободы отравляло жизнь двадцать четыре часа в сутки. Ну, четырежды в день мы маршировали в столовую на прием пищи. Все!

Утром строились на лагерную линейку, типа полкового развода. Пионерские отряды, сформированные по принципу возраста, выбрали себе председателей. Эти председатели, спотыкаясь строевым шагом, отдавали рапорт председателю пионерской дружины, то бишь всего лагеря. Откуда взялся председатель совета дружины, никто не знал. Этого спесивого холеного подростка из старшего отряда мы видели только по утрам. Он жутко напоминал осанкой Полит бюро ЦК КПСС в детстве.

Раз в неделю проводилась баня. Мылись весь день – поотрядно. Мальчики, отряженные таскать воду и дрова, мечтали заскочить, когда моются девочки. Этими мечтами ограничивалась сексуальная жизнь.

Воспитательница и пионервожатая, вполне половозрелые молодые женщины, по очереди руководили жизнью отряда. То есть без перерыва заставляли играть, соревноваться, придумывать и петь. У них была специальная книжка: «Как отравить жизнь детям в лагере». Ну, или таков был смысл этого методического пособия. Мы ее выкрали и утопили в туалете. Директор выдал им новую.

День прополки колхозных сорняков был каторжным. Долго не подвозили воду. Вожатые курили в тени за краем. Мстительно наслаждаясь, мы пропалывали свеклу, а сорняки оставляли. Приехавший с водой колхозный бригадир застонал, как раненый дракон. Вожатых он материл классно.

На лагерь полагалось четыре мужчины: директор, физрук, баянист и завхоз. И полста женщин: вожатые, воспитательницы, поварихи и медсестры. Оздоровление носило казарменный характер: готовили к жизни.

В день турпохода лагерная колонна прошла десять километров по лесу, пообедала из привезенных бачков и вернулась обратно. На привале велели петь. Из всех песен мы мирились только с «Путь далек у нас с тобою, веселей, солдат, гляди». Уже дома родители показали областную газету: там была наша фотография, а текст гласил, что пионеры дружно захотели петь любимую пионерскую песню «Взвейтесь кострами»! Мы не знали, что журналисты такие суки, там приезжал один с фотиком, точно.